В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

19 февраля графа Эссекса по реке доставили из Тауэра в Вестминстер-Холл на суд. Эссекса и других заговорщиков обвинили в заговоре с целью свержения королевы и ее убийства, а также в пленении членов Тайного совета и подстрекательстве лондонцев к мятежу. Генеральный прокурор сэр Эдвард Коук решил во что бы то ни стало доказать, что Эссекс намеревался «захватить не просто часть города, но его центр, не просто центр, но Лондон, главный город; не только Лондон, но и лондонский Тауэр; не только лондонский Тауэр, но и королевский дворец и саму королеву и лишить ее жизни». Эссекс возражал, что «он никогда не желал дурного своей государыне, которую любит больше, чем собственную душу».[1246] По его словам, его действия были направлены лишь на то, чтобы обеспечить ему доступ к королеве.[1247] Он считал, что, получи он аудиенцию у Елизаветы и выслушай она его жалобы, он вернул бы ее благоволение. Несмотря на то что он не признал себя виновным, его приговорили к казни через повешение, потрошение и четвертование.

На следующий день после суда Елизавета подписала Эссексу смертный приговор.[1248] Она решила не проявлять милосердия к человеку, который угрожал выступить против нее с оружием в руках.[1249] В Тауэре, после суда, Эссекс потерял самообладание, он уверял, что на бунт его толкнули его сторонники и его сестра, леди Пенелопа Рич.[1250] Леди Пенелопа отрицала обвинения брата и заявила, что ее вовлекли в заговор против ее воли. После краткого заключения и допроса в Тайном совете ее освободили.[1251]

Рано утром 25 февраля, в среду на первой неделе Великого поста, Роберта Деверо, 2-го графа Эссекса, в сопровождении трех священников, шестнадцати охранников и коменданта Тауэра повезли к месту казни. Елизавета даровала ему последнюю услугу: она повелела в знак почтения к его рангу обезглавить его не публично, а в пределах Тауэрской крепости. Когда граф опустился на колени перед эшафотом, он произнес длинную и прочувствованную речь, в которой признавал, что его «действия», если бы он добился успеха, подвергли опасности королеву с «более опасными и злонамеренными последствиями для ее состояния».[1252] Ему отрубили голову за три удара. Когда Елизавете сообщили о смерти Эссекса, она играла на спинете во внутренних покоях. Она выслушала известие молча. Больше никто ничего не говорил. Спустя какое-то время она снова начала играть.

В первое воскресенье после казни Уильям Барлоу, королевский капеллан, прочел проповедь о том, что он называл «вопросом скорее государственным, нежели божественным». Основные положения будущей проповеди, посвященной заговору Эссекса, вчерне написал Роберт Сесил. Барлоу поведал о том, как иезуит Роберт Персонс подкупил покойного графа, убедив его, «что подданному можно восставать против своего правителя».[1253] Он упомянул о грозившей королеве опасности, дезавуировал слова графа о том, что он не собирался причинять королеве вред, и сказал, что более опасного заговора в стране еще не затевалось.[1254]

Вскоре всем священникам страны приказано было распространять официальную версию событий, во все приходы разослали копии проповеди Уильяма Барлоу. Кроме того, была опубликована составленная Фрэнсисом Бэконом Декларация о покушениях и заговорах, совершенных Робертом, покойным графом Эссексом…[1255] В этом официально утвержденном отчете описывалось, как в последнюю минуту одержали победу над серьезной угрозой для страны; что граф собирался свергнуть Елизавету, а затем либо забрать корону себе, либо отдать ее Якову VI, королю Шотландии. В недели, последовавшие после мятежа, Лондон усиленно охраняли. В прокламации, вышедшей 5 апреля, утверждалось, что в последнее время обнаружен ряд «изменнических и клеветнических» книг, «которые клевещут на ее королевское величество и государство, подстрекают к мятежу и бунту в стране». Любому, кто назовет «авторов, сочинителей и распространителей таких книг», обещали награду в 100 фунтов.[1256]

Королеву смерть Эссекса сильно надломила, и она погрузилась в глубокую меланхолию. Многие удивлялись тому, что она вообще сумела подписать смертный приговор. Бомон, французский посол, описывал ее великое горе. По его словам, она, с глазами полными слез, сообщила ему, как предупреждала Эссекса, чтобы тот «был осторожен и не касался моего скипетра». Позже она сказала: «Так как опасность угрожала моему государству, я не смела потакать собственным желаниям».[1257]

Глава 57

Не место для шутов

После казни Эссекса здоровье Елизаветы заметно ухудшилось. Она все чаще страдала от приступов депрессии, которые вынуждали ее искать убежища вдали от посторонних взглядов, среди приближенных камер-фрейлин. Ее верными спутницами во все времена оставались Дороти Стаффорд и Мэри Скадамор, они утешали королеву днем и ночью, часто в одной с ней постели. Особенно Елизавета сблизилась с овдовевшей Кэтрин Гастингс, графиней Хантингдон.[1258] Отмечали, что «она управляет королевой, они проводят наедине многие часы».[1259] Кэтрин Говард, графиня Ноттингем, также находилась теперь в самом сердце двора; она осталась одной из немногих камер-фрейлин, кто знал Елизавету еще принцессой. Хотя у Кэтрин Говард было пятеро детей, она всегда вскоре после очередных родов возвращалась ко двору. Граф Ноттингем играл ключевую роль в аресте Эссекса и его заключении под стражу; после казни Эссекса королеву поддерживала жена графа.

В то время как Елизавета теперь искала утешения у близких ей женщин, испортились ее отношения с еще одной давней спутницей и наперсницей, Анной Дадли, леди Уорик, невесткой графини Ноттингем. Леди Уорик в свое время поддерживала Эссекса и теперь, желая вернуть расположение королевы, в отчаянии обратилась к его старому сопернику, сэру Роберту Сесилу. «Мне очень нужна ваша помощь, – писала она, – так подайте ее той, которая долго прожила при дворе в опале, будучи в союзе с другими». Графиня настаивала, что она по природе «лишена лисьей хитрости и тонкости, нет в ней и львиной отваги; после того как она потеряла почти всех друзей, у нее почти не осталось ни тех, к кому она могла бы обратиться, ни желания притворяться».[1260] Может быть, Сесил в самом деле замолвил за графиню слово, а может, Елизавета просто скучала по старой подруге, но леди Уорик вскоре вернула себе ее милость.