De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов

равно ничего наверняка утверждать нельзя. И в любом случае — даже если нечистый на руку «заговор банкирш» и существовал — дальнейшие многолетние и очень близкие отнюдь не только в плотском смысле отношения, которые сложились между Яном и Мод[691], позволяют без зазрения совести закрыть глаза на возможные первоначальные интриги двух почтенных дам.

С одной стороны, Мод в свои сорок с хвостиком лет была, несомненно, красива, изящна и соблазнительна, хорошо отдавала себе в этом отчёт и умело пользовалась полученными щедрыми дарами Природы; что не было особым секретом ни для её пожилого супруга, ни для общества. Ян тем не менее какое — то время был ею откровенно очарован (и даже написал однажды об этом в своей обычной грубовато прямолинейной, не допускающей двусмысленности манере: якобы самая подходящая партнёрша — это еврейка на четвёртом десятке лет, которая знает толк в любовных утехах и в подбадривании не нуждается). А с другой стороны, из опубликованных впервые полгода назад дневников Мод видно, что её дом служил Яну некой «безопасной гаванью»: он постоянно приходил к ней с работы в Морском министерстве пообедать или поужинать вдвоём, и то, что у неё давно уже тянется бесконечный роман с русским художником — эмигрантом Борисом Анрепом, а он всё никак не соберётся жениться на глубоко преданной ему молодой жизнерадостной красавице и всеобщей любимице Мюриел Райт[692] (она погибнет в 1944 г., во сне, во время очередной бомбёжки Лондона), никак не сказывается на удивительной искренности и эмоциональной открытости их застольных бесед. Может быть, поэтому не кажется ничуть странным, что не кто — то другой, а именно Мод через три года после войны выложила на стол (заплатила) 3000 фунтов стерлингов за участок земли на Ямайке и ещё 2000 за строительство дома на этом участке — и тем самым подарила Яну его заветную мечту, которой он несчётное число раз делился с ней в военные годы: отныне у него появилось идеальное место для уединения вдали от цивилизации — его ставшая с тех пор легендарной вилла Goldeneye, в которую он через пару лет привёл свою — другую — женщину. Бесспорно, что такая забота о любимом человеке без всякой надежды на будущее — это уже за пределами просто любви[693].

Как раз тогда, когда между Мод и Яном завязался роман, Гилберт Расселл купил поместье, достаточно просторное и достойное для бесконечной череды обедов, ужинов и «загородных уикендов»[694], которыми он и Мод развлекали таких своих светских друзей, как супруги Черчилль (жена Уинстона Клементайн числилась в близких подругах) или Купер (жена Альфреда Даффа Купера Диана Купер, помимо того что была главной театральной дивой послевоенной эпохи и ещё одной близкой подругой Мод, доводилась дочерью 8‑му герцогу Рутлендскому, который её вынужденное замужество[695] за прямым потомком отпрыска королевских кровей посчитал мезальянсом, поскольку рассчитывал — и по своему положению в обществе имел на то полное право — выдать дочь за первого в очереди претендентов на королевский трон принца Уэлльского. Одновременно среди гостей числились и такие влиятельные люди, как Роберт Ванситтарт или члены Парламента Арчибальд Синклер и Харкорт Джонстон. Отнюдь не все они разделяли либеральные левые взгляды Мод, но зато всех их объединяла главная идея — идея непримирения с Гитлером.

Уже одного этого единомыслия их круга было достаточно для того, чтобы поместье Моттисфонт Эбби стало местом регулярных конфиденциальных встреч членов «Фокуса» — официальный предлог для этого получался идеальный. Однако был — или, точнее, мог быть — и ещё один, более серьёзный и небезопасный резон.

КАК пишут биографы, и Ян, и Мод после прихода Гитлера к власти принялись оказывать помощь немецким евреям, желавшим покинуть страну. Практически на всём протяжении 1930‑х гг. выехать из Германии евреи в принципе могли, но связано было это предприятие с двумя принципиальными трудностями: нужно было заручиться согласием какой — нибудь страны принять отъезжавших и получить её визу[696] и нужно было оставить в Германии практически всё нажитое — то есть законно уехать можно было только фактически нищим, без всяких средств к существованию.

Для решения этой второй проблемы Ян и придумал простой и одновременно нестандартный способ, описанный его биографом. Он с помощью Перси Мюира — серьёзного специалиста в книжном деле, ставшего со временем его близким другом, — занимался коллекционированием первых изданий книг и монографий, в которых излагалось какое — нибудь научное, техническое или иное новшество[697]. В поисках таких книг Перси Мюир ездил по заданиям Флеминга в разные страны, но чаще всего — в Германию. И вот там он у желающих уехать евреев покупал нужные для коллекции издания, но не за полную цену, а за копейки. А разницу потом владельцам выплачивали уже по их прибытии на свободу.

Однако эта милая лепота вызывает сомнения как минимум по двум причинам. Во — первых, Перси Мюир в процессе этих поездок зачем — то неоднократно пересекался с Флемингом в Кицбюле — за счёт самого Флеминга. Опять — чтобы «поплескаться в озере» и «взбежать на вершину» посреди зимы? Во — вторых, коллекция, собранная в тот период, это несколько сот единиц, приобретённых из всех источников во всех странах, причём на момент приобретения большинство из них высокой рыночной стоимости не имели. Соответственно, общая стоимость их выражалась в лучшем случае шестизначной цифрой в современном выражении — меньше, чем состояние всего одной и даже не богатой, а просто зажиточной еврейской семьи. Не тысячи, не ста и даже не десяти; одной семьи.

О чём же тогда речь и почему биографы Флеминга тем не менее упоминают об этой детской и в своей простоте, и по своим масштабам уловке как о реальном серьёзном мероприятии, продолжавшемся не один год?

Подсказкой в поиске правильного ответа может служить в данном случае вот что. Биографы рассказывают, что у Мод в Германии имелось немалое количество родственников — евреев, которым она — именно при содействии Яна — якобы пыталась помочь эмигрировать и при этом не потерять всё нажитое. Однако даже сами биографы слегка удивляются собственному предположению, отмечая, что уж слишком часто и со слишком многими якобы родственниками — евреями она тайно сносилась; просто для организации невинной аферы с недооцененными книгами столько контактов явно не требовалось; да и столько родственников вообще вряд ли у кого — нибудь может быть. И в завершение следует — и, как обычно в таких случаях, зависает в воздухе осторожное предположение: при