Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

под арестом. Впрочем, мысль об аресте даже не приходила ему в голову. Вины за ним не было, документы и в Москве у него неоднократно проверяли, задерживая в отделениях милиции, иногда на день – два, а иногда на пару часов всего.

Зайдя в райотдел, милиционеры сдали Ивана Петровича дежурному, который препроводил его в камеру и запер дверь, даже не обыскивая.

– А как же выяснение личности? – спросил удивленно Иван Петрович дежурного.

– Завтра и личность будут устанавливать и допросят – всё завтра: так начальник приказал и вообще, не милиция будет вами заниматься, а госбезопасность, мое дело запереть вас в камере, – ответил дежурный и ушёл, позвякивая ключами от камер.

Иван Петрович растерянно присел на край топчана, стоявшего у стены. Дело принимало плохой оборот. Гэбешники – это не милиция, церемониться не будут, тем более, что в стране разворачивается кампания по борьбе с врагами народа, о чем он знал из газет. Могут и ему припомнить службу у Колчака, хотя и по принуждению, но служил целых полгода и был ранен.

Он прилёг на топчан, тщетно пытаясь найти объяснение своему аресту, но ничего не получалось. Именно в этом и заключался замысел Вальцмана: пусть задержанный помучается в неведении до утра, тогда утром будет проще вести допрос и добиться признания.

Вечером дежурный принёс арестанту кружку чая и ломоть хлеба – вся еда, поскольку ни кухни, ни повара в райотделе не было, а Иван Петрович являлся единственным узником, которого надо кормить.

Иван Петрович поел, оправился в ведро, служившее в камере парашей, снова лёг и долго не мог заснуть, мучаясь на досках топчана в тяжелых раздумьях о своей судьбе и сожалея, что, не догадался одеть пиджак, которым сейчас бы прикрывался, поскольку ночью от стен камеры, тянуло холодом и сыростью несмотря на жаркие дни.

Утром кормёжка повторилась, а спустя пару часов послышалось звяканье ключей, дверь отворилась, вошел конвоир и повел Ивана Петровича в кабинет оперуполномоченного.

Борух Вальцман сидел, развалившись на стуле, когда конвоир ввел Ивана Петровича в его кабинет. Районное управление ГБ состояло из трех человек: Вальцмана, его помощника и секретарши, а для оперативной работы и следствия Вальцман был вправе привлекать милиционеров, даже не спрашивая согласия начальника райотдела милиции. Впрочем, и в райотделе было всего одиннадцать человек, включая четырёх командиров. Еще шесть человек были участковыми в крупных селах по району – вот и вся милиция и ГБ на район, в котором проживало 50 тысяч человек населения.

Увидев вошедшего, Вальцман встал, оправил гимнастерку, застегнул пуговицы до воротничка, подчеркивая официальность, сел и, предложив сесть Ивану Петровичу на стул у стенки, стал внимательно рассматривать арестованного.

Перед ним сидел мужчина на склоне лет, видимо прошедший через годы мытарств и лишений, а потому смотревший на него с усталым равнодушием.

– Да, нелегко будет сделать из этого усталого человека врага народа, – подумал Борух Гиршевич и приступил к допросу без протокола.

– Я, оперуполномоченный госбезопасности по району – Вальцман, а вы гражданин Домов Иван Петрович? – спросил он.

– Да, вот моя справка лишенца прав, – ответил Иван Петрович и достал из кармана брюк справку, которую захватил из дома. Такие справки выдавались вместо паспортов лишенным прав бывшим офицерам, служащим, уголовникам и прочим чуждым советской власти классовым элементам.

Правда все крестьяне и многие горожане тоже не имели паспортов и жили спокойно, получая, при необходимости поездки куда – либо аналогичные справки в милиции. Однако, в их справках не указывалось о лишении прав. Это лишение означало, что данный человек не может голосовать при выборах органов власти, занимать руководящие должности, служить в армии или в милиции и прочее.

Вальцман внимательно просмотрел справку, отложил её на край стола и продолжил: – Нам поступил сигнал, что вы, бывший белый офицер, прибыли сюда по заданию своей организации, чтобы проводить враждебную деятельность и организовать восстание в районе. Советую чистосердечно раскаяться и признаться, что смягчит вашу вину.

Иван Петрович опешил от слов Вальцмана. – Значит, милиционеры пришли не случайно, а по доносу. Но кто и зачем мог донести на него?

И тут он вспомнил случайную встречу на улице с соседом Тумановым, с которым входил в состав уездного комитета в восемнадцатом году. Этот Туманов, со слов жены Анны, пытался ухаживать за ней, чтобы породниться с купеческой семьей Щепанских, но Анна отвергла его притязания и уехала в Омск, где встретила Ивана Петровича и вышла на него замуж.

Венчались они в местном храме, что был за рекой и потом, бывая в городке у жены, Иван Петрович, встречаясь на улице с соседом Тумановым, не раз ловил на себе его злобные взгляды.

Вот и недавно, когда Иван Петрович вёз на телеге кадушку с водой из колодца, он встретил Туманова, с трудом признав в этом плешивом человеке, того энергичного солдата, что устанавливал власть Советов, здесь в уездном городке и принадлежал к большевикам, в отличие от эсеров, к которым относился Иван Петрович. Туманов видимо тоже признал Ивана Петровича, поскольку проводил его злобным взглядом и, проходя мимо, смачно сплюнул в сторону.

– Уж не Генка ли Туманов, дал вам сигнал о моей появлении здесь? – спросил Иван Петрович Вальцмана, и потому, как дернулась у того щека, понял, что попал в точку.

– Вопросы здесь задаю я, а вам следует отвечать и говорить правду, – буркнул Вальцман, обдумывая как ему поступить дальше.

–Этот Домов твердый орешек, расколоть его и подвести под врага народа будет непросто, но я это сделаю, – подумал оперуполномоченный и продолжил допрос.

– Когда вы приехали сюда?

– Три недели назад, наверно сохранился мой билет на поезд сюда, и местный возница может подтвердить это, – отвечал Иван Петрович привычно и без натуги, имея опыт общения с органами НКВД, при его задержаниях в Москве.

– Цель вашего приезда сюда?

– Здесь живёт моя семья: жена и четверо детей. Жена местная уроженка, она учительница и я учитель, – решили здесь заняться учительством и растить детей, благо есть тёща и тётка, – они помогут с детьми. Мне пятьдесят лет, я устал скитаться по чужим углам, а у тёщи свой дом.

Я здесь в восемнадцатом году жил и был членом уездного Совдепа от партии эсеров, потом арестовывался колчаковцами, полгода сидел в тюрьме в Омске, там насильно был мобилизован в белую армию, один раз был в бою, под Миусом, ранен в ногу и лечился здесь, потом в Иркутске. Там был мобилизован в Красную армию и служил командиром учебного батальона. А после увольнения из Красной Армии, как бывший