Туз в трудном положении - Джордж Мартин

Спектор подавил панику и посмотрел горбуну в глаза. Он направил свои боль и ужас через свой взгляд в человека, убившего его. Мир начал сотрясаться и расплываться. Спектор почувствовал, как вокруг него смыкается тьма, и постарался втолкнуть ее всю в горбуна. Знакомый страх заполз в Спектора. Он ощутил себя совершенно одиноким.

Темнота стала полной.

Маки попытался отвести взгляд. Глаза головы удерживали его, втягивая в черный водоворот.

Что-то растаскивало его душу на клочки. Его тело начало сотрясаться, вибрируя все сильнее и сильнее, выходя из-под контроля. Он почувствовал, что у него закипает кровь, что из всех пор сочится пар.

Он завопил.

Кожа на щеках отпиленной головы начала поджариваться и обугливаться под пальцами Маки. Вибрирующие пальцы встретились с костью, начали разваливать череп на куски, доводить жидкости в черепной коробке до кипения.

Но глаза…

Парнишка в кожанке взорвался. Сара уронила голову на руки и ощутила в волосах мокрые капли, которые останутся с ней навсегда.

Когда она снова подняла голову, от горбуна и головы на сцене остались только черно-красные испускающие пар пятна.

На мгновение все замерло.

А потом Грег растолкал укрывших его агентов Секретной службы, поднимаясь на ноги. Толпа отхлынула от сцены, словно ртуть от кончика пальца. Теперь она прихлынула обратно с ревом, который никак не стихал.

Все. Теперь он – президент. Победа ему обеспечена. И гибель его убийцы-туза не утешала ее. Президенту Грегу Хартманну не нужен психопат-немец: он и так справится со всеми своими противниками.

Если до этого дойдет дело. Стил намекал, что Советы скорее нанесут первый удар, чем допустят инаугурацию Хартманна.

Ее голова казалась непомерно тяжелой. Она опустила ее и позволила горю излиться безнадежными слезами.

Джек отбрасывал людей с дороги, пока не нашел Тахиона. Подняв хрупкую фигурку, он для надежности спрятал его у себя под мышкой. Загремели выстрелы, паникующая толпа ускорилась. На сцене творилось что-то непонятное, но кровавое. Джеку ни черта не видно было.

Джек пробивался сквозь толпу, заставляя ее расступиться, словно воды Красного моря. Наконец они с Тахионом оказались прямо перед внушительной белой сценой, но с этой низко расположенной точки ничего не видели.

Похоже, что бы там ни происходило, но это закончилось. Грег Хартманн поднялся из толпы агентов и, отряхиваясь, неуверенно направился к микрофонам.

– Черт! – сказал Джек. – Мы опоздали.

В зале по-прежнему кричали и вопили. Паника не закончилась: многие продолжали бежать к выходам или взирали на сцену, застыв от ужаса.

Тем не менее у Грега почему-то создалось ощущение тишины, застывшего мгновения словно на фотоснимке. Он слышал собственное дыхание: оно казалось ему невероятно громким, он очень хорошо ощущал прикосновения агентов Секретной службы, стоящих по обе его стороны. Он видел, как со сцены уводят Джесси Джексона, видел Эллен, отгороженную стеной охранников, почетных гостей, лежащих на полу, или стоящих спрятав лица в ладони, или слепо убегающих со сцены.

Крови было невообразимо много.

И странная гулкая тишина в голове.

«Кукольник?»

Ответа не было.

«Кукольник!» – позвал он снова.

Молчание. Только молчание.

Грег сделал судорожный вдох. Он позволил поставить себя на ноги и оттолкнул мешающие руки, пытавшиеся утянуть его со сцены.

– Сенатор, пожалуйста…

Грег качнул головой.

– Я в порядке. Все закончилось.

Было совершенно ясно, что теперь надо сделать. Ему проложили дорогу. Это был подарок. Кукольник исчез, и эта потеря ощущалась так, словно с него сняли какой-то громадный, мрачный груз – груз, которого все это время он даже не замечал. Грегу было хорошо. Его окружали убитые и искалеченные, и все же…

Потом. Потом мы все выясним.

Он одернул пиджак, поправил галстук. Он мысленно выстраивал слова, уже хорошо зная, что именно скажет. Прошу вас. Прошу вас, сохраняйте спокойствие. Вот что бывает, когда зависти и ненависти позволяют разрастись. Вот первые плоды, которые мы пожинаем, посеяв предубеждения и невежество. Вот тот мрачный пир, который нас ждет всякий раз, когда мы отвернемся от страданий.

Слова, которые спасут президентство от крушения. Мужественный Хартманн, хладнокровный Хартманн, сострадательный Хартманн. Хартманн в глазах нации: успокаивающий умелый лидер в центре кризиса.

Грег шагнул к микрофонам. Он посмотрел в толпу и поднял руки.

Левой рукой Тахион обнимал Джека за шею. Правая была прижата к его груди. Кровь окрашивала бинты у ампутированного конца. Боль от сломанных ребер и руки была настолько сильной, что он не мог поднять голову от плеча Джека. Мощный туз держал его на руках.

Джек вернулся на свое место в делегации от Калифорнии. В зале пахло как на бойне: кондиционерам не удавалось устранить тошнотворно сладкую вонь крови. Острый запах пороха все еще висел в воздухе, как и вонь от дерьма из расслабившихся сфинктеров убитых. Казалось, весь съезд находится в шоке.

Джеймс Спектор мертв.

Горбатый убийца мертв. Однако Хартманн остался.

Тахион кусал нижнюю губу.

Кандидат вырвался от цепляющихся за него агентов Секретной службы. Высоко поднятая голова, расправленные плечи и руки, вскинутые в благословляющем жесте, жесте, призывающем к спокойствию и умиротворению.

Он шагнул к микрофону.

И в это мгновение Тахион понял, что ему надо сделать. Грег заговорил, выискивая взглядом оставшихся на местах людей и обращаясь к ним.

– Прошу вас, – произнес он спокойным властным голосом.

И тут…

…Тахион забрался ему в голову. Мощное, упрямое присутствие инопланетянина скрутило слабо сопротивляющуюся личность Грега и, оттолкнув на задний план, вышло вперед, несмотря на отчаянное и безрезультатное сопротивление Грега.

– Прошу вас, успокойтесь… Эй, заткните хлебала и слушайте меня! – выкрикнул его голос без участия его воли, гулко разносясь по залу. Он увидел себя на одном из больших мониторов, установленных высоко над залом: оказалось, что он улыбается – улыбается той маслянистой, отработанной специально для предвыборной кампании улыбкой, словно ничего не случилось. – Ой, я, кажется, немного перегнул палку?

Он с ужасом понял, что хихикает, словно нашкодивший мальчишка. Грег попытался подавить смех, но Тахион был слишком силен. Словно кукла чревовещателя, он произносил чужие слова.

– Но вы ведь заткнулись, правда? Так-то лучше. Эй, я спокоен. Давайте все успокоимся. Я в кризисной ситуации не паникую, это не по мне. Нет уж. Ваш будущий президент не паникует. Не-а.

В зале давка на выходе прекратилась. Делегаты потрясенно взирали на него. Его непринужденные веселые слова казались более пугающими и отвратительными, чем любая истерика. На фоне рыданий и стонов он услышал, как Конни Чанг из VIP-ложи кричит в микрофон: