Северная война и шведское нашествие на Россию - Е Тарле

20

Подходя к Полтаве, Карл почувствовал необходимость пополнить поскорее людскую убыль в своей армии. Он стал опять возлагать фантастические надежды на приход польской подмоги. Его ставленник, Станислав Лещинский, еле держался на польском престоле. Этот злополучный шляхтич, случайно приглянувшийся в 1704 г. Карлу XII и никому в Польше неведомый перед своим "восшествием", никак не мог бы, даже если бы серьезно этого хотел, собрать значительную армию в Польше, где, как острили в Европе, половина страны его не признавала, а другая половина не повиновалась. Только ничего не понимая ни во всей структуре, ни во внутреннем состоянии этой страны, Карл мог ждать, что поляки захотят и осуществят завоевательный поход на Россию в помощь и в дополнение к походу шведскому. Если Август II плохо в свое время помогал русским, притом имея за собой, кроме Польши, еще свое наследственное богатое Саксонское курфюршество, то уж Станислав Лещинский совсем никак не помог Карлу XII, не имея за собой ровно ничего, кроме признавшей его польской партии, еще хуже повиновавшейся, чем повиновались Августу II его подданные до низвержения его Карлом XII. Петр, впрочем, и тут не хотел предоставить дело случаю. Он велел генералу Гольцу продвинуться в Литву не только затем, чтобы занять обсервационную позицию против шведского отряда генерала Крассова, которого тоже ждал и не дождался Карл, но и затем, чтобы поддержать движение приверженца России коронного гетмана Синявского и литовских магнатов, выступивших как раