Демон пробуждается - Роберт Сальваторе

Пони подошла, села рядом. Она испытывала чувство, словно теперь этот человек стал еще больше дорог ей; ну и, конечно, девушке было жаль его. Жаль, что жизнь вынудила его стать вором и убийцей, жаль, что этот бесконечно мягкий человек — а он именно такой, несмотря на свою страсть к шумным ссорам, в этом она не сомневалась — был поставлен перед необходимостью сделать столь жесткий, не соответствующий его характеру выбор.

Оба посмотрели на Элбрайна, со страхом ожидая его приговора, но на красивом лице юноши было лишь выражение сочувствия.

— Не завидую тому, кому пришлось пройти через все это, — сказал он. — И преступником я тебя не считаю. Ты похитил камни, полагая, что это оскорбление — так использовать их.

Эвелин кивнул, радуясь, что его поняли.

— Тогда мне нужно как можно скорее отправляться в путь, — неожиданно заявил он. — Джилл… Пони, похоже, нашла свой дом, — внезапно зардевшись, он погладил девушку по щеке. — Она больше не нуждается во мне.

— А брат Эвелин не нуждается в ней? — спросил Элбрайн.

Эвелин пожал плечами.

— Санта-Мир-Абель не бросит попыток найти меня. Значит, единственный выход — беспрестанно переходить с места на место. Я не могу ставить под удар своих друзей.

Элбрайн с Пони переглянулись и рассмеялись, как будто он сморозил какую-то глупость.

— Ты остаешься, — решительно заявил Элбрайн. — Пони дома, это верно, но ее дом — это твой дом, если я правильно понимаю.

— Да, ты все понимаешь правильно, — сказала она.

На лес начал падать легкий снег, но холод, казалось, обходил стороной лагерь Элбрайна, жар костра, тепло вновь обретенного Эвелином дома.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЗАЩИТНИК

Как я хочу обнять ее, снова испытать ощущение мира и покоя, с которым мы жили до того злосчастного дня! Как я хочу поцеловать Пони, рассказать о своих чувствах, поведать все свои секреты, поделиться своими страхами и надеждами. Видеть Пони сейчас — значит вспоминать все, что было, и спрашивать себя, как бы повернулась моя жизнь, если бы гоблины не напали на Дундалис. Может, я обрабатывал бы землю и охотился, как Олван, мой отец? Женился на Пони и обзавелся детьми?

Как воспринимал бы мир Элбрайн, если бы не было тех лет в Облачном Лесу?

Непростой вопрос, дядя Мазер. Откуда мне знать? Я могу лишь строить догадки, но даже они будут нести на себе печать того, каков я сейчас. Может, моя жизнь была бы лучше, если бы Бог направил ее по другому пути, более похожему на тот, который выпал на долю отца. Я от всей души желал бы тем, кто погиб в Дундалисе, другой судьбы!

Но что тогда стало бы со мной? Скорее всего, меня ожидала бы тихая, мирная жизнь вместе с Пони — грех жаловаться, верно?

И все же я ни за что не хотел бы отказаться от тех лет, которые провел с тол’алфар; это эльфийские друзья сделали Элбрайна тем, кем он стал. Это эльфийские друзья создали Полуночника, Защитника; и с его появлением мир стал лучше, не говоря уж обо мне самом. Глядя на мир через перспективу их сияющих глаз, я вижу его таким, каким никогда не увидел бы, если бы гоблины не появились в Дундалисе, а эльфы не спасли меня и не отвели в свою тайную долину. Так получилось, что благодаря этой трагедии я лучше узнал и полюбил жизнь. Так получилось, что благодаря этой трагедии я стал тем, кем стал, и научился воспринимать мир и как эльф, и как человек.

Чувство вины не отпускает меня, дядя Мазер, — почему именно я оказался избран ими, не Олван или Шейн Мак-Микаэль, не Пони или Карли дан Обри? Чувство вины не отпускает меня, и вид Пони, такой живой, такой прекрасной, лишь усиливает боль, напоминает о погибших, заставляет спрашивать себя, что было бы, повернись все иначе, и какой путь кажется мне предпочтительнее?

Для бедной Пони все протекает еще тяжелее. При виде меня, при виде Дундалиса оживают давно похороненные воспоминания. Мы мало виделись с тех пор, как Эвелин и я вырвали ее из рук Квинтала. Я знаю, она сторонится меня, и не осуждаю за это. Ей нужно время; прошлое нахлынуло так внезапно.

Тогда в Дундалисе погибли все, кроме нас двоих. А мы продолжали жить, росли, становились сильнее и даже… получали от жизни удовольствие.

Думаю, чувство вины не отпускает нас обоих, дядя Мазер. Я не в силах избавить Пони от боли ее воспоминаний, и она мне в этом тоже помочь не может. Остается лишь надеяться, что в конце концов она смирится с судьбой, с тем, что надо идти вперед и строить свою жизнь, отдавая этому все силы.

Едва увидев Пони в пещере, я сразу понял, что люблю ее, дядя Мазер, — не меньше, чем в тот роковой день на гребне холма. Я люблю ее, и мир для меня расцветет новыми красками, если я смогу обнять Пони и почувствовать ее дыхание на своей щеке.

ГЛАВА 36

СНОВА ВМЕСТЕ

— Они думают, что я совсем свихнулся! — жизнерадостно взревел Эвелин. — Хо, хо, знай наших! — Элбрайн глянул на Смотрителя, но тот лишь плечами пожал; его мнение о монахе не слишком отличалось от только что высказанного. — Знаюсь с кем ни попадя, так они считают. Ох, а что бы с ними стало, узнай они, что я обедал с кентавром!

— Если бы они знали о Смотрителе то, что известно мне, то относились бы к нему с уважением, — высказал свое мнение Элбрайн, — а иначе он может и затоптать их.

Кентавр проглотил огромный кусок баранины и громко рыгнул.

— Хо, хо, знай наших!

Эвелин был очарован кентавром, да и всем остальным тоже. Он вообще чувствовал себя здесь как дома — такого ощущения он не испытывал со времени самых первых месяцев своего пребывания в Санта-Мир-Абель, когда еще понятия не имел, что творит церковь Абеля. В Элбрайне он нашел человека, к которому испытывал самое искреннее уважение, стоика, озабоченного судьбой мира, готового выступить против любых проявлений зла и несправедливости. И Полуночник мог отличить дурное от хорошего, не формально, а по существу; Эвелин рассказал ему всю свою историю, и Элбрайн судил его не по писаным законам, а в соответствии со своими — очень близкими к идеалу — понятиями о справедливости.

Теперь Эвелин ночи проводил в Дундалисе, Сорном Луге или На-Краю-Земли, а дни — в лесу с Пони и Элбрайном, а иногда и с необычными друзьями последнего, такими как Смотритель или удивительный конь Дар. Здесь Эвелин нередко испытывал то ощущение почти божественного присутствия, которого ему так не хватало все последние годы. Единственное, что его огорчало, это потрясение, от которого, по-видимому, никак не могла оправиться Пони после возвращения в родные места. Она мало общалась с ними обоими, предпочитая прогулки в одиночестве, в основном неподалеку от Дундалиса; прошлое никак не желало отпускать ее. Эвелин понимал девушку, но очень переживал, что не может ничем ей помочь.