Путь в Европу - Сборник статей

Игорь Клямкин: Итак, люди больше всего доверяют президенту, растет доверие к местному самоуправлению, а парламенту и правительству не доверяют. Судя по тому, что мы услышали во время обсуждения экономических проблем, не пользуется авторитетом и ваша судебная система?

Йонко Грозев:

Не пользуется. Судам и прокуратуре у нас доверяют меньше 20% людей. Поначалу нам казалось, что Конституция 1991 года обеспечит создание эффективной системы с независимыми прокурорами, следователями и судьями, исключив какое-либо политическое давление на них. Но этого не получилось.

Потом мы думали, что изменения произойдут в результате тех институциональных коррекций, которые были осуществлены во время подготовки к вступлению в Евросоюз под воздействием Европейского суда и Страсбургского суда по правам человека. И многое с тех пор действительно улучшилось. Но политическое влияние на суды остается фактом и по сей день.

Дело в том, что институциональные интересы судебной системы и работающих в ней людей понуждают судей налаживать теневые контакты с политиками. В результате на месте прежней односторонней зависимости судов от политической власти возникла зависимость обоюдная, причем на поверхности она себя почти не обнаруживает. Политическое влияние существует, но откуда именно оно идет, определить, как правило, почти невозможно.

Игорь Клямкин: Вы сказали, что судьи и прокуроры, руководствуясь своими частными интересами, ищут контакты с политиками и государственными чиновниками, т. е. добровольно ставят себя в зависимое положение. В чем причина такого поведения? Может быть, дело в низкой оплате труда? Или в слабости материальной базы судебной системы?

Йонко Грозев:

До 1999 года, когда зарплаты следователей, прокуроров и судей действительно были небольшие, многим казалось, что все дело именно в этом. Но потом зарплаты существенно увеличились, что на положении дел почти никак не сказалось. И тогда стало ясно, что корень проблемы надо искать совсем в другой плоскости.

Корень проблемы в том, что судебная система, став независимой, за свои решения ни перед кем не отвечает. Независимость стала синонимом полной бесконтрольности. А бесконтрольность порождает коррупцию, порождает ту практику взаимовыгодных теневых связей с политиками и чиновниками, о которой я говорил.

Но тем самым выводится из-под действия закона и коррупция в среде самих политиков и чиновников. Ведь прокуратура, скажем, может возбудить против кого-то уголовное дело, но может и не возбуждать. И призвать ее к ответу за сокрытие правонарушений некому…

Игорь Клямкин:

В этой своего рода «ловушке независимости» судей и прокуроров оказались, насколько могу судить, все посткоммунистические страны, с представителями которых мы встречались. Но раз уж речь зашла о коррупции в среде политиков и чиновников, то в чем она у вас проявляется?

Коллеги из других стран подчеркивали в ходе наших бесед, что ничего похожего на российское обирание бизнеса бюрократией у них не наблюдается, что коррупция в этих странах имеет место главным образом при распределении бюджетных ресурсов. Иными словами, болезненная для нас проблема сращивания власти и бизнеса в новых странах Евросоюза проблемой не является, ее там попросту не существует. А как обстоит дело в Болгарии?

Йонко Грозев: В Болгарии ее тоже не существует.

Иван Крастев: Такие, как в России, наезды бюрократии на предпринимателей в Болгарии невозможны. Тем более невозможно представить себе, чтобы государство могло произвольно уничтожить какой-то бизнес или способствовать его захвату другим собственником.

Георгий Сатаров: А как насчет гаишников?

Иван Крастев: И насчет гаишников все в порядке. Того, чем озабочены ваши автомобилисты, в Болгарии нет.

Йонко Грозев: Но проблема чиновничьей коррупции тем не менее существует, причем проблема очень острая. И она, как и в других посткоммунистических странах, вошедших в Евросоюз, тоже связана с распределением бюджетных средств. Равно как и средств, выделяемых Евросоюзом. [9]

Игорь Клямкин: Не совсем понятно: ведь деньги ЕС выделяются только на конкретные проекты с согласия Брюсселя и под его контролем…

Йонко Грозев:

Но эти деньги проходят через правительство. И вполне мыслима такая, например, ситуация. Вы выигрываете тендер на какой-то проект, вы готовы принять на себя оговоренную долю расходов по его финансированию и ждете поступления денег ЕС (ведь проект-то совместный!). Ждете месяц, другой, ждете полгода, а денег все нет. И вы понимаете: чтобы они до вас дошли, нужно еще «отблагодарить» соответствующего чиновника.

Это не гипотетическая ситуация, а вполне реальная. Были у нас такие случаи, которые широко комментировались, но ни один чиновник в результате не пострадал. Потому что подобные «задержки» всегда можно обосновать «объективными причинами».

Иван Крастев: Есть и другие коррупционные зоны. Существуют, например, злоупотребления при выдаче государственных лицензий на право теле– и радиовещания. Равно как и при выдаче лицензий на другие виды предпринимательской деятельности. Но все же наибольшие возможности для коррупции открываются в тех случаях, когда государство так или иначе участвует в финансировании каких-то проектов.

Евгений Ясин:

У меня вопрос более общего порядка. В свое время я получил материалы из Румынии, из которых следовало, что коррупцию там победили, что все требования на этот счет, выдвигавшиеся в качестве условий принятия Румынии в Евросоюз, она выполнила. Комиссии из Брюсселя такой вывод подтверждали: да, налицо большие успехи в борьбе с коррупцией, да, Румынию можно принимать в ЕС. Однако мой аспирант, который специально изучал все эти материалы, пришел к другому выводу. Он пришел к выводу, что за формальными показателями, свидетельствующими вроде бы о победе над коррупцией, скрывается практика, свидетельствующая о мнимости этой победы.

В Болгарии, раз ее приняли в Евросоюз, с формальными показателями тоже, наверное, все было как надо. Но можно ли на основании таких показателей судить о реальной картине того, что происходит в жизни?

Иван Крастев:

Я думаю, что борьба с коррупцией в посткоммунистических государствах чем-то напоминает борьбу с буржуазными пережитками при коммунистах. Определяется, что это такое, т. е. с чем надлежит бороться, выдвигаются какие-то критерии, на основании которых судят об успехах в борьбе или отсутствии таковых.

Понятно, что прежде всего эти критерии используются для оценки законодательства. Есть нормативные представления о том, каким оно должно быть, и, соответственно, о том, что в нем надо изменить, если оно установленным нормам не соответствует.