Роксолана и Сулейман. Возлюбленные «Великолепного века» (сборник) - Александр Владимирский

По поводу неудачной осады Мальты Сулейман в сердцах заметил: «Только со мной мои воины добиваются триумфа!» Это было недалеко от истины. Поражение на Мальте действительно было в значительной мере следствием разногласий между несколькими полководцами, среди которых не нашлось ни одного с твердой волей и безусловным авторитетом, способного объединить действия турецких сил, многократно превосходивших противника. Напротив, во время осады Родоса тех же рыцарей удалось победить благодаря железной воле Сулеймана, не прекратившего осады до капитуляции крепости и сумевшего сосредоточить усилия всех турецких отрядов для достижения победы.

Только сам султан, имевший безусловную власть над своими войсками и их командирами, мог достигать желанной цели. Но жить ему оставалось совсем недолго.

Гибель Драгута и военное поражение сильно встревожили сераль и население Константинополя. На Мальте произошло нечто неожиданное. Захвата острова требовал не только больной султан. Эскадра, посланная на Мальту, была самой мощной из всех, когда-либо выходивших в море. Однако небольшой изолированный гарнизон христиан одержал верх над турками, которым было не занимать храбрости.

Последний поход

Одинокий в личной жизни после смерти Роксоланы, султан замкнулся в себе, становясь все более молчаливым, с более меланхоличным выражением лица и глаз, более отдаленным от людей.

Когда при более благоприятных обстоятельствах Пиале-паша вернулся с флотом в Стамбул после своих исторических побед на Джербе и в Триполи, которые утвердили исламское господство над Центральным Средиземноморьем, Бусбек писал, что «те, кто видел лицо Сулеймана в этот час триумфа, не могли обнаружить на нем и малейших следов радости… Выражение его лица оставалось неизменным, его жесткие черты не утратили ничего из их привычной мрачности… все торжества и аплодисменты этого дня не вызвали у него ни единого признака удовлетворения».

Бусбек утверждал, что с возрастом Сулейман стал очень набожным и суеверным, поскольку все больше думал о том, как бы после смерти понадежнее попасть в рай:

«День ото дня султан становится все более скрупулезным в соблюдении религиозных правил и обычаев, можно сказать, стал более суеверным. Раньше он обычно наслаждался тем, что слушал хор мальчиков, которые ему пели и играли; однако после вмешательства какой-то гадалки, которая объявила, что в будущей жизни его ожидают страшные наказания, если он не откажется от этого развлечения, султан положил этому конец. Он был настолько запуган, что приказал сломать и предать огню все музыкальные инструменты, даже несмотря на то, что они были разрисованы тонкой золотой вязью и усеяны драгоценными камнями. Обычно ему подавали яства в посуде из серебра, однако кто-то обнаружил в этом грех, и теперь он ест из глиняной посуды».

Султан запретил ввоз в Стамбул любого вина, потребление которого запрещал Коран. Тут взбунтовались немусульманские общины. Они пытались доказать, что столь резкая перемена диеты может вызвать болезни или даже смерть среди христианского населения. Диван, возможно, с ведома султана, несколько смягчил запрет и разрешил немусульманским общинам раз в неделю получать недельную порцию вина, выгружаемую специально для них на берег у Морских Ворот столицы.

А вот как описывает внешность Сулеймана в последний год жизни секретарь венецианского посла:

«В течение многих месяцев этого года Его Величество был очень немощен телом и находился на краю смерти. От водянки у него распухли ноги, пропал аппетит, а в лице появилась отечность, и оно приобрело очень дурной цвет. В прошлом месяце марте он четыре или пять раз терял сознание, и с тех пор у него случился еще один приступ. Во время таких приступов ухаживавшие за ним слуги не могли определить, жив он или мертв, и думали, что он вряд ли оправится от них. По общему мнению, его смерти осталось ждать недолго, несмотря на сильные лекарства, к которым прибегает его врач».

Судя по этому описанию, Сулейман страдал общей сердечной недостаточностью.

Но больше всего угнетало султана унижение, испытываемое после провала экспедиции на Мальту. Тут не могли помочь никакие посты или иное умерщвление плоти. Хотя Сулейман чувствовал себя очень неважно, он рвался в новый поход, чтобы одержать новые громкие победы и спасти свою уязвленную гордость. И последнюю победоносную кампанию, призванную еще раз доказать непобедимость османского оружия, Сулейман собирался провести в Европе. Сначала он поклялся лично попытаться захватить Мальту будущей весной. Однако, осознав слабость своего флота, решил провести сухопутную кампанию в Венгрии и Австрии, где преемник Фердинанда, Максимилиан II, не только не собирался платить дань, но и периодически предпринимал набеги на Венгрию, захватывая небольшие крепости. Сулейман также хотел отомстить за неудачи своих войск под Сигетваром и Эгером.

У султана были планы на будущее. Пустынные степи Украины не привлекали внимание Сулеймана. Здесь он не видел серьезного объекта для завоевания. В этих степях нельзя было рассчитывать на богатую добычу. Но султан сожалел, что не удалось отбить у московитов Астрахань. О том, чтобы дойти до Казанского ханства, Сулейман никогда не думал.

Турецкие суда могли входить в Дон, впадающий в море за Азовом. В районе, где Дон ближе всего подходит к Волге, можно было построить канал. Турецкие инженеры считали проект осуществимым. Тогда турецкие османские суда из Азовского моря могли бы пройти в полноводную Волгу и овладеть Казанью на севере и Астраханью на юге, а то и установить турецкое господство в самом Каспийском море и нанести смертельный удар Сефевидской империи. Но проект Волго-Донского канала не был реализован, в том числе из-за огромной стоимости и отсутствия необходимых людских и материальных ресурсов в Черноморском регионе империи. Да и вряд ли тогда столь сложное сооружение могло быть построено.

В конце жизни Сулейман Великолепный титуловал себя «Правитель тридцати семи королевств, повелитель государств римлян, персов и арабов, владыка моря Средиземного и Черного, достославной Каабы и пресветлой Медины, великого Иерусалима и трона Египетского, Йемена, Адена, Саны, Багдата, Басры Аль-Ахсы и городов Нуширивана, Азербайджана, Алжира, земель татарских и степей кыпчакских, Луристана, Курдистана, Анатолии, Румелии, Карамана, Валахии, Молдавии, Венгрии и многих других земель и царств. Султан и падишах».

Трудно сказать, хотел ли он в последнем походе в Венгрию присоединить к империи новые австрийские или венгерские земли, или дело должно было ограничиться взятием нескольких крепостей с последующим возвращением армии в Стамбул до зимних холодов.