Дар волка - Энн Райс

— Наставлять тебя будет Маргон, — сказал Тибо. — У Маргона всегда лучше всех получалось быть наставником. Он старейший из всех нас.

Ройбена пронизала дрожь. Маргон, старейший из всех, сейчас был с Мальчиком-волком. Как это, должно быть, странно Стюарту, энергичному, с пытливым умом, насколько иначе будет все с ним, в отличие от Ройбена, который делал первые шаги методом проб и ошибок, бредя во тьме.

— Я уже устал, — сказал Феликс. — А то, что я недавно видел столько крови, пробудило во мне неутолимый голод.

— Какой ты нетерпеливый! — шутливо сказал Тибо, будто выговаривая Феликсу.

— Ты родился старым, — ответил Феликс, тихонько толкнув Тибо локтем.

— Может, и так, — ответил Тибо. — И в этом нет ничего плохого. С удовольствием лягу в любую постель, какую мне предложат в этом доме.

— А мне надо побыть в лесу, — сказал Феликс. Поглядел на Лауру. — Моя дорогая, не позволишь ли взять с собой твоего мужчину, ненадолго, если, конечно, он захочет?

— Конечно, идите, — с готовностью ответила она. Взяла за руку Ройбена. — А как же Стюарт?

— Они уже возвращаются, — сказал Тибо. — Думаю, Маргон намеренно утомил его, для его же блага.

— Там снаружи репортеры, — сказал Ройбен. — Я их слышу, уверен, и вы слышите.

— Как и Маргон, — тихо сказал Феликс. — Они войдут через тоннель или через люк в крыше. Можешь не беспокоиться. Сам знаешь. Беспокоиться не о чем. Нас никто не увидит.

Лаура встала, вновь оказавшись в объятиях Ройбена. Сквозь рубашку он ощутил жар у нее в груди. Прижался лицом к ее шее.

Ему не требовалось объяснять ей, что для него значит отправиться туда, в эту божественную лесную тьму, в самое сердце ночи бок о бок с Феликсом.

— Поскорее возвращайся ко мне, — прошептала она.

Тибо обошел стол и взял ее под руку, будто на званом ужине в старину, и они вышли из столовой. Лаура улыбалась, а Тибо улыбался в ответ отеческой улыбкой.

Ройбен поглядел на Феликса.

Феликс снова улыбнулся ему, безмятежно и сочувственно, легко и приветливо.

37

Они спустились в подвал. Надо было всего лишь открыть массивную дверь, к которой был прикреплен макет топки, алюминиевый ящик, покрытый штукатуркой. Они пошли сквозь полутемные комнаты, освещенные запыленными лампочками, мимо стоящих один на другом ящиков и куч старой одежды, старой мебели. Миновали еще не одну дверь.

Затем спустились по лестнице и вышли в широкий тоннель, вырытый в земле, освещенный, с крепью, как в шахте. На глинистых стенах искрились капли воды.

Миновали один поворот, потом другой и увидели вдали блестящее серым металлом небо.

Туннель выходил прямо к бушующему морю.

Феликс, полностью одетый, побежал вперед. Все быстрее и быстрее, а потом прыгнул, выставив руки вперед, и одежда порвалась на нем, а обувь слетела, и он на лету превратился, его руки стали мощными предплечьями волка, а кисти превратились в большие когтистые лапы. Он поскакал вперед, выпрыгнул через узкий выход и исчез из виду.

Ройбен лишь ахнул. Но затем, воодушевленный примером, тоже побежал вперед. Быстрее и быстрее, спазмы прокатились по его телу, будто приподнимая вверх, и он тоже прыгнул. Одежда порвалась, освобождая его, руки и ноги пронзила сила, а волчья шерсть с головы до ног покрыла его.

Приземлившись, он уже превратился в Морфенкинда и помчался вперед, к накатывающимся на берег волнам, реву ветра и манящему свету ночного неба.

Легко выпрыгнул наружу, в ледяные пенные волны.

Наверху, на зазубренных скалах, его ждал Человек-волк, в которого обратился Феликс. Вдвоем они забрались по отвесному склону, цепляясь когтями за землю, корни и лианы. И ринулись вперед, во влажную благоухающую обитель леса.

Он бежал следом за Феликсом, бежал так, как бежал в Санта-Розу, на поиски Стюарта, все дальше и дальше, в величественный, будто собор, лес секвой, возвышавшихся над ними, будто огромные монолиты, оставшиеся от иного мира.

Кабан, рысь, медведь — он чуял запахи, и в нем пробудился голод, инстинкт, повелевающий убивать и пировать. Ветер нес запахи полей, цветов, нагретой солнцем и промоченной дождем земли. Они бежали и бежали, пока ветер не принес другой запах, тот, которым он доселе не позволял себе насладиться. Запах лося.

Лось уже почувствовал, что его преследуют. Его сердце загрохотало. Он побежал, величественно и изящно, быстро, неся мощные рога, будто корону. Все быстрее, пока они, наконец, не настигли его, обрушившись на его широкую спину и сомкнув клыки на его выгнутой могучей шее.

Огромное животное упало, дергая тонкими изящными ногами, его могучее сердце еще колотилось, а огромные темные глаза мягко глядели в звездное небо вверху.

Горе живым существам, взывающим к такому небу о помощи.

Ройбен отрывал длинные полосы мяса, сочащиеся кровью, так, будто никогда в жизни не ведал узды разума. Хрустел костями и хрящами, ломая их, разгрызая, высасывая мозг и глотая.

Они вгрызлись в мякоть живота, о, самое вкусное и для человека, и для зверя, вцепились зубами во внутренности, разрывая тягучие ароматные потроха, лакая розовыми языками густеющую кровь.

Они пировали вместе, под беззвучным дождем.

А потом легли оба у корней дерева, не шевелясь. Феликс слушал и ждал.

Кто бы сейчас различил их, двух зверей, одинакового размера и масти? Лишь по глазам.

Запели свою песнь насекомые, слетаясь на падаль. Шурша, выполз из травы легион крохотных ртов, движущийся к окровавленным останкам, которые будто зашевелились. Будто вновь ожили, пожираемые.

Из темноты появились койоты, большие, массивные, серые, не менее опасные, чем волки. Навострили уши и раскрыли пасти.

Феликс глядел на них, огромное волосатое человекообразное существо со спокойными, но сверкающими глазами.

Двинулся вперед на четырех, и Ройбен последовал за ним.

Койоты заголосили, отскакивая назад, щелкая зубами, а он щелкал зубами в ответ, дразня их, маня движением правой лапы, тихо смеясь. Позволяя им подойти, снова и снова дразня их. Глядел, как они вцепились в разорванное тело лося.

Замер совершенно, и они осмелели, подходя ближе и мгновенно отскакивая от звука его смеха.

И он внезапно прыгнул, пригвождая к земле самого крупного из них, смыкая челюсти на его голове, похожей на волчью.

Тряхнул в зубах умирающее животное и швырнул Ройбену. Остальные койоты разбежались, отчаянно тявкая.

И они снова принялись пировать.

Уже почти рассвело, когда они спустились с утеса, цепляясь и поскальзываясь на мокрых камнях. И оказались у входа в тоннель. Каким маленьким он казался теперь, едва заметный среди огромных камней, узкий неровный проход, покрытый блестящим мохом и пеной накатывающихся волн.