Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Нордье Софи

— Возможно, — сказал Робер; он смутно припоминал эту историю. — А что за хижина?

— Она заброшена. Я нашел ее несколько лет назад и иногда живу тут, собирая травы, для того чтобы лечить жителей нашей деревни. Лишившись руки, мой сын женился на здешней крестьянке, а я остался при нем. — Мужик виновато замялся, но все же продолжил: — Ваше сиятельство, весть о побоище в мгновение ока разлетится по округе. Обозленные мужики не станут выяснять, кто виноват. Лучше отсидитесь пару дней, пока король не войдет в Париж, а вилланы не разойдутся по домам. Об этой лачуге никто не знает. Вы сами видели, какая узкая тропа сюда ведет.

Разговаривая, де Дрё снял с коня уже безучастную ко всему женщину и, прихрамывая, перенес ее на соломенный тюфяк единственной в доме лежанки. Помимо топчана граф разглядел потрескавшийся ларь и трехногий табурет. Подслеповатое оконце, затянутое бычьим пузырем, почти не пропускало дневного света, и хозяин зажег сальную лампу. Она сильно коптила, но все же разгоняла тьму по углам. Робер помог стянуть Сабине мокрые полусапожки.

— Мадам, необходимо снять верхнее платье, оно насквозь промокло и испачкалось.

— Хорошо, — просипела Сабина, — отвернитесь.

— Мы выйдем, а вы снимите и шоссы — у вас промокли ноги. Укройтесь моим плащом, внутри он сухой. — Робер отдал ей накидку с кожаным оплечьем, пропитанную воском.

Плащ Сабины украли еще вчера вечером, поэтому ночь она провела на холодной земле почти раздетая.

На улице, подвесив над примитивным очагом закопченный котелок, их неожиданный спаситель стал кипятить какие-то травы, помешивая варево длинной ложкой:

— Лихорадку за один раз этот отвар, конечно, не снимет, но заснет она до утра очень крепко. Ей необходимы силы. Угостить, к сожалению, мне вас нечем. Есть только родниковая вода в глиняном кувшине да пара черствых сухарей. А вот коню повезло больше: в углу стоит мешок, там есть немного прошлогоднего овса. На рассвете я принесу вам молока со свежим хлебом.

Напоив больную зельем и подоткнув под ее горячее тело толстый плащ, хозяин развесил на крюках мокрую одежду. И уже собирался уходить, но тут Робер неожиданно спросил:

— Сможешь перевязать мне ногу?

— Вы ранены? — ахнул знахарь.

Пока рыцарь стягивал металлические шоссы и отвязывал от пояса суконную штанину, старик нашел на полке немного корпии, сушеного тысячелистника[109] и, оторвав от своей рубахи длинную полосу, довольно ловко обработал и перевязал раненую голень.

— Только не говори о нас никому, хорошо? — на всякий случай предупредил граф, натягивая штанину.

— Как можно, мессир? — обиделся мужчина. — Я столько лет молился за ваше здоровье, и вот Господь наконец дал мне возможность вас отблагодарить!

Хозяин ушел.

Вскоре дождь прекратился. Тучи рассеялись, и показалось солнце; было уже далеко за полдень. Припадая на раненую ногу и морщась от боли, Робер позаботился о коне: расседлал его, вытер насухо, покормил и напоил остатками дождевой воды из полусгнившей деревянной бадьи. Граф постоянно прислушивался, надеясь уловить людские голоса или шум боя, но стояла звенящая тишина. Робер вернулся в хижину и устроился на табурете. Привалившись спиной к стене, он грыз каменный сухарь и с жадностью смотрел на спящую женщину. Каким чудом он вновь оказался рядом с ней в нужный момент?

Вечером у Сабины снова начался сильный озноб. Под воздействием травяного отвара и болезни она пребывала в каком-то странном обморочном оцепенении. Женщина стучала зубами и, не просыпаясь, куталась в плащ. Граф не мог смотреть на ее мучения. Он решил согреть Сабину испытанным способом — своим телом. Робер с трудом стянул с себя хауберк и подкольчужник и забрался под плащ. Льняная камиза на Сабине давно высохла, и жар ее тела обжигал мужские руки, сжимавшие ее. Болезненная дрожь долго не отступала, но в конце концов все-таки прекратилась.

