Свет в окошке. Земные пути. Колодезь - Святослав Владимирович Логинов

— Басейн пеннобородый! — нараспев произнёс старец и, установив стул на размытой мостовой, уселся на него, словно сидел во главе стола в собственном богатом доме. — Басейн нетерпеливый! О гневный Басейн, пришёл час воли твоей, и нечестивые нашли конец в водах! Слава тебе, великий, ибо сегодня ты поквитался с недостойными, приумножив счастье верных!

Безумец не был священником, скорее богатым купцом, и не вязался вид и положение, в которое ввергла его злонравная судьба, со словами проповеди бурь, которую всякий житель весёлого Монстреля слышал в храме своего грозного бога. Но сейчас, в минуту всеобщей беды, проповедь в устах сломанного несчастьем человека звучала как нельзя более уместно. Лишь теперь Ист почувствовал, какой страшный вал веры вздымается над городом. Он казался куда громадней той волны, что сутки назад снесла Монстрель с лица земли, оставив нетронутым лишь храм пеннобородого бога. Вся эта сила тянулась сейчас к храму, обращалась в волю и могущество повелителя пучин. Это была не просто сила, а сила морского бога, и потому, хотя самый воздух звенел от напряжения, Ист не смог сразу понять, что здесь не просто стонут и плачут люди, а творится великое богослужение. И старик, ещё день назад ценивший серебряные грошены превыше всех богов, сегодня воспарил над источником правды, превзойдя великих жрецов.

— Волны — спины твоих коней, гривы их — пена. Будь благословен, великий бог, сразивший недругов! — Голос старика, сидящего на стуле среди развалин, задрожал. — Всех своих недругов… Мику, Ярта, Акита, и внуков моих… а меня одного не тронул… зачем? Слава тебе, повелитель глубин, губитель кораблей, акулий пастух, скачущий на крутой волне!

Ист представил, как наливается сейчас довольством бессмертный, которого в этих краях прозывали Басейном, а на родине Иста — Ньёрдом. Учитель лишь рассказывал об этом боге, видеть его Исту доселе не пришлось, но он уже чувствовал, что ненавидит злобное божество всеми фибрами души.

А потом в голове что-то изменилось, толчком, вдруг, будто упала складная бумажная штора, какими разгораживали комнаты в восточном Намане, и Ист отчётливо понял, что бессмертный Ньёрд не обрушивал свой гнев на неповинный город и сейчас лишь пользуется случаем, чтобы насытиться людским ужасом. С удивительной ясностью, рождённой кислыми плодами истины, молодой бог увидел, что послужило причиной небывалой беды. Далеко в океане взорвалась огненная гора, рухнул в пучину безлюдный остров, и весь земной круг содрогнулся в конвульсиях. Это он, Ист, ударил кулаком в сердце океана, породив волну, которая смела Монстрель и сотни мелких городков и деревень вдоль побережья и опустошила приморскую часть Сенны, надолго отбив у дикарей охоту появляться на берегу, а на другом краю земного диска хребет цунами столкнулся с каменным хребтом и умер, раздробив сотни скал, а заодно и скорлупки лодок, с которых краснокожие гарпунили морского зверя и добывали со дна мясистые морские ракушки.

И теперь весь земной круг замер перед мощью богов, всякий народ лежал ниц перед своим кумиром и безбрежный океан веры питал довольных бессмертных. Один лишь виновник катаклизма не знал ни о чём и ничем не попользовался. Но в ту секунду, когда правда предстала его глазам, Иста захлестнул поток нечистой, мутной силы.

— О могущий! — тянул обезумевший старик. — Воля твоя непреклонна, и все неверующие наказаны. И двухмесячная Кейли тоже, ты знал, что делал, когда обрушил на неё крышу моего нечестивого дома! Так будет со всяким, усомнившимся в твоей благости и не исполнявшим твою волю. Хвала тебе, пеннобородый!

Ист бежал, но не было в мире такого места, где удалось бы скрыться от молитв, проклятий, отчаянных призывов, от исступлённой, ненавидящей, отчаянной, безумной веры обезумевших людей. Только теперь, убив десятки тысяч и ужаснув миллионы человеческих существ, Ист понял, что действительно стал богом. Чтобы войти в число небожителей, мало подняться по небесной тропе, надо ещё приучиться, не замечая, топтать людей и в первую очередь раздавить человека в себе самом.

Дважды раздавленный человек Ист корчился, истекая болью, и не мог найти защиты от нестерпимого преклонения народов.

Так рождаются боги.

Глава 8

Боги войны

Хольмгард был самым богатым и беспокойным из всех городов островного Норланда. На диком севере, в Снегарде и Маженице власть железной рукой держал кёниг дер Наст. В центре страны в захолустном Ансире царил кёниг Ансир. В роду Ансиров тоже все были колдунами, так что мало находилось охотников посягнуть на кёниговский престол, а немногие претенденты умирали мучительно и разнообразно.

Зато в Хольмгарде кёниги менялись едва не через год. Удобная гавань и мачтовые боры, окружающие город, позволяли чуть не ежегодно снаряжать дальние экспедиции, поэтому в Хольмгарде всегда толклось немало любителей пиратских набегов. А в те месяцы, когда туманное море не давало кораблям промышлять у чужих берегов, ушкуйники были не прочь побуянить дома. Случались драки: стенка на стенку, слобода на слободу, бывали и настоящие возмущения, когда город принимался гореть, а на мосту через реку, рассекавшую город на две неравные части, лилась кровь. Неугодных изгоняли, выбирали нового кёнига, а потом гнали и его.

В целом, однако, промышлявший разбоем город жил дружно, довольствуясь выбитыми в кулацких забавах зубами. Богов в Хольмгарде почитали всяческих, но не боялись никого, разве что Ньёрда — бога ледовитых морей, хотя и ему щедрых жертв не несли, полагая, что Ньёрд и так своё возьмёт.

И Ньёрд брал, черпал жизни щедрой рукой. Во всём городе не было ни одной семьи, где бы не поминали в начале лета родных, нашедших свой конец в студёных волнах. Ньёрд — бог суровый, не чета слабосильному Басейну, которого почитают в южных краях.

Чаще всего налётчики тревожили континентальный Монстрель — столицу герцога Лиезского. По обе стороны пролива жили люди, говорившие на одном языке, схожие видом, а вот нравом различные, как только родные братья различаться могут. Хольмгард промышлял рыбой и разбоем, бил китов и снаряжал экспедиции на самый крайний север за драгоценным гагачьим пухом и моржовыми клыками, что дороже слоновой кости. В леса жители буйной республики заглядывали редко и жителей сопредельного Ансира дразнили клюквоедами, почитая дикарями и чернокнижниками.

Монстрельцы, напротив, жили осёдло, и, хотя то же море билось о такой же скалистый берег, рыбаков тут было не так много, да и те больше перебивались устрицами и многоногими омарами. На торговых кораблях, которым и в Наман случалось добираться, плавал всякий сброд, а коренные монстрельцы предпочитали крепко держаться за землю, по виду серую и