Память (Книга первая) - Владимир Чивилихин

Как и многие другие исследователи, Н. С. Демкова сравнивает также изложение событий Игорева похода 1185 г. в киевской Ипатьевской летописи и владимиро-суздальской Лаврентьевской.

«Внимательное сопоставление обоих текстов обнаруживает не только две различные точки зрения на Ольговичей. Оказывается, что рассказ Киевской летописи не просто подробнее: он как будто бы последовательно отвечает на все упреки владимиро-суздальского рассказа. Обстоятельным, информированным повествованием, ведущимся бесстрастным тоном, киевский летописец снимает почти все обвинения с князя Игоря, кроме одного — обвинения в неудержимом юношеском задоре».

Коснусь еще одной темы, связанной с автором «Слова». Сколько ему могло быть лет во время похода?

Свежесть и острота восприятия мира автором поэмы бесспорны. По зрелости же и серьезности мыслей, заложенных в ней, по энергии и глубине письма, по смелости идей можно уверенно сказать, что это не был ни безусый юноша, ни немощный старец, для которого, скажем, такой трофей Игоревых воинов, как красные девки половецкие, — не обязательно значился бы на первом месте. В тексте поэмы говорится, что «нынешний» Игорь, «иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ, наполнився ратного духа…» Один из давних исследователей прошлого рассматривал эти слова как свидетельство того, что «Игорь пришел в совершенный возраст, в лета мужественные».

Незадолго до похода Игорю исполнилось тридцать четыре года, а это самый продуктивный возраст, время подвигов и ратных, и творческих…

Есть в публикации Н. С. Демковой и такой абзац,: «Весьма любопытное истолкование в системе „антивладимирских“ настроений автора приобретает упоминание в „Слове“ киевской церкви богородицы „Пирогощей“, куда сразу же едет Игорь, вернувшись из плена: культ именно „Пирогощей“ мог поддерживаться в пику иконе Владимирской божьей матери, вывезенной Андреем Боголюбским из Киева во Владимир в 1155 г. „Пирогощая“ икона была привезена в Киев из Византии „во едином корабли“ с Владимирской иконой, и могла рассматриваться как святыня, равновеликая владимирской»..

На «антивладимирских настроениях» автора «Слова» мы еще остановимся, а сейчас уточним обстоятельства, связанные с «Пирогощей». Мнение, что возвратившийся из плена князь «сразу же» едет в Киев помолиться перед иконой святой богородицы «Пирогощей», широко распространено и служит для многих главным, если не единственным свидетельством религиозной приверженности Игоря. Однако мнение это ошибочно и доказательством христианских добродетелей Игоря Святославича не является. Приведу возражения.

1. Игорь не «сразу же» по возвращении из плена поехал по киевскому Боричеву взвозу. Из степи он вернулся в Новгород-Северский, потом, направляясь в Киев, заезжал, очевидно, в попутный Чернигов. Если б автор хотел подчеркнуть религиозность Игоря, то почему не написал о том, что счастливо возвратившийся из плена князь отслужил благодарственный молебен в Новгород-Северском или кафедральных соборах Чернигова и Киева? 2. По обычаю тех времен, знатный приезжий посещал храм при въезде в город, чему есть множество летописных подтверждений, а Б. А. Рыбаков установил, что «Пирогощая» церковь находилась на возвратном пути Игоря к Чернигову. 3. Из текста «Слова» нельзя заключить, что Игорь едет на поклонение иконе. Это место поэмы, быть может, содержит простую информацию о возвращении Игоря домой. «Пирогощая» в ряду киевских храмов была второстепенной церковью на Торгу, а приезжавшие в Киев князья обычно посещали Софию. 4. Любопытную догадку высказывает Г. В. Сумаруков — храм «Пирогощей» был главной церковью киевского купечества, и князь, потерявший дружину, едет на поклон к ее богатым прихожанам, чтобы выкупить у половцев братию, воевод и войско. 5. В 1185 году иконы «Пирогощей» в этом храме, вероятно, уже не было, и едва ли вообще она там когда-либо была. Приостановлюсь на последнем пункте.

Известно, что в 987 году дочь византийского императора Анна привезла на Русь в качестве приданого Владимиру киевскому две иконы (ПСРЛ, т. 11, стлб. 736). А в Ипатьевской летописи под 1155 г. сообщается, что Андрей Боголюбский «без отне воле», то есть без дозволения отца своего Юрия Долгорукого, «взя из Вышгорода икону святое богородици, юже принесоша с Пирогощею ис Царяграда в едином корабли, и вскова в ню боле 30 гривен золота, проче серебра, проче камени дорогого и великого жемчюга, украсив, постави ю в церкви святое богородица Володимери». В 1395 г. икона Владимирской богородицы была перенесена в Москву, и это якобы она остановила нашествие на Русь Тамерлана.