Тихо застонав, женщина повернула голову и уткнулась Роберу в лицо. Он замер, но потом все же не удержался и едва заметно коснулся губами ее глаз, носа, рта… Вдруг ее уста ответили на поцелуй. Решив, что у него разыгралось воспаленное воображение, граф слегка отодвинул голову. Но женский рот жадно нашел его губы; тонкие руки обвились вокруг его мускулистой шеи. Последняя совестливая мысль в его голове — негоже пользоваться болезненным сном Сабины, — вильнув хвостом, исчезла в глубине сознания и уступила место всепоглощающему желанию. Страсть поселилась на жестком топчане, изгнав остальные чувства прочь. Руки Робера задрали рубашку Сабины и уверенно заскользили по ее телу. Наконец она с первобытной требовательностью притянула его к себе. Любовный танец ног и рук, сплетенных в единое волнующее действо, подарил графу бесконечное блаженство и закончился мощной волной конвульсивной дрожи. Протяжный сладостный стон, сорвавшийся с женских уст, стал для него бесценным призом. Долгих полтора года он мечтал об этом упоительном миге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Сабина не проснулась и, скорее всего, любила только что Габриэля. Как же быстро ему удалось разбудить в ней дикую чувственность! — устраивая ее голову на своем плече, думал Робер, но затем отогнал печальные мысли прочь. — Пусть воспоминания об этой прекрасной ночи будут мне подарком, о котором она никогда не узнает…»

Граф проснулся на рассвете от пристального взгляда. Сабина, немного отодвинувшись и запрокинув голову, с болезненной обидой в упор смотрела на него.

— Почему мы спим вместе? — еле слышно прошептала она.

«Не помнит», — пронеслось в голове у Робера, и последняя искорка надежды — что ласки Сабины все же предназначались ему — погасла. Хорошо, что он поправил на них одежду.

Как можно беспечнее граф произнес:

— Я согревал вас проверенным способом. Лихорадка не отступала, а мой плащ не помогал. Костра тут не разожжешь. Оставалось только мое тело…

Взгляд Сабины потеплел. Женщина облегченно выдохнула — она научилась безоговорочно доверять графу. Прочитав на ее лице эти бесхитростные мысли, де Дрё устыдился и поспешил повернуться к ней спиной.

— Спасибо, Робер!

Мужчина растерянно оглянулся.

— За то, что в очередной раз спасли мне жизнь! Не знаю, каким чудом вы оказываетесь рядом в трудную минуту, и не могу подобрать слов…

— Не стоит, Сабина, я по-прежнему вас люблю. Этим все сказано.

Робер едва уловимо выдохнул, но его мужское самолюбие удовлетворенно ухмылялось.

Пора одеваться. Граф встал с топчана.

— Вы ранены? — Сабина заметила на его штанине кровавое пятно. — Очень больно?

— Ерунда, небольшая царапина, я уже и забыл о ней, — совершенно искренне отозвался Робер, но улыбнулся, тронутый ее неподдельной тревогой.

Вскоре пришел их вчерашний спаситель с завтраком.

— Какие новости? — жадно уплетая хлеб и запивая его молоком, расспрашивал граф.

— Кто-то из ваших воинов, похоже, спасся и сообщил господам, что вы остались в лесу. Уходя из деревни, я заметил небольшой отряд всадников, разыскивающих вас.

— Так ты сказал им, где я? И какой у них герб?

— Вы же приказали молчать! А герб бело-синий, поперек — такие штуки. — Мужчина нарисовал в воздухе зигзагообразную линию.

— Люди графа Шампани! Ты все сделал правильно. А теперь разыщи их и приведи сюда.

***

На закате обессиленный Габриэль ввалился в дом Сабины. Но хозяйки не было. Вивьен доложила, что госпожа еще не вернулась от графа Шампани, к которому отправилась по приказу королевы. Ноги не держали шевалье, спина ныла, и он, тяжело опустившись на широкую лавку, оперся о стену. Служанка рассказывала ему подробности, а он слушал ее с закрытыми глазами, не в силах разлепить тяжелые веки. Несколько суток Габриэль почти не спал, лично контролируя план по возвращению короля. Под щебетание камеристки в мозгу шевалье пронеслась мысль: «На рассвете выезжаю навстречу Сабине…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вивьен едва успела подложить ему под голову подушку. Затем разыскала Андре с Родриго, уснувших прямо на полу у входа, и позаботилась и о них.