Орел и Волки - Саймон Скэрроу

— В армии принято приветствовать старших по званию, и это правило распространяется на всех, включая личную стражу легата.

Оптион, командовавший караулом, опешил. Непривычного выслушивать замечания от штабных посетителей ветерана больше всего поразило даже не то, что его пытается осадить юнец, годящийся ему в сыновья. Это бы ладно, однако на сопляке не было никаких знаков различия. Нужно совсем уж свихнуться на скрупулезном соблюдении уставного порядка, чтобы нюхом угадывать ранг человека, одетого в одну лишь тунику. Нельзя требовать от людей невозможного. Это не лезло ни в какие ворота, что сознавал и Катон. Однако он не двигался с места, и прежде всего потому, что пребывал в дурном настроении. Уже несколько дней юношу мучило то, как пренебрежительно обошлись по возвращении в Каллеву с его бойцами.

Волков даже не допустили в армейский лагерь, а вместо этого выдали со склада самые драные палатки и велели отправляться с ними в усадьбу царя. Первую ночь Катон провел с Волками, но когда об этом прослышал Веспасиан, он направил центуриону приказ немедленно прибыть в расположение легиона и оставаться там до получения новых распоряжений.

Ему и Макрону было сказано, что легат назначит их на новые должности, как только разберется с делами. Не имея никаких прочих забот, Макрон вовсю пользовался возможностью отоспаться, в то время как молодой его друг часами бродил туда-сюда между рядами палаток из козьих шкур, стараясь вымотать себя так, чтобы, повалившись на койку, сразу же впасть в забытье. Но и в постели мысли юноши снова и снова обращалась к недавним событиям, гложущая тревога за своих людей отгоняла сон, в котором нуждалось его утомленное тело.

В таком настроении Катон был совсем не прочь сорвать злость на оторопевшем от его наглости преторианце, однако тот, чуя это, вскинул руку в салюте и медленно отступил. Катон, проходя мимо, кивнул ему и проследовал за писцом в шатер, где царила такая жуткая духотища, что канцеляристы, размножающие бесчисленные указы и постановления, связанные с обустройством новой провинции, сидели голые, в одних лишь повязках, едва прикрывающих их широкие чресла.

— Пожалуйста, сюда, командир.

Они прошли первый шатер насквозь, и старший писец почтительно придержал поднятый полог задней кожаной стенки. Далее находился своего рода внутренний дворик, который с двух сторон обступали шесть распахнутых наполовину шатров. В них за дощатыми, установленными на козлах столешницами работали трибуны со своими помощниками, не разгибавшими спин. Более вольготно чувствовали себя одни вестовые. Они, в любой миг готовые принять ворох депеш и доставить их туда, куда им прикажут, развалились на примятой траве, коротая время за игрой в кости. Писец провел Катона прямиком через дворик, где полное отсутствие освежающего ветерка, казалось, только усиливало жару, исходящую из палаток, и, пока юноша следовал за своим провожатым к самому большому, возвышавшемуся перед ними шатру, по его хребту под туникой потекли струйки пота. Полог большого шатра был тоже откинут, позволяя видеть широкий деревянный помост с окованными железом табуретами и огромным столом, за которым, потягивая вино, сидели двое мужчин. Писец нырнул под полог и подал Катону знак сделать то же.

— Центурион Катон, командир.

Веспасиан и Квинтилл — на обоих красовались золотые цепи с новехонькими медальонами — повернулись. Легат кивком поманил центуриона к себе.

— Присоединяйся к нам. У тебя все, Парвен?

— Так точно, командир.

Писец поклонился и попятился из шатра, в то время как юноша подошел к столу и, вытянувшись в струну, замер. Веспасиан широко улыбнулся Катону, отчего у того по спине пробежал холодок. Он уже знал, что улыбки начальства обычно сулят одни неприятности.

— Центурион, есть хорошая новость. Отыскалось подразделение, куда ты назначаешься командиром. Шестая центурия третьей когорты. Кстати, в ту же когорту получит назначение и центурион Макрон. Вы прекрасно с ним ладите и, думаю, будете рады служить бок о бок. И командующему, и мне есть за что вас благодарить. Если бы не ваша стойкость, мы бы сейчас, вне всяких сомнений, уже полным ходом отступали к Рутупию. — Легат для внушительности помолчал и продолжил: И ты, и Макрон действовали в соответствии с боевыми традициями легионов, и я распорядился представить вас обоих к награде. Это меньшее, чем можно отметить ваши заслуги.

— Мы всего лишь выполняли свой долг, командир, — отчеканил Катон.

— Несомненно. Но ты отличился и здесь, как всегда отличался и раньше. Прекрасная работа, центурион. Веспасиан снова тепло улыбнулся: — Уверен, что ты прекрасно проявишь себя и в роли командира собственного подразделения, да и Макрону, смею предположить, уже не терпится продолжить кампанию. Оба назначения вступают в силу немедленно. Третью когорту несколько потрепали в последнем бою.

«Это наверняка еще мягко сказано», — подумал Катон.

Раз уж в столь быстротечной схватке когорта потеряла по меньшей мере двоих центурионов, значит, она дралась в самом пекле. Но внезапно его сердце затрепетало при мысли о перспективе принять под начало собственную центурию. А главное, они с Макроном не будут разлучены. Это великолепно. Это больше того, о чем можно было мечтать.

А еще замечательно, что столь приятную новость Веспасиан решил сообщить ему лично. Но… почему же не им обоим? Почему его вызвали одного? Где Макрон?

— Ну, центурион, — поднял брови Квинтилл, — ты не спешишь выразить благодарность?

— Ему нет нужды быть благодарным, — благожелательно перебил прокуратора Веспасиан. — Он получает, что заслужил. Как и Макрон. Они оба заслуживают много большего, и не раз это доказали. Поэтому прошу тебя, Квинтилл, успокойся, и перейдем лучше к делу.

«Ну, вот оно…» — подумал Катон, видя, что взгляд Веспасиана словно бы погрустнел и в нем мелькнули искорки беспокойства.

— Я буду рад видеть под своей рукой человека с твоими командными качествами, центурион. Но это, разумеется, означает, что тебе придется оставить свое атребатское подразделение. Это понятно?

— Так точно, командир.

— Кроме того, — промолвил Квинтилл, — мы с легатом решили, что в свете недавних событий все атребаты должны быть разоружены.

— Все, командир? И мои воины?

— Все до единого, — подтвердил Квинтилл. — И уж в особенности твои люди. Мы не можем оставить оружие шайке озлобленных бриттов. Разве не так?

— Не так, командир, — холодно сказал Катон, не в силах снести оскорбления, нанесенного его бойцам. — По моему разумению, Волки — не шайка. Особенно после всего того, что они сделали, чтобы спасти наши шеи.