Сейчас замечательное произведение византийской школы живописи находится по соседству, в Третьяковке. Посещая любой зал галереи, я непременно заглядываю в тот, где выставлена знаменитая свидетельница тысячелетней истории моего народа, воображаю то, что довелось увидеть ей, и пытаюсь сравнить ее с «Пирогощей», судьба которой таинственна и, в сущности, никому не известна. Некоторые источники путали ее с Владимирской, историки гадали, что значит «Пирогощая» — «Башенная», «Неопалимая купина», или она получила это имя от прозвища некоего средневекового купца. Куда она делась? Никаких достоверных известий в летописях и церковной литературе об этом нет. Одна из двух наиболее известных и почитаемых на Руси христианских святынь бесследно исчезнуть не могла!

Каменная киевская церковь «Пирогощи» была построена лишь в 1136 г., возможно, на месте деревянной, однако никакой ее связи с иконой святой богородицы «Пирогощей» установить не удается. И вот я спешу сообщить совершенно неожиданное — возможно, именно «Пирогощую» я увидел осенью 1976г. во время последнего своего путешествия по Польше. В Гданьском костеле св. Николая сразу же обращаешь внимание на его главную святыню — подсвеченный электрическими лампочками светлый лик богородицы. С удивлением и недоверием прочел пояснительную надпись. Икона называется «Победительницей», ее «биография» изложена в нескольких фразах. Означена дата ее появления на Руси — 987 год, упомянута византийская невеста Анна с приданым, Владимир. Не сказано, носила ли икона первоначальное имя «Пирогощей» и в каком киевском храме находилась до 1115 года, когда была перевезена в Галич.

События «того же лета», зафиксированные в летописях: построен мост через Днепр у Вышгорода, произошло солнечное затмение, 18 августа скончался Олег Святославич, дед князя Игоря. И еще одно летописное сообщение, свидетельствующее о том, что к тому времени Олег Святославич и его старший брат Давыд, как и множество других «гориславичей», смирились с положением, при котором в Киеве окончательно, хотя и незаконно, в нарушение феодальной «лествицы», утвердился Мономах, а вся остальная Русь, исключая лишь Полоцкую и Чернигово-Северскую земли, оказалась разделенной между многочисленными его сыновьями. Весеннее это событие было связано с религиозной жизнью Руси: «Совокупившеся братия, рустии князи, Володимер, сын Всеволож, Давыд Святославич и Олег, брат его, здумавшe перенести мощи святых Бориса и Глеба из деревянныя церкви; бяху бо создали има церковь каменну на похвалу и честь богу для положения телес их». Сведений же о перенесении «Пирогощей» на Днестр, в столицу набиравшего силу Галицкого княжества, ни в одной летописи нет, однако это совсем не значит, что перенесения не состоялось…

Согласно той же гданьской справке, в 1230 г. «Победительница» оказалась в Львовском соборе св. Яна. В 1749 г. польский король Август III обратился с просьбой к папе римскому короновать святыню, и через два года нимб увенчала хорошо прописанная корона. В 1946 году знаменитая икона из Львова попала в Гданьск.

«Пирогощая» это или нет? Не обросла ли более поздними легендами совсем другая икона? Специалистам хорошо бы проверить ее древность и византийское происхождение, восстановить научную биографию с учетом и тех исследований, в которых доказывается, что «Пирогощая» получила свое начальное название по церкви, а не наоборот.

Вернемся к статье Н. С. Демковой.

«Черниговские симпатии автора „Слова“ часто отмечались в исследованиях. Значительно меньшим вниманием пользовались „антивладимирские“ детали текста, хотя мысль о том, что автор укоряет Всеволода Большое Гнездо, уже была высказана, но связывалась с событиями 1185 г. Действительно, контекст обращения Святослава в „золотом слове“ к .владимирскому князю Всеволоду Большое Гнездо вызывает сомнение в том, что это похвала, гиперболизирующая мощь могучего владимирского князя, как обычно принято рассматривать этот пассаж».

В обращении к Всеволоду нет призыва «загородить полю ворота», «вступить в злат стремень за обиду сего времени, за землю русскую, за раны Игоревы, буего Святославича». Всеволод был антагонистом автора «Слова», политическим антагонистом Игоря, и если автором признать Игоря, то это отсутствие призыва особенно закономерно и логично.