Двор Шипов и Роз - Сара Маас

Сперва я увидела знакомый подбородок, затем рот, а затем…

Он был именно таким, каким я мечтала его увидеть.

Он улыбнулся мне, его лицо сияло той спокойной радостью, которую я полюбила так нежно, и он отвёл мои волосы в сторону. Я наслаждалась ощущением его пальцев на своей коже и подняла свою руку, чтобы коснуться его лица, обвести контуры высоких скул, этого красивого прямого носа, ровного широкого лба, слегка выгнутых бровей, обрамлявших его зелёные глаза.

То, что я совершила ради этого момента, ради того, чтобы стоять здесь… Я снова оттолкнула эти мысли прочь. Я подумаю об этом через минуту, через час, через день и заставлю себя посмотреть правде в глаза.

Я положила руку на сердце Тамлина, и ровные удары сердца эхом отразились в моих костях.

Я сидела на краю кровати и, несмотря на то, что я думала, что становление бессмертной означает более высокий болевой порог и быстрое исцеление, я немало морщилась, пока Тамлин осматривал несколько моих оставшихся ран и исцелял их. Нам едва ли удалось выкроить момент и остаться наедине в часы, последовавшие после смерти Амаранты — в часы, последовавшие за тем, что я сделала с теми двумя фэйри.

Но сейчас, в этой тихой комнате… я не могла отвернуться от правды, вучавшей в ушах при каждом вдохе.

Я убила их. Заколола их. Я даже не видела, как забирали их тела.

Ибо с момента моего пробуждения в тронном зале воцарился хаос. Аттор и остальные злобные фэйри тут же испарились, как и братья Люсьена, и это было умным ходом, потому как Люсьен был не единственным, кто хотел поквитаться с ними. Рисанд тоже испарился. Некоторые фэйри пускались бежать, одни ударялись в празднования, другие просто стояли на месте или беспокойно расхаживали с бледными лицами и устремлёнными вдаль взглядами. Как если бы они тоже не могли поверить, что происходящее реально.

Один за другим они столпились вокруг него, плача и смеясь от радости, Высшие Фэ и фэйри Весеннего Двора падали на колени, обнимали и расцеловывали Тамлина, благодаря его — благодаря меня. Я держалась несколько позади и только кивала, потому что у меня не было слов в ответ на их признательности, признательности за то, что я убила фэйри ради их спасения.

Затем в шумном тронном зале была встреча — быстрое, напряжённое собрание, в ходе которого Высшие Лорды, с которыми Тамлин был в союзе, обсуждали следующие действия; затем встреча с Люсьеном и несколькими Высшими Фэ из Весеннего Двора, представившимися патрульными Тамлина. Но каждое слово, каждый вздох были слишком громкими, все запахи чересчур сильными, свет невозможно ярким. Замереть на месте было гораздо легче, чем двигаться, чем привыкать к странному, сильному телу, теперь принадлежащему мне. Я не могла даже дотронуться до собственных волос, не почувствовав диссонанса лёгких изменений в пальцах.

Всё больше и больше, до тех пор, пока каждое обновлённое и обострённое ощущение не стали вызывать раздражение и тупую боль, тогда, наконец, Тамлин заметил мои потускневшие глаза, моё молчание, и взял меня за руку. Он вёл меня лабиринтом туннелей и коридоров, пока в дальнем крыле двора мы не нашли тихую спальню.

— Фейра, — позвал Тамлин, отвлёкшись от осмотра моей голой ноги. Я так привыкла к его маске, что глядя на него меня каждый раз удивляло его прекрасное лицо.

Это — за это я убила тех фэйри. Их смерть не были напрасными, и всё же… Когда я очнулась, на мне не было их крови — как если бы превращение в бессмертную и то, что я выжила, давало мне право смыть с себя их кровь.

— Что? — мой голос был… тихим. Пустым. Я должна попытаться — попытаться казаться более радостной — для него, за то, что только произошло, но…

Он послал мне полуулыбку. Был бы он человеком, ему было бы за двадцать пять. Но он не человек… как и я.

Я не уверена, есть ли счастье в этой мысли.

Это было одно из моих самых маленьких беспокойств. Я должна умолять его о прощении, умолять о прощении семьи и друзей тех фэйри. Я должна быть на коленях, рыдать от стыда за всё, что я натворила…

— Фейра, — снова позвал он, опустив мою ногу, чтобы встать между моих колен. Он провел по моей щеке костяшками пальцев. — Смогу ли я хоть когда-нибудь отблагодарить тебя за то, что ты сделала?

— Тебе не нужно, — сказала я. Покончим с этим — пусть тьма, сырая клетка исчезнут, а лицо Амаранты навсегда сотрется из моей памяти. И пусть те двое убитых фэйри — и пусть их лица никогда не поблекнут для меня. Если когда-нибудь я снова смогу рисовать, я никогда не смогу видеть ни свет, ни цвета, а только их лица.

Тамлин обнял ладонями моё лицо, приблизился, но затем отпустил меня и схватил за левую руку — мою татуированную руку. Он сдвинул брови, изучая отметку.

— Фейра…

— Я не хочу об этом говорить, — пробормотала я. Сделка с Рисандом — ещё одно моё мелкое беспокойство в сравнении с пятном на моей душе, с дырой в ней. Но я не сомневалась, что в ближайшее время снова увижу Риса.

Пальцы Тамлина проследили линии моей татуировки.

— Мы разберёмся с этим, — прошептал он, и его рука проследовала вверх и остановилась на моём плече. Он открыл рот и я знала, что он собирается сказать — какую тему он хочет затронуть.

Я не могла об этом говорить, о них — не сейчас. И потому я выдохнула:

— Позже, — и обхватила его ноги своими, притягивая ближе. Я положила руки ему на грудь, чувствуя как бьётся сердце. Это — сейчас мне нужно именно это. Это не очистит меня от того, что я сделала, но… Мне нужна его близость, мне необходимо чувствовать его запах и вкус, напомнить себе, что он реален — что это реально.

— Позже, — эхом отозвался он и наклонился, чтобы поцеловать меня.

Нежность и осторожность — ничего общего с дикими, жесткими поцелуями в коридоре за тронным залом. Он снова провёл своими губами по моим. Я не хотела извинений, не хотела сочувствия или сюсюканий. Я схватила его за тунику, притягивая ближе, и открыла рот.

Он издал низкий рык и этот звук вызвал во мне пожар, пронесшийся сквозь меня, объединяя и обжигая. Я позволила пламени пронестись сквозь дыру в моей груди, в моей душе. Пусть оно пронесётся сквозь волны черноты, приближающиеся ко мне, пусть оно поглотит призрачную кровь, которую я всё ещё могу ощущать на своих руках. Я отдала себя этому пламени, ему, когда его руки блуждали по мне и расстегивали одежду.

Я отстранилась, прервав поцелуй, чтобы посмотреть ему в лицо. Его глаза были яркими — голодными — но его руки прекратили исследовать моё тело и остались на бедрах. Он ждал с неподвижностью хищника и наблюдал за тем, как я прослеживаю контуры его лица, как я целую каждое место, к которому прикасаюсь.