Тайные тропы - Георгий Брянцев

— Я давно, как и ты, бросил старое дело, держал парикмахерскую, жил спокойно. Но нашелся злой человек, знавший меня давно, и сообщил куда следует. Три дня назад меня вызвали в милицию и стали расспрашивать. Вначале осторожно, намеками, но я понял, к чему это приведет. В ту же ночь я убежал из города. Скрывался как мог, спал в чайхане, в степи и наконец добрался до тебя… Выручи, Убайдулла, это моя последняя просьба!

Убайдулла положил руку на плечо Раджими:

— Ты заблуждаешься, Киик… Прошлое, конечно, не сотрешь, как пыль с камня, но за него тебя не покарают. Я тоже носил контрабанду, тоже делал плохое. Но когда меня спросили, я все рассказал, и меня простили. Теперь у меня легко на душе… Легко…

«Трухлявая душа! — со злобой подумал Раджими. — Его не повернешь назад. Лучше уйти…» Он сжал голову руками.

Это разжалобило Убайдуллу.

— Друг, — сказал он мягко, — не мучь себя. Я всегда делал так, как говорил ты, а теперь послушай меня.

Раджими встал и направился к выходу.

— Если нужны деньги, — торопливо проговорил Убайдулла, — я дам, сколько могу.

— Нет, денег мне не надо. На обратный путь у меня есть, а там — воля аллаха…

— Не падай духом. На родной земле всегда лучше, чем там. — И Убайдулла многозначительно кивнул головой.

Раджими посмотрел на дверь, постоял с минуту молча, будто обдумывая свое решение, потом твердо произнес:

— Да будут твои слова счастливыми!

Хозяин проводил гостя до калитки и тепло простился с ним.

Если бы Раджими все свои надежды возлагал только на длинноногого Убайдуллу, он не рискнул бы появиться в этих краях, не привез бы сюда Юргенса.

Раджими направился в противоположный конец кишлака, где жил Джалил.

Джалил был глуховат на оба уха, сам никогда не носил контрабанду, но всегда имел двух-трех верных людей, которыми распоряжался как хотел. Раджими его услугами не пользовался, так как считал Убайдуллу человеком более надежным, но теперь мог пригодиться и Джалил.

Джалил разбудил жену и начал угощать позднего гостя.

Ели молча, незаметно, исподлобья поглядывая друг на друга, думая каждый о своем. Раджими решил отдохнуть, поесть и только тогда говорить о деле. А Джалил из вежливости ждал, пока заговорит гость.

Когда наконец Раджими, выпив пять пиал чаю и плотно закусив, сказал, зачем он пришел, Джалил коротко ответил:

— Подумаю. Думать надо.

Сколько ни пытался Раджими вызвать хозяина на более откровенный разговор, тот неизменно отвечал:

— Думать надо.

Раджими так и не смог вытянуть у Джалила другого ответа.

Улегшись на ватные одеяла, он стал ждать. Хозяин тоже лег и быстро уснул. В комнате стало тихо. Утомленный за день Раджими задремал, но вскоре проснулся: показалось, что кто-то ходит по комнате. Он посмотрел на постель Джалила: она была пуста. «Ушел», — мелькнула мысль. Раджими поднялся и подошел к приоткрытой двери. Тишина… Чуть слышно донесся голос Джалила из другой комнаты:

— Иди быстрее и сейчас же возвращайся.

Заговорила женщина, повидимому жена хозяина:

— Запри дверь на замок и сторожи… Зачем лег с ним в одной комнате?

Раджими мгновенно сдернул с гвоздя халат, бесшумно, точно ящерица, юркнул в дверь и крадучись поспешил вон со двора.

Остался один Бахрам-ходжа, но до него — добрый десяток километров. Поспеть бы только до рассвета!

Раджими шел, с каждым шагом теряя веру в успех дела, и сердце его все более ожесточалось.

— Уйду отсюда и не вернусь больше! — шептал он сквозь зубы. — Будь проклят тот день, когда я согласился остаться здесь!

Уверенности в том, что выручит Бахрам-ходжа, было мало, но Раджими шел к нему, шел потому, что другого выхода не было. Может быть, Бахрам-ходжа все-таки выручит. Он человек другого покроя. Он всю жизнь был имамом[4], другом отца Раджими, вместе с ним хаживал в Мекку. Бахрам-ходжа знает в горах все тропы. Если Бахрам-ходжа и откажет в помощи, то никогда не предаст.

На востоке гасли звезды, бледнело небо, когда Раджими достиг цели. В дом Бахрам-ходжи он вошел без опаски, но и без надежд.

Имам уже встал. Лицо его, испещренное глубокими морщинами, походило на ореховую скорлупу; узкая, длинная борода достигала поясного платка.

Но Бахрам-ходжа был еще бодр, ходил твердой походкой, шутил, в его голосе и жестах чувствовалось душевное спокойствие.

— С глазами только плоховато, — пожаловался он. Это заметил и Раджими. Глаза имама слезились, он то и дело вытирал их.

Вспомнил Бахрам-ходжа и своего друга — отца Раджими.

Дом имама свидетельствовал о довольстве. Комнаты были устланы мягкими коврами, кругом — пышные одеяла, подушки, в стенных нишах много посуды.

Раджими подумал, что служить аллаху не так уж плохо.

Начинать разговор сразу о деле было неудобно. Это не Убайдулла и не Джалил, это имам — почетный человек, трижды побывавший в Мекке. Он может и обидеться. Надо было терпеливо слушать хозяина.

А старик перебирал прошлое, называл давно забытые имена.

Солнце уже залило двор ярким светом, когда сели за еду. Масло, каймак[5], сахар, кишмиш, лепешки из белой муки, ароматное баранье мясо, виноград…

«Велик и милостив аллах, и нет конца его щедротам», — вспомнил Раджими и впервые за сутки улыбнулся своим мыслям.

О деле говорили после сытной еды, попивая чай. Имам внимательно выслушал гостя, но вести его сам через границу не согласился.

— Пойдете одни, а дорогу укажу я, — сказал он. Раджими был рад и этому: другого выбора все равно не было.

— А туда, на ту сторону, я дам письмо Мамед-ходже, он приютит и позаботится обо всем. Мамед-ходжа состоит при гробнице великого имама Резы, и у него много верных шиитов. Он знал твоего отца. Втроем ходили мы в Мекку…

Хорошее настроение возвращалось к гостю. Имам говорил спокойно, уверенно, и Раджими казалось, что все уже осталось позади: и тревога за завтрашний день и боязнь провала — все-все… Он уже видел себя мысленно в чужом далеком городе, где таким людям, как он, — почет и уважение.

— Только не мешкайте, — предупредил Бахрам-ходжа: — через два дня надо отвозить корм скотине на ферму. Повезу я сам и захвачу вас.

15

Мейерович с женой целый день томились от безделья и ожидания. Строго соблюдая указания Раджими, они даже не выглянули со двора на улицу.

Когда совсем стемнело, в дверь постучали. Это были Раджими и Юргенс. Хозяин стал торопливо зажигать лампу. Комната осветилась.

— Знакомьтесь, — произнес Раджими. — Это мой друг. Ваша судьба в его руках.