Иов, или Осмеяние справедливости - Роберт Хайнлайн

На сей раз случай особый — они привезут с собой Патрисию Меримаунт. Пат — почти такой же старый друг, как Фарнсуорты, и милейшее существо во всей Вселенной — старая дева из сельских учительниц, но ни чуточки не чопорная.

Фарнсуорты сыграли огромную роль в нашей судьбе. Мы с Маргой проводили в Мексике медовый месяц, когда грянуло землетрясение, разрушившее Масатлан. Мы не пострадали, но выбраться оттуда оказалось жутко трудно: паспорта, деньги, дорожные чеки — все пропало. На полпути домой мы познакомились с Фарнсуортами, и эта встреча изменила все — трудности исчезли как по волшебству. О, я вернулся в Канзас гол как сокол, если не считать бритвы (она представляла для меня чисто сентиментальную ценность: Марга подарила ее мне во время медового месяца, и я пользуюсь ей и по сей день).

Добравшись до моего родного штата, мы отыскали здесь такое чисто домашнее заведение, о котором мечтали, — закусочную в маленьком университетском городке под названием Эдем, к юго-востоку от Уичито. Закусочная принадлежала тогда мистеру и миссис А. С. Модей, которые как раз собирались уйти на покой. Мы нанялись к ним на работу, но уже через месяц превратились в арендаторов. Затем я по уши влез в банковские долги, но мы стали номинальными собственниками закусочной «Горячий фадж-санде Марги» — с сатуратором газированной воды, гамбургерами и божественными датскими сандвичами Маргреты.

Маргрета хотела назвать ее «Горячий фадж-санде Марго и Алека», но я запретил — не звучит. Кроме того, именно Марга работает с клиентурой; она наша лучшая реклама. А я занят там, где меня никто не видит, — мойщик посуды, сторож, носильщик, в общем — на все руки. Маргрета работает на виду, ей помогает Астрид Ну, и я, конечно; все мы умеем приготовить или разогреть любое блюдо из нашего меню — даже открытые сандвичи. К ним мы прилагаем цветную фотографию Марги и список ингредиентов; их создателем наши заказчики справедливо считают Маргу.

Каше фирменное блюдо — горячий фадж-санде — всегда в наличии. Я продаю его по десять центов за порцию, хотя это дает нам всего лишь полтора цента прибыли. Каждый клиент в свой день рождения получает одну порцию бесплатно, да еще мы хором поем ему «С днем рождения» под громкое бульканье барабана. Кроме того, он получает еще поцелуй. Молодежь из колледжа ценит право поцеловать Маргрету выше дарового санде. Это вполне понятно. Но папаша Грэхем тоже недурно справляется со своими обязанностями, когда дело касается студенток. (Впрочем, насильно «новорожденных» девиц я не целую.) Закусочная пользуется успехом со дня своего открытия. У нее отличное географическое положение — на углу Элм-стрит и Оулд-Мейн. Обширную клиентуру гарантируют низкие цены и магическое поварское искусство Маргреты, а также ее красота и доброжелательность. Мы продаем не калории, мы продаем счастье. Маргрета накладывает счастье щедрой горкой на каждую тарелку — у нее его много.

Благодаря моему отношению к каждому пенни наша команда не может прогореть. Я слежу за этим строго; если стоимость ингредиентов вдруг поглощает скромную прибыль от горячего фадж-санде, цена на него слегка поднимается. Мистер Велиал — президент нашего банка — уверяет, что наша страна вступила в долгий и устойчивый период постепенного экономического подъема. Надеюсь, что он прав, а пока я тщательно слежу за прибылью.

Городок испытывает бум цен на недвижимость, вызванный Фарнсуортами и климатическими изменениями. Раньше всякий богатый техасец стремился приобрести себе летний дом где-нибудь в Колорадо-Спрингс, но теперь, когда мы больше не можем жарить яичницу на плитах наших тротуаров, техасцы начинают ценить очарование Канзаса. Говорят, что причина этих изменений заключается в Джетстриме (или Гольфстриме? я никогда не был силен в науке). Как бы там ни было, летние месяцы у нас благоуханны, а зимы — мягки. Многие друзья и знакомые Джерри покупают землю в Эдеме и строят здесь летние дома. Мистер Ашмедай, который руководит рядом предприятий Джерри, живет у нас круглый год, а доктор Адрамелех — ректор эдемского колледжа — настоял на его избрании в совет попечителей, а также сделал его почетным доктором. Как бывший специалист по сбору пожертвований, я прекрасно понимаю зачем.

Мы очень рады им всем, и не только из-за денег. Но я не хотел бы, чтобы Эдем стал таким же многолюдным, как Даллас.

Впрочем, это маловероятно. Эдем — буколическое местечко. Наша единственная индустрия — колледж. Единственная церковь обслуживает все секты общины — церковь Божественного оргазма; воскресная школа открывается в девять тридцать утра, службы начинаются с одиннадцати, пикники и оргии сразу же после служб.

Мы не верим в пользу вколачивания религии в ребячьи головы, но, по правде говоря, наша молодежь любит общинную церковь — и в этом огромная заслуга нашего пастора — преподобного доктора М. О. Лоха. Малькольм — пресвитерианец, как мне кажется; в голосе его до сих пор слышится шотландский акцент. Однако в нем нет ничего от угрюмого жителя гор, и детишки его просто обожают. Он всегдашний организатор пирушек и возглавляет всякого рода ритуальные действа. Наша дочь Элиза благодаря ему стала послушницей-эклисиасткой[115] и мечтает заняться этим профессионально. (Ерунда! Она выскочит замуж, как только кончит школу. Я мог бы назвать имя этого молодого человека, хотя и не вижу, что она в нем нашла.) Маргрета состоит в Престольной гильдии. Я хожу с подносом сбора пожертвований на шабашах[116] и служу в финансовой комиссии. Я никогда не прерывал членства в Братьях по Апокалипсису, но должен признаться, что мы

— Братья — толкуем его не вполне правильно: конец тысячелетия пришел и ушел, а глас так и не прозвучал. Человек, который счастлив в доме своем, не лежит по ночам с открытыми глазами, думая о завтрашнем дне.

Что есть успех? Мои товарищи по Ролла-Теху давно ушедших времен могут считать, что я удовольствовался малым, став владельцем-на-паях-с-банком крошечного ресторанчика в никому не известном городишке. Но у меня есть все, что нужно человеку. Я бы не захотел стать даже святым на небесах, если бы со мной не было Марги. И не побоялся бы спуститься в ад, если бы она оказалась там. Впрочем, в ад я не верю, а стать святым на небесах мне вряд ли светит.

Сэмюель Клеменс изрек: «Там, где она, — там и Эдем».

Омар сформулировал это иначе: «С тобой и пустыня, родная, прекрасней чудесного рая».

Браунинг назвал это «Summum Bonum».[117]

Все они утверждали одну и ту же величайшую истину, которая для меня звучит так: рай там, где Маргрета.

Примечания