Теория праздного класса - Торстейн Веблен

Пока женщина все время находилась в положении «бурлака», она в большинстве случаев вполне довольствовалась своим жребием. Кроме того, что у нее имелось осязаемое и целенаправленное занятие, у нее не было лишнего времени для бунтарского утверждения унаследованных склонностей к самостоятельности, да и возможности подумать о таковом. А после того, как был пройден этап повсеместного женского «бурлачества» и общепринятым занятием женщин из состоятельных классов стала подставная праздность без усердного приложения сил, то теперь предписывающая сила канона денежной благопристойности, требующего от женщин ритуальной бесполезности, будет долго предотвращать всякие сентиментальные стремления благородных женщин к самостоятельности и к «сфере полезности». Это особенно справедливо на ранних этапах денежной культуры, когда праздность привилегированного класса — это все еще в значительной мере хищническая деятельность, активное утверждение господства, в котором присутствует достаточно осязаемое стремление к завистническому отличию, что и позволяет всерьез рассматривать праздность как занятие, за которое можно браться без стыда. В ряде общностей такое положение дел сохраняется до настоящего времени. В различной степени проявляется чувство статуса у разных индивидов, и в неодинаковой мере подавляется в них инстинкт мастерства. Там же, где экономическая система переросла к настоящему времени систему общественного устройства, основанную на статусе, и отношение личного подчинения уже больше не ощущается как «естественное» отношение между людьми, — там древняя привычка к целенаправленной деятельности начинает утверждаться в наименее послушных индивидах, выделяясь на фоне не столь давних, относительно поверхностных, сравнительно эфемерных привычек и взглядов, которые денежная культура привнесла в нашу жизнь. Как только склад ума и взгляды на жизнь перестают благодаря школе хищничества и квазимиролюбивой культуры тесно согласовываться с новой экономической ситуацией, эти привычки и взгляды начинают терять власть над социальной группой или общностью. Это видно на примере трудолюбивых слоев в современных общностях; праздносветский образ жизни потерял для них почти всю его принудительную силу, в частности, в отношении поддержания различий в статусе. Правда, похожая картина наблюдается и в верхних слоях, но это другой вопрос.

Унаследованные от хищнической и квазимиролюбивой культуры привычки являются сравнительно недолговечными вариантами известных склонностей и характерных психических черт, лежащих в основе человеческой природы; эти черты обозначились в процессе длительной эволюции, происходившей на более раннем, протоантропоидном этапе мирной, сравнительно мало дифференцированной экономической жизни при контакте с относительно простым и постоянным физическим окружением. Когда привычки, привнесенные соперничеством, перестали подкрепляться экономическими потребностями, начался процесс их разрушения, и хищнический образ мысли, получивший не столь давнее развитие и не успевший приобрести всеобщий характер, стал в известной мере отступать перед более древними и всеобщими психологическими особенностями человеческого рода.

Стало быть, в некотором смысле движение за эмансипированную женщину отмечает собой возврат к более общечеловеческому типу характера или к менее дифференцированному выражению человеческой природы. Этот тип человеческой природы следует характеризовать как протоантропоидный; если не по форме преобладающих в нем черт, то, во всяком случае, по их содержанию оп принадлежит той ступени развития, которую можно, видимо, отнести к дообщественному уровню. Такая характеристика относится как к отдельному моменту развития или отдельной эволюционной черте, которая здесь рассматривается, так, конечно, и ко всем чертам в более позднем развитии общества, если они свидетельствуют о возврате к той духовной позрпии, которая соответствует начальной недифференцированной стадии экономической жизни. Наше доказательство существования общей тенденции к возврату от господства завистнических интересов вспять не будет ни бесспорным, ни достаточно убедительным, но тем не менее его можно считать достаточным. Существование такой тенденции в какой-то мере подтверждается разложением чувства статуса в современных производственных общностях; косвенным свидетельством может служить и заметный возврат к неодобрению бесполезного существования и той деятельности, которая направлена на приобретение частной выгоды за счет коллектива или других социальных групп. Наблюдается частое порицание причинения боли, а также дискредитация всех мародерских предприятий даже там, где проявление завистнического интереса не наносит материального ущерба своей общности или самому индивиду. Можно даже сказать, что в современных производственных общностях беспристрастное представление большинства заключается в том, что идеалом человека является стремление к миру, доброй воле и экономической эффективности, а не к корыстному, насильническому, мошенническому и господственному образу жизни.

Влияние со стороны праздного класса не направлено последовательным образом ни против восстановления в правах протоантропоидного характера, ни в его поддержку. Что касается способности выживания индивидов, наделенных названными чертами, составляющими этот характер, то даже при избытке этих черт выживанию будет благоприятствовать привилегированное положение праздного класса, но косвенно, в результате действия праздно-светских канонов демонстративного расточительства средств и сил, институт праздного класса будет уменьшать вероятность выживания таких индивидов в массе населения. Изрядные требования расточительства поглощают излишек энергии, всецело направляя его на завистническую борьбу и не оставляя никакой альтернативы независтнического выражения жизни. Более отдаленные, менее осязаемые, духовные следствия канонов денежных приличий дают тот же результат, возможно еще более действенный. Каноны благопристойного образа жизни являются разработкой принципа завистнического сравнения, и соответствующим образом они последовательно содействуют подавлению всякого независтнического усилия и насаждению эгоистической позиции.

Глава XIV. Высшее образование как выражение денежной культуры

С той целью, чтобы в грядущем поколении мог сохраниться подходящий образ мысли по тем или иным вопросам, в общепризнанную систему общественной жизни, получая санкцию здравого смысла общества, включается академическое обучение. Формируемый таким образом под руководством преподавателей и академических традиция образ мысли имеет экономическое значение — как влияющий на полезность индивида — не менее реальное, чем экономическое значение образа мысли, формирующегося без такого руководства в школе повседневной жизни. Все характерные черты общепризнанных академических дисциплин и самой системы образования, которые объясняются наклонностями праздного класса или направляющим действием денежных критериев достоинства, нужно записать на счет института праздного класса, и любое экономическое значение этих черт образовательной системы будет являться частным выражением экономической роли этого института. Будет поэтому уместно рассмотреть специфические черты системы образования, которые объясняются праздносветским образом жизни и проявляются не только в целях и способах обучения, но также в диапазоне и характере прививаемых знаний. В образовании вообще и в высшем образовании в особенности как раз наиболее ярко и проявляются идеалы праздного класса; а так как наша цель не исчерпывающее сопоставление данных, показывающих воздействие денежной культуры на образование, а скорее иллюстрация того, каким способом я в каком направлении происходит влияние праздного класса на образование, то единственное, что мы попытаемся сделать, — это представить обзор ряда тех бросающихся в глаза особенностей системы высшего образования, которые могут служить в качестве такой иллюстрации.