Эффект Домино (СИ) - Ольга Карелина

- Ты и ребёнка им на растерзание отдашь?! - вспыхнул Домино. - Мы же вообще не знаем, зачем они Зебастиану, может, над ними какие-нибудь бесчеловечные эксперименты проводят?!

- Ты мне предлагаешь отпустить его в степи? Чтобы он всем и каждому рассказал, что тут видел, да?

- Палаш его спрячет, - Домино мотнул головой в сторону хаена, а тот согласно оскалил белые острые зубы, напружиненный и готовый драться за ребёнка в любой момент.

- Иди сюда, - Азат решительно отвёл Домино от фургона и преувеличенно ласково спросил: - У тебя трианг, что ли, выдохся? Что за безумное благородство? Это - товар! Причём не наш даже!

- Наш в том числе! - яростно выдохнул Домино. - Никогда детьми не торговали, и начинать не стоит! Это - грань уже, не видишь? Черта! Переступишь - и всё! Хватит того, что...

Он не успел договорить. В тишине степи вдруг прогремел выстрел - со стороны окружения Генштаба, откуда-то снизу, неточно, и Домино задохнулся от резкой, обжёгшей его живот боли. Он рухнул на колени и дальше, на бок, хватаясь за рану и чувствуя толчками выходящую из-под пальцев кровь. Палаш уже стремглав бросился в сторону того, единственного выжившего, а Азат посмотрел на Домино сверху.

- Проблема решилась сама собой, - улыбнулся он. - Сейчас ребята отвезут тебя в больничку, а я - товар на базу...

Трианг не дал Домино потерять сознание. Забыв о боли, он свободной рукой, которой не опирался на землю, выхватил из-за пояса пистолет и наставил его на Азата.

- Освободи его. Быстро.

- Ты издеваешься? - Азат выглядел потрясённым до глубины души.

- Ты меня тоже не спрашивал, когда убил Юстиса и Орельена. Не заставляй стрелять в тебя. Неужели ребёнок дороже?

Он едва дышал: силы утекали сквозь дыру чуть выше пояса, и на губах как будто тоже ощущалась кровь, но лучше было сдохнуть, чем позволить Азату совершить непоправимое. И тот дрогнул.

- Как скажешь, брат, - сквозь зубы процедил он и обернулся на Крайта. - Достань ребёнка. Палаш! Бери машину и отвези его куда-нибудь за горы, только чтобы он не мог никому и слова про нас пикнуть. Ты, Крайт, заберёшь своего друга на нашу явку в Велене. Я потом подъеду, когда со всем закончу. Всё, шевелимся!

Вернувшийся от окончательно вымерших генштабовцев Палаш благодарно глянул на Домино и поспешил принять извлечённого из фургона юного рейтера со связанными руками и ногами. Крайт, захлопнув дверцы фургона, кинулся к машине, чтобы достать аптечку, и Азат, видимо злясь, закурил, демонстративно отвернувшись от Домино.

- Ты не понимаешь, - сказал ему Домино, чувствуя, как начинает проваливаться в темноту, - к чёрту грани. Палаш убил бы тебя, если бы ты меня не послушал...

Последним, что он увидел перед тем, как поддаться сгущающемуся вокруг него мраку, был удивлённый - и как будто торжествующий - взгляд Азата.

Когда Домино пришёл в себя, какое-то время он тщательно и привычно восстанавливал в голове важную информацию - как он всегда делал это, перед тем как занести ценные сведения в свой ноутбук. Он вспомнил стычку в ущелье, хладнокровное убийство Орельена и Юстиса Азатом, загадку синайцев и ранение, после которого, собственно, и пришлось собирать по крупицам память. Оценив произошедшее, аурис порадовался, что вообще остался жив, и сосредоточился на окружающем мире. Глаза открывать не хотелось: слишком уж уютно и покойно было в этой темноте, позволяющей терпеть тупую боль внизу и слева, поэтому он включил только слух, и сквозь кисельную тишину начали по чуть-чуть проступать звуки.

Вокруг Домино всё было тихо, разве что в стороне, наверное, от окна, шёл мерный гул: ветер, машины. С противоположного края, дальше и глубже, доносились голоса, и аурис инстинктивно напрягся, пытаясь распознать говорящих.

- Ну, что тут у нас? Ты повертись, повертись, не дерево же! - приказал мужской голос - определённо принадлежащий Азату. Выдержав паузу, он с недовольством хмыкнул. - Да, видал и я получше. У шефа, к примеру, какая куколка ходит, тебе до неё, милочка, по размеру в обоих местах не хватает и мягкости на костях... Ну ладно, чем богаты, тем и рады. Что такая зажатая-то? Ты работать приехала или где?

Азат даже сейчас, когда Домино валяется тут с пулевым ранением, притащил себе ночную бабочку, невероятно. Домино расслышал звонкий шлепок и женский писк.

- Вот недотрога, да, Шакалёнок? - рассмеялся Азат. - Вроде и пробы ставить некуда, а всё туда же! Как тебя зовут хоть, киска?

- Монашка... - почти неслышно отозвалась девушка.

- Это отлично просто, я и не сомневался! А имя твоё как? Я предпочитаю к девочкам во время увеселений обращаться по имени, чтобы не забывали, кто они. Повторю вопрос: как тебя зовут, прелесть моя?

Последовала пауза, а потом, уже громче, женский голос ответил:

- Алекта.

И Домино открыл глаза. Сердце его подскочило к горлу, тут же заныла голова; не обращая внимания на боль, грызущую его при каждом движении, он сдёрнул с себя простынь, которой был накрыт, и опёрся ослабевшими руками на кровать, чтобы встать. А в соседней комнате, после недолго продлившейся тишины, Азат неопределённо присвистнул и спросил:

- Слушай, а твой сутенёр же внизу тебя этот час ждать будет? Где встал, какая машина?

- У подъезда, чёрный "пеликан", - безразлично ответила девушка.

- Чудно. Пойду пообщаюсь. Шакалёнок, не дай ей тут заскучать. Я быстро.

Спустя пару секунд за ним хлопнула входная дверь, а Домино уже, шатаясь, встал, чтобы из своей комнаты перейти в ту, где был Шакалёнок и бабочка. Он видел замершего у двери Крайта, явно не услышавшего, как аурис поднялся, а от двери между проёмами обеих комнат пролегал небольшой коридорчик. Приближаясь - хотя это было очень тяжело, - Домино различал всё больше деталей, и одновременно всё чаще перед глазами вставала тьма. Но он должен был убедиться, что это не та Алекта, которую он помнил: что же, мало тёзок на планете? Он с неожиданной для самого себя силой оттолкнул от двери Крайта, тот, не успев среагировать, налетел на близкую стену, зашипел рассерженно, как лесной кот, а Домино уже ступил в коридорчик. Два шага - и он был на пороге второй комнаты.

Девушка сидела к нему спиной на застеленной роскошным покрывалом двуспальной кровати. Выпрямленные тускло-бронзовые волосы, разделённые на две равные части, были убраны на грудь, где их как раз любовно перебирал похотливо улыбавшийся Шакалёнок, явно за время общения с Азатом впитавший от него всё самое худшее. Вырез на чёрном топе девушки доходил до самой поясницы и обнажал огромную, искусно выполненную татуировку в виде бабочки мёртвая голова, шевелившей на золочёной коже прозрачными крыльями синхронно с сильно выпирающими лопатками. Привалившись к косяку, Домино выдохнул:

- Алекта?..

- Твою мать, куда ты лезешь?! - раздался сзади разгневанный голос Крайта, наконец скоординировавшего себя и прошедшего мимо Домино. Шакалёнок вскинул голову, немедленно спадая с лица, на котором вожделение мгновенно преобразилось в беспокойство.

- Ярый, ты как встал, зачем?.. - вскрикнул он, соскальзывая с кровати, а Домино всё смотрел на обернувшуюся к нему девушку и не мог насмотреться. Лицо её за прошедшие шесть лет осунулось и как будто посерело, из-за чего медно-жёлто-зелёные глаза в обрамлении длинных чёрных ресниц казались ещё больше, тонкие ключицы выделялись так же явно, как лопатки, и запястья как будто сузились, но это была она. Алекта...

- Ты кого хочешь загнать в могилу: меня, себя или нас обоих? - набросился на Домино Крайт, похоже, не знающий, как бы его так без проблем утащить обратно в кровать. Алекта же изучала его лицо и, конечно, не узнавала.

Да и как можно было? Сломанный нос, усы и бородка, взгляд уверенного в себе бандита - Домино слишком часто ловил его в зеркале и, пока был под триангом, гордился этой обретённой брутальностью. Что осталось от того вдохновлённого восстановлением справедливости и мирового баланса мальчика, которого она знала? Которого сама же и выгнала?

Крайт наконец осторожно подхватил его под руку, готовясь с нотациями транспортировать обратно в их комнату, но Домино, удовлетворив любопытство и пожалев об этом, уже уступил знакомой тьме и с облегчением свалился в неё.

Целую вечность потом он плавал в пустоте, то жаркой, то адски холодной, вяло пытаясь вынырнуть, но как будто наталкиваясь каждый раз на тонкую и совершенно непробиваемую корку льда - или спёкшегося стекла. Иногда из мрака возникали давно уже оставившие его фишки домино - "один-один", змеиный глаз, огромные, как горы, и падающие, бесконечно падающие и никак не могущие упасть. Ещё была тянущая боль, вспыхивающая бледными искрами то там, то здесь, то прямо перед глазами и тоже не желающая или пропасть совсем, или поглотить его в последнем взрыве.

И - мягкие ласковые касания, прохладные и успокаивающие. В их мгновения искры тухли, фишки рассыпались и хотелось жить, хотя здесь, в безвременье, он, конечно, не понимал этого. Это просто было хорошо. Не назло всем, не торжествуя победу, не ломая себя. Лишь тепло и свет, к которым можно было не напрягаясь, бессознательно тянуться.