Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

— А кто станет распределять еду?

Полидевк передвинул ногу и застрял коленом в собственном животе.

— Драконий хвост!.. Твои люди, пожалуй. Они же и объяснят рабочим, что к чему. Это надо с умом сделать.

Парис попеременно чесал бороду и лысый череп.

— А кто будет еду охранять?

— Мои люди. — Полидевк поправил чрево и вопросительно посмотрел на Леона. — То есть я хотел сказать, если они у меня будут…

— Будут, — заверил его Леон.

— Стало быть, учреждаем военную полицию? — спросил Парис.

— Шире. Внутреннюю гвардию по поддержанию порядка с особыми полномочиями.

Ни в восточную промышленную зону, ни в северную, горную, за лавиной забот попасть так и не удалось, несмотря на то, что автомобиль починили и поправившийся Памфил был готов приступить к водительским обязанностям. «Все равно везде не поспеешь, — менторским тоном втолковывал Умнейший, поднимая кверху костлявый палец. — Вычленяй главное и помни: из каждых пяти неотложных дел тремя не стоит заниматься вообще, а четвертое может подождать». Леон сдержанно огрызался.

Особенно сильно раздражала медлительность связи. Почтовой летяге для пересечения контролируемой области из конца в конец требовались сутки, а то и двое. После нескольких случаев искажения донесений Леон разуверился в надежности эстафеты шептунов. Парис обижался, скреб бороду и, против обыкновения, молчал в ответ на нападки. Остывая, Леон понимал: старый шептун сделал все, что мог.

Радио?

Аверс-Реверс услужливо раздвигался, обнажая экран. Там скакали, сменяя друг друга, паутинные тенета радиосхем и громоздкие наброски технологических цепочек. От всего этого волосы вставали дыбом.

Леон очень быстро понял: наличными средствами нечего надеяться изготовить хотя бы примитивнейшую радиолампу, не говоря уже о вживляемых биосхемах высокой интеграции для индивидуальной телепатической связи. Где, например, взять вольфрам или рений для катодной нити? Тысячу раз прав был Умнейший, когда говорил: изобретения появляются не раньше, чем могут появиться. Нельзя родить ребенка прежде зачатия.

Но можно попытаться…

Худо-бедно собрали и опробовали искровой передатчик на вольтовой дуге. Одну из речек в предгорьях перегородили деревянной плотиной с мельничным колесом, приводящим в движение наскоро сделанную непутевую динамо-машину. Получаемой энергии как раз хватало для одного передатчика, к тому же каждому было ясно, что в ближайший сезон дождей плотину снесет паводком. Леон дал себя уговорить продолжить техническую авантюру лишь после того, как в ее защиту горячо выступили Аконтий и Умнейший.

Единственное, чего хватало в избытке, это необученного пополнения — добровольцев и мобилизованных. Времена постройки «Разъяренного Дракона», когда людей приходилось убеждать и уговаривать, окончательно канули в прошлое. Мастеров и толковую молодежь отбирал себе Аконтий или его подручные — в станочники, а самых способных — в ремонтники и наладчики станков. Стрелки-охотники годились в солдаты, а шептуны и морочники были ценны сами по себе. Что делать с остальными, было не вполне ясно. Инспектируя лагеря и казармы, Леон с беспокойством взирал на толпы бездельников, зря проедающих пищевое довольствие и лишь вносящих суету и путаницу во всякое полезное дело. Всё этот Полидевк!.. Заставь дурака реку выпить — сам лопнет и других окатит. От его внутренней гвардии толку пока было мало.

— Приостановить мобилизацию нельзя, — втолковывал Умнейший на совещании в штабе. — Это все равно, что остановиться в воздухе во время прыжка через костер. Во-первых, трудно выполнить, а во-вторых, себе дороже.

— Гонять на черных работах до посинения, — приказал Леон. — Пусть Аконтий придумает для них дело — таскать руду, чинить дороги, расчищать поляны или что-нибудь в этом роде. Слышь, Аконтий? И не говори мне, что рабочей силы у тебя больше, чем нужно. Через месяц-два толку от них будет уже немного — иссякнет энтузиазм. Позволить им разбрестись по домам — потом не собрать. Знаю я эту деревенщину. Пока Полидевк продумает меры по поддержанию трудовой дисциплины, пусть Кирейн их накачивает, по возможности ежедневно. Песни о трудовой доблести, и все такое. Понял, Кирейн? Выпивка будет.

— Браво! — поддержал его Умнейший.

— А что мы с ними будем делать, когда их энтузиазм все-таки иссякнет? — спросил Парис.

— Ты — ничего, а остальное — Полидевк. Поменьше об этом думай, дольше здоровье сохранишь. Ясно?

Парису было ясно.

Кирейн после понуканий, подкрепленных угрозой навечно лишить его Тихой Радости, написал не только несколько песен, но и речь, с которой Леон обращался к новобранцам, как только накапливалась достаточная партия последних. Речь, по суждению Леона, страдала избытком высокопарности и то и дело норовила сорваться в рифмованный гекзаметр — однако Умнейший, просмотрев текст, лишь хмыкнул и сказал, что сойдет. Оказавшись в меньшинстве, Леон сдался.

Произнося эту речь во второй раз, он ее уже ненавидел. После третьего раза ему пришлось начать принимать специальную настойку, уберегающую от тошноты. После пятого — навязчиво мечталось собственноручно уничтожить Кирейна очередью из счетверенки.

Придумал же Умнейший занятие вождю!

А вождю ли? Леон задумывался. Да, он вождь, этого никто не в силах оспорить. Стоит появиться в любом лагере — вопят, лезут друг другу на плечи, чтобы хоть краем глаза увидеть героя свежевыпеченных саг… Но ведь почти все действительно толковые распоряжения по-прежнему исходят от Умнейшего, а с изготовлением оружия прекрасно справляется Аконтий да еще Аверс-Реверс. Кто же тогда Леон? Имя, и только. Вождь неизвестно чего, властелин пустоты…

Шестую и последующие речи произносил уже Парис.

Полидевк не показывался на глаза: ударив кого-то из бестолковых новобранцев по голове, он сломал свою знаменитую кость и который день не выходил из черной меланхолии. Виновного новобранца сгоряча хотели было расстрелять, но Леон смилостивился, и дело ограничилось штрафным отрядом.

Наполненный суетой день проходил, сменяясь завтрашним днем, во всем похожим на вчерашний. По-прежнему огненным ободом сиял в бархате ночного неба Великий Нимб, по-прежнему три большие луны и одна малая совершали свой неизменный путь с востока на запад. Жизнь налаживалась, не прежняя — новая. На карте Простора неровное пятно, обозначающее контролируемую область, даже расширилось на север и восток, пустило отростки к югу. И только на западе, где оно упиралось в черную пустошь, которую неделю не было никаких изменений.