Буденный: Красный Мюрат - Борис Вадимович Соколов

В то время Ежов уже был смещен с поста НКВД. Сменивший его Берия выпустил часть тех, кто был уже арестован, но еще не осужден. Началась так называемая «бериевская оттепель», в рамках которой Куркова и пыталась освободить жену Буденного.

Однако Берия освобождать Михайлову не стал. Очевидно, он принял это решение не самостоятельно, а посоветовавшись со Сталиным. Вероятно, Иосиф Виссарионович решил, что жену Буденного полезнее иметь на всякий случай под рукой, в лагере, если вдруг понадобится что-нибудь сделать с маршалом. Поэтому в ноябре 1939 года дело Михайловой было передано Особому совещанию.

В обвинительном заключении говорилось: «О. С. Михайлова, являясь с 1924 года женой Маршала Советского Союза Буденного (скорее всего, здесь ошибка, поскольку поженились они только в 1925 году. Да и сам Буденный в письме 1955 года, которое мы процитируем ниже, относит их брак к 1925 году. – Б. С.), своими связями с иностранцами и поведением дискредитировала последнего, а именно:

1. Являясь женой Буденного, одновременно имела интимную связь с артистом ГАБТ Алексеевым, разрабатывавшимся по подозрению в шпионской деятельности (умер) (Александр Иванович умер в 1939 году на воле, от рака горла и похоронен на престижном Новодевичьем кладбище. – Б. С.).

2. Находясь на лечении в Чехословакии, вращалась среди врагов народа, шпионов и заговорщиков Егорова и его жены, Александрова и Туманова.

Кроме того, установлено, что Михайлова наряду с официальными посещениями иностранных посольств имела неофициальные, по личному приглашению послов, снабжала итальянского посла билетами на свои концерты и неоднократно получала от него подарки.

Арестованные за шпионаж жена бывшего 1-го зам. наркома обороны Егорова и жена бывшего наркома просвещения Бубнова в своих показаниях характеризуют Михайлову как женщину их круга, которая делала то же самое, что и они. Михайлова в наличии у нее подозрительных связей и неофициальном посещении посольств виновной себя признала. Шпионскую деятельность отрицает. На основании изложенного выше, «дело» по обвинению Михайловой направить Особому совещанию на рассмотрение. Ноябрь 1939 года».

Измену мужу, раз он маршал, трактовали примерно как измену родине, а визиты в иностранные посольства и общение с женами расстрелянных врагов народа Егорова и Бубнова тянули на подозрение в шпионаже. 18 ноября 1939 года Особое совещание приговорило О. С. Михайлову к восьми годам исправительно-трудовых лагерей.

15 августа 1945 года срок ее заключения истек, но еще три года несчастную, больную женщину продержали в тюрьме как «социально опасный элемент». Ольгу Стефановну обвинили в антисоветских настроениях и «клеветнических измышлениях» против «руководителя советского правительства и существующего в стране политического строя». Освободили ее только в апреле 1948 года и направили в ссылку в райцентр Енисейск Красноярского края. О ее пребывании там в деле о реабилитации оставил воспоминания другой неизвестный ссыльный: «Она работает уборщицей в средней школе 45. В попытках заговорить с ней я обнаружил ее болезненную отчужденность, запуганность, боязнь знакомства с кем бы то ни было и явную путанность в воспоминаниях, даже в логике речи. Она ограничилась короткими замечаниями, что она не виновата, осуждена как жена маршала, над головой ее ломали шпагу, сама она вела следствие в НКВД, Семен Михайлович сильно болен, никого не принимает, так как ему девяносто четыре года. Михайлова вряд ли одна могла выехать из Енисейска, если бы ее освободили».

Когда после смерти Сталина появилась возможность заступиться за находящихся в заключении родственников, Семен Михайлович, к его чести, этой возможностью воспользовался. 23 июля 1955 года Буденный написал в Главную военную прокуратуру по поводу реабилитации своей второй жены: «В первые месяцы 1937 года И. В. Сталин в разговоре со мной сказал, что, как ему известно из информации Ежова, моя жена Буденная-Михайлова Ольга Стефановна неприлично ведет себя и компрометирует меня и что нам, подчеркнул он, это ни с какой стороны не выгодно, и мы этого никому не позволим.

Если информация Ежова является правильной, то, говорит И. В. Сталин, ее затянули или могут затянуть в свои сети иностранцы. Товарищ Сталин рекомендовал мне обстоятельно поговорить по этому поводу с Ежовым.

Вскоре я имел встречу с Ежовым, который в беседе сообщил мне, что моя жена, вместе с Бубновой и Егоровой, ходит в иностранные посольства – итальянское, японское, польское, причем на даче японского посольства они пробыли до 3 часов ночи. Тогда же Ежов сказал, что она имеет интимные связи с артистом Большого театра Алексеевым.

О том, что жена со своими подругами была в итальянском посольстве, точнее, у жены посла в компании женщин и спела для них, она говорила мне сама до моего разговора с Ежовым, признав, что не предполагала подобных последствий.

На мой вопрос к Ежову, что же конкретного с точки зрения политической компрометации имеется на ней, он ответил – больше пока ничего, мы будем продолжать наблюдение за ней, а вы с ней на эту тему не говорите.

В июле 1937 года по просьбе Ежова я еще раз заехал к нему. В этот раз он сказал, что у жены, когда она была в итальянском посольстве, была программа скачек и бегов на ипподроме. На это я ответил, ну и что из этого, ведь такие программы свободно продаются и никакой ценности из себя не представляют.

Я думаю, сказал тогда Ежов, что ее надо арестовать и при допросах выяснить характер ее связей с иностранными посольствами, через нее выяснить все о Егоровой и Бубновой, а если окажется, что она не виновата, можно потом освободить.

Я заявил Ежову, что оснований к аресту жены не вижу, так как доказательств о ее политических преступлениях мне не приведено.

Что же касается ее интимных связей с артистом Алексеевым (о чем я имел сведения помимо Ежова и МВД), то, сказал я Ежову, это дело чисто бытового, а не политического порядка, и я думаю, может быть, мне следует с ней развестись.

В августе 1937 года, когда меня не было в Москве (выезжал дней на десять в Гороховецкие лагеря), Ольга Стефановна была арестована.

Лично я инициативы в ее аресте не проявлял, более того, был против этого, так как из того, что мне было известно от Ежова, не видел к этому никаких оснований. Работника МВД Дагина (знал его лично по работе в Ростове) к себе не вызывал и беседы с ним относительно жены не имел.

Впоследствии, после ареста ряда директоров конных заводов – Александрова, Чумакова, Тарасенко, Давидовича и других, а также ареста жены, я пришел к выводу, что все это Ежов делал с той целью, чтобы путем интриг и провокации добиться получения показаний против меня перед нашей партией и государством и расправиться со мной.