Рыцарь из ниоткуда - Александр Александрович Бушков

– Я тоже смутно, но кое-какие основы помню. Очень уж ничтожный шанс на то, что событие повторится в точности, два раза подряд. Наука на нашей стороне. И везение тоже.

– И все равно…

– Ну, что же делать… – сказал Сварог.

Вновь прошелся по струнам – мелодию он давно подобрал.

– Алео траманте,

беле аграманте,

чедо каладанте,

э виле…

Сложные у него были отношения с этой песней, в которой он не понимал ни словечка. Он ее ненавидел: когда она звучала, погиб Леверлин. И в то же время она чем-то притягивала, едва ли не завораживала. Сварог пел ее снова и снова, словно надеялся однажды понять, о чем она все-таки. Благо Яна, и Грельфи, и боевые монахи были едины во мнении: заклинаний в ней нет, не то что злых, враждебных, вообще никаких. Просто песня на незнакомом языке, и все тут…

Конченто ланте,

мале нефоренте

теле наджаленте,

тале…

Таре аталанте,

белео даранте

чере кондаранте

годе…

Отставив виолон и вновь наполнив свой бокал, он сообразил, что с Яной уже обстоит чуть получше: лицо не такое горестное, глаза сухие, даже бледная улыбка появилась на губах. Может, песня тому причиной – кто скажет, как с ней обстоит? Или она взяла себя в руки?

– Вита, ты же у меня умная и сильная, – сказал он как мог убедительнее. – Мне не придется бегать по буеракам с топором, я буду сидеть в здании и нажимать кнопки. Будет крупная военная операция, весь упор на боевую флотилию, а я – так, шпионю в безопасном отдалении. Первый раз со мной такое. Мне и не придется ничего делать, не та операция…

В глубине души он плохо верил, что все обернется для него так благостно, но делиться с ней этими мыслями безусловно не следовало. Нет, он, конечно, будет без Доран-ан-Тега, и тем не менее…

– Когда вы улетаете? – спросила Яна почти спокойным голосом.

– Через два часа, – сказал Сварог. – У меня еще будет время заглянуть к Грельфи. Понимаешь, она мне когда-то дала хорошее заклинание. Мелкий пустячок, можно сказать, бытовой, но в Токеранге это мне чертовски помогло. Авось и на Нериаде поможет, я надеюсь…

Яна вскинула на него сухие глаза:

– Раз тебе понадобилось заклинание, значит, ты собираешься во что-то ввязаться?

– Оно мне понадобится для употребления исключительно внутри резиденции, – сказал Сварог, на сей раз надеясь, что так и случится. – Вита, ты же у меня умная и сильная. К чему перед отлетом напрягать мои нервы, как струны на виолоне?

– Ну вот ничего не могу с собой поделать, – она улыбнулась чуть виновато.

– Превозмоги, – сказал Сварог серьезно. И встал. – Ну, пора ехать. Давай без долгих прочувствованных прощаний, ладно? Мы же с тобой не герои старинного рыцарского романа… Я тебя уверяю: не могу себе позволить такой роскоши – погибать…

Яна подошла, прижалась на миг, тут же отстранилась, поцеловала в щеку и глянула в лицо огромными сухими глазами.

– Я тебя очень прошу, не геройствуй понапрасну…

– Я и не собираюсь, – сказал Сварог. – Пройденный этап. Говорю тебе, не та обстановка будет, чтобы геройствовать на старый лад. Одни жмут кнопки, другие висят на орбите в боевых кораблях…

Улыбнулся ей, как он надеялся, открыто и весело, вышел, не оглядываясь.

Совсем повзрослела, подумал он удовлетворенно, размашисто шагая по коридору. Заикнулась было, что хочет отправиться на Нериаду с нами, но, получив от нас с Канцлером слаженный и решительный отпор, замолчала… Вообще-то, будь там совершенно безопасно, все равно надежды на Древний Ветер мало – он не раз ничем не мог помочь, когда речь шла о чем-то современном…

Он вышел на крыльцо, сбежал по низким ступенькам, вскочил в седло, вокруг слаженно и проворно сомкнулись ратагайцы, и Сварог послал Рыжика рысью в распахнутые ворота; оказавшись на широкой улице, он не сменил аллюра – времени хватало, пусть даже сейчас не мчались впереди ликторы с буцинами.

Проехав чинную купеческую Жемчужную, он сделал круг примерно в несколько кварталов длиной – считайте это суеверием, но не хотелось проезжать неширокой Гончарной, хотя было бы ближе – но именно на Гончарной в одном из вариантов покушения его должен был скосить лучемет. Все равно никому ничего не придется объяснять, а береженого Бог бережет…

Глава X

АНГЛИЙСКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН ПРИЕХАЛ В БЕНАРЕС

Если говорить о декорациях, их троица абсолютно ничем не отличалась от иных окружающих. Три человека в нарядах не особенно зажиточных дворян при мечах гармонично вписываются в общую картину. Современных записей никто не делал, не дал Радиант такой возможности, но, учитывая здешнюю специфику, Сварог приказал мастерить одежду по образцам шестисотлетней давности, по записям, сделанным во времена первого «Невода». И оказался прав: фасоны одежды ничуть не изменились за прошедшие столетия, как не менялись и за прошедшие тысячелетия…

Даркаш-Ват, столица королевства Даркаш, принял их без малейшего отпора, но вот хорошей погодой порадовать не смог. Здесь стояла поздняя осень, голые деревья уныло растопырили ветви, небо затянуло занудной серой хмарью, порой в ней расплывались черные пятна и пробрасывало мелким снежком, недолгим, но душу безусловно не радовавшим.

Они, конечно, приготовились должным образом – теплые кафтаны, подбитые беличьим мехом плащи, шапки грубой вязки, закрывавшие уши. Но все равно Гаржак, никогда не бывавший на Сильване, впервые столкнувшийся лицом к лицу с явлением под названием «смена времен года», в уныние, конечно, не впал, не тот парень, но пришел в скверное расположение духа. Брат Ролан, коего, как Сварог слышал краем уха, на Сильвану заносило не раз, держался здесь, на Нериаде, не то чтобы веселее – просто без тени унылого раздражения. Кряжистый, средних лет, бородатый как все боевые монахи, выглядевший надежным спутником в опасном предприятии – каковым, несомненно, и был, братство святого Роха не выделило бы ему молодого и неопытного.

Что до самого Сварога, он в скверное расположение духа не пришел – но, оказалось, все эти годы начисто отвык от такой погоды. А на Сильвану, так уж сложилось, ни разу не выбрался – и сейчас чуточку зяб, холодок прихватывал кончик носа и пальцы рук.

Снег тут же таял, едва достигнув земли, но оставалась промозглая слякоть, холодный ветер гонял по мостовой грязные, отвердевшие талые листья, последние остатки осеннего листопада. В голове навязчиво крутилось:

– Не прожить нам в мире этом,