Наше дело правое - Сергей Раткевич

Рад Якуб, гонит верблюдов в прореху. Но недолго ему радоваться. Падает он вдруг с коня да хватается руками за горло — а оттуда кровища хлещет. Подбежали к нему янычары — а он уж в пыли лежит мертвый. Что случилось с Якубом? Стрела его не находила, меч вражеский не доставал. Не пожалел Баязид яду для брата своего единокровного. Лишилось войско османское в Видов день двух своих повелителей, смешалось. Вот она, победа сербская, осталось только руку протянуть.

Но кто знает судьбу? Встал во главе османов Баязид, султанов младший сын, гонит он отару свою прямо на сербов — а тем и ответить нечем. Полегли витязи в сырую землю. Нет больше Страхини и Лучича. Нет Юга Богдана. Храбро он сражался, славу вечную снискал — всем бы так! Погибли один за другим все девять его сыновей — заменяли они отца, пока рука меч держала, а потом падали, ятаганами подрубленные. Последним пал Божко Югович, младший сын. Не осталось братьев у царицы Милицы, горько ей их оплакивать. Но не ведает она, что не только братьев лишилась. Выехал царь Лазарь вперед, разит турок, да только конь его оступился и в яму упал. Зовет царь юнаков своих — не могут они к нему пробиться. Турки царя окружили, спешили да в плен увели. Тут дрогнули сербы, побежали болгары да черногорцы, а те, кто остался, преданы были страшной смерти — много дней еще головы на кольях вокруг поля стояли, пугая людей живых.

Страшное ты, поле Косово. Сколько на тебе крови пролилось, но такого не знало ты прежде. Воды Ситницы стали красными. Волки воют, вороны стаями слетаются — знатная для них тризна нынче. Лучшие воины полегли на землю — не поднять их уже. Не петь им песен, не ходить в поле, не ласкать жен своих. Пала в Видов день гордость сербов на целых пять веков.

За полночь достали янычары из ямы князя Милоша, притащили его снова в шатер султанов. А там теперь — новый хозяин. Баязид на троне сидит, на подушках атласных, а на голове его — все та же грязная повязка. Принимает он Милоша по-царски, приглашает с собой отужинать, но отказывает князь — сыт он по горло милостями турецкими. Не унимается Баязид:

— Думаешь, светлый князь, не ведаю я, почему ты взор от меня отворачиваешь и ложиться не хочешь со мной за один стол?

— Тогда почто мучаешь? Убей меня скорее, оставь в покое душу мою.

— О нет, княже, должок за тобой. Я с князем Београдским в Будве отобедал — а нынче князь Београдский со мной на поле Косовом вечерять будет.

— Зачем мне с тобой вечерять?

— Вдруг захочешь просить меня о чем-нибудь? Сегодня я добрый.

— Не было еще такого, чтобы князь Београдский просил милостыню у нехристя и убийцы.

— Не за себя просить будешь — за них, братьев своих по вере!

Помрачнел князь, но делать нечего — лег за стол. А Баязид его потчует:

— Испробуй, светлый князь, теперь наши лакомства: мезе[29], бура,[30] брынза нежная, как тело женщины, суджук,[31] мозги ягненка, эзме,[32] хайдари,[33] джаджик,[34] бобрек[35] да пирзолы[36]. Кушай князь, насыщайся. А вот «молоко львицы»[37] — видит Всевышний, оно не хуже того напитка, коим меня ты в Будве потчевал.

Ест молча князь, но не унимается змей-Баязид:

— Вижу я, посылал ты людей своих в Прокупле?

— Откуда знаешь?

— Предал вас Вук Бранкович — тут и думать нечего. Не вскрылся б его обман — может, и не увел бы он войска. Да и брат наш Якуб учудил. Говорили ему — не веди верблюдов на поле, они конницы сербской испугаются, затопчут селихтаров. А он ни меня, ни отца не послушался, все сделал по-своему — кабы не помер, вреда нанес бы немало.

Опустил князь голову, душа его рвется на части. Смотрит он на стол и видит — нож лежит. Загорелись глаза у князя. Убил он султана одним ударом, убьет и сына его окаянного. Но змей-Баязид будто мысли его читает:

— Убить меня хочешь, светлый князь? Не понял ты знаков судьбы. Суждено мне было стать султаном, правителем всех османов, суждено было завоевать твой народ — и стало так. Суждено было отцу моему принять смерть от руки владыки светлого, пришедшего с севера, — и стало так. Я же приму смерть от владыки темного, пришедшего с востока. А тебе что суждено, ведаешь?

— Не ведаю и ведать не желаю. Знание твое от нечистого идет. Оно мне без надобности, коли есть у меня вера.

— Эх, князь, князь, — ухмыляется Баязид, — ты слишком прям и открыт. Не живут такие долго — ни у нас, ни у вас. Отсекут тебе завтра голову. Кабы не отсекли, так брат твой зарезал бы тебя ножом в спину. А если б одолели вы, то за голову твою никто не дал бы мелкой серебряной монеты. Не может быть двух солнц на небе, не может быть двух владык на земле. Да и не судьба вам победить теперь.

— Нет судьбы никакой!

— Хочешь еще раз ее испытать? Вот, выпей «молока львицы» — твоя последняя ночь будет легка.

— Наливай!

Заплескалось в чаше «молоко львицы» — белое, и впрямь как молоко, но запах у него странный. Не пей, князь! Мало ли что чародей этот нальет тебе! Но подносит князь чашу ко рту, глотает из нее — и падает замертво. Хорошие яды у Баязида, доволен сын султана. Но не обычный яд подсыпал он князю.

«Велика, брат, у тех турок сила:коли солью все мы обернемся,обед туркам посолить не хватит!Вот уж полных пятнадцать денечков,как скачу я по турецким ордами ни края не вижу, ни счета,от Мрамора до Явора Суха,от Явора, братец, до Сазлии,от Сазлии до Чемер-Чуприи,от Чуприи до града Звечана,от Звечана, братец, до Чечана,от Чечана до гор до высоких —все турецкой придавлено силой:конь за конем, юнак за юнаком,что лес темный копья боевые,а знамена точно в небе тучи,а шатры их точно белы снеги;ежли б дождик там пролился с неба,ни за что бы не достал землицы,только б кони да бойцы намокли».

Сколько времени прошло — кто знает? Просыпается князь, И что ж видит он? Знакомый шатер, ковры на полу, хоругви вокруг с крестами. Вокруг родные лица — как увидал их князь, так возрадовался более меры. Вот Юг Богдан сидит да сыновья его — живые все. Стефан Лучич и Баня Страхинич в добром здравии. Подумалось князю — уж не на тот ли свет попал он? Ан нет — царя Лазаря видит, предателя Вука. Нет, не тот это свет! Смотрят все на князя Милоша — а он и не знает, что сказать, язык к гортани прилип. Молвит слово тут Божко Югович:

— Войско наше втрое меньше турецкого. Посему давайте, братия, нападем на него ночью, не дадим туркам опомниться.