Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1934-1961 - Федор Раззаков

Съемки фильма «Дело Артамоновых» закончились в роковой для нашей страны день — 22 июня 1941 года. А 7 июля Пуговкин отправился добровольцем на фронт. «Я ушел в ополчение. Девяносто автобусов уезжало, половину по дороге разбомбило, а Ельня, где я оказался, семь раз переходила из рук в руки. Это было мое боевое крещение. Потом я попал в действующую армию, в разведчики…

В 1942-м году я был ранен в ногу, и меня положили в госпиталь. Ранение было серьезным, так как ногу хотели ампутировать из-за начавшейся гангрены. Кстати, именно в госпитале я и поменял фамилию. Мои соседи по палате иначе как Пуговкиным меня не называли. А поскольку я уже решил быть артистом, то мне это прозвище понравилось: запоминающееся такое, навязчивое…

В том же году Пуговкин был комиссован и вернулся в Москву. (Оба его старших брата с войны так и не вернулись). Прошло всего лишь несколько дней, и наш герой с палочкой в руке пришел в театр, которым руководил Николай Горчаков. Его тут же взяли в труппу и вскоре предложили главную роль — в спектакле по пьесе В. Гусева «Москвичка» он сыграл Петра Огонькова. Его партнерами были Ростислав Плятт, Вера Орлова и другие актеры.

В том же году Пуговкин снялся в двух фильмах: у Исидора Анненского в «Свадьбе» и Владимира Петрова в «Кутузове». В первом фильме он играл небольшой эпизод, а вот во втором роль покрупнее — Феди, веселого деревенского парня, судьба которого сложилась трагически. Правда, не все, что сыграл в этом фильме наш герой, вошло в картину: например, финальный эпизод режиссер при монтаже вырезал.

В 1944 году Пуговкин решил поступить в только что организованную актером Иваном Москвиным Школу-студию при МХАТе. Вот что наш герой вспоминает об этом: «Приемная комиссия в Школе-студии состояла тогда из двадцати двух народных артистов, и возглавлял ее Иван Михайлович Москвин. Прочитал басню Крылова «Кот и повар». Комиссия вежливо улыбнулась. Это я отнес на счет моего отдаленного сходства с котом, хотя усов тогда не носил. Затем Москвин попросил почитать еще. Я объявил, что знаю Пушкина, и начал известное: «Мой голос для тебя и ласковый и томный… Тут вся комиссия смеялась до слез, особенно на строчке: «Мой друг, мой нежный друг, люблю… твоя… Но меня приняли…

Во время учебы в студии Пуговкин внезапно влюбился в свою однокурсницу и стал настойчиво за ней ухаживать. В то же время за нею стал ухаживать и другой студент, будущая звезда советского экрана — Алексей Баталов. Однако девушка в конце концов сделала выбор в пользу Пуговкина, и вскоре они поженились.

Между тем в 1945 году нашему герою пришлось прервать учебу в студии и вновь отправиться в армию. На этот раз он попал в танковое училище в городе Ветлуга недалеко от Горького. Начальником училища был генерал Раевский.

Михаил Пуговкин вспоминает: «Он был из тех самых Раевских, что прославились в войну 1812 года. А надо сказать, что дисциплина у меня немного хромала. Вот вызывают меня после очередного «прокола» к Раевскому. Тот спрашивает: «Что-то мне ваше лицо знакомо?» Я говорю, да вот снимался в паре фильмов. Так вы артист, удивляется генерал, тогда вот что. Офицера из вас делать не буду, все равно толку от вас не будет. Дам я вам квартиру, офицерский паек, но чтобы каждый месяц в училище была новая программа самодеятельности. Сейчас училище находится в Благовещенске. Там на стене висит мой портрет, и в книге об училище есть моя фотография. Мне это очень приятно».

В 1946 году Пуговкина отпустили из танкового училища в Москву, доучиваться. Через год Школа-студия при МХАТе была им благополучно закончена, и, преисполненный романтики, наш герой отправился на край земли — в Мурманск, в Театр Северного флота. Одной из первых его ролей в труппе этого театра был Олег Кошевой в «Молодой гвардии».

Стоит отметить, что именно тогда Пуговкин в первый раз женился — «его женой стала молодая актриса.

В 1948 году Пуговкин покинул Театр Северного флота и перебрался в Вильнюс. Но и там он не задержался — в 1950 году вернулся в Москву и поступил в Театр Ленинского комсомола, которым тогда руководили Берсенев, Гиацинтова и Бирман. Во время работы в этом театре с ним произошла забавная история.

Рассказывает Михаил Пуговкин: «Я играл буденновского бойца, а Буденный сидел в первом ряду. Текст такой: «Какое у вас впечатление от Буденного?» Я отвечаю: «Впечитление у мене от Буденново — ничаво». И прямо на него гляжу. Гиацинтова после спектакля спросила: «Семен Михалыч, а какое на вас впечатление произвел боец Пуговкин?» А он говорит: «Ничаво». За это я сразу получил комнату».

Между тем работа в театре не слишком привлекала нашего героя — главных ролей ему там практически не предлагали, а те, которые он играл, его чаще всего не устраивали. Поэтому главной рабочей площадкой для Пуговкина стало кино. Вот там он действительно был нарасхват. Например, в одном только 1952 году он снялся сразу в трех картинах: «Максимка» (роль Артюхина), «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы» (роль Пирожкова); в 1953-м — в четырех картинах: «Верные друзья» (роль зав клубом), «Мы с вами где-то встречались» (эпизод), «Ревизоры поневоле» (роль шофера), «Школа мужества» (роль Шмакова); в 1954-м — в пяти: «В один прекрасный день» (роль Панаса Чушко), «Доброе утро» (роль завмагазином), «Земля и люди» (роль Гошки Хвата), «Крушение эмирата» (роль Ясного).

Однако самой «звездной» ролью Пуговкина в 50-е годы стала роль бывшего матроса Захара Силыча в фильме режиссера Ивана Лукинского «Солдат Иван Бровкин». Именно после нее к Пуговкину пришла настоящая слава. В прокате 1955 года картина заняла 1-е место, собрав на своих просмотрах 40,37 млн. зрителей. На волне этого успеха в 1957 году было снято продолжение — «Иван Бровкин на целине». И вновь успех у зрителей — 2-е место в прокате 1958 года.

В том же году Пуговкин сыграл еще одну из самых своих известных киноролей — в фильме режиссера Николая Досталя «Дело пестрых» он превратился в матерого вора-рецидивиста Софрона Ложкина. В прокате 1958 года картина заняла 4-е место, собрав 33,73 млн. зрителей.

Вот что писала критик И. Шилова об этой роли Пуговкина: «Софрон Ложкин — уголовник со стажем, темный, страшный. Движения у него уверенные и целесообразные. Настигла Софрона милиция, перекрыла все выходы из дома. Он сдается сразу, поняв безысходность, но не смиряется: сидит на диване, подобрав босую ногу, не поворачивая головы, только точечки-глазки внимательно, но незаметно наблюдают за обыском.

Найдена улика — перчатка. Остервенело натягивает ее Софрон на руку, не понимая, что это почти признание. Впрочем, все равно ничего не боюсь, ничего не скажу. Посадите — сбегу. И сбежал. Обросший, в ватнике, подчеркивающем кряжистость фигуры, идет он по перрону вокзала. В лице ни тени торжества или радости — такова жизнь: тюрьма, побеги, кратковременная свобода и опять тюрьма. Тупое, жуткое существование, и полная неспособность понять, что есть и другая жизнь. Не человек Софрон Ложкин — зверь. Не роль — приговор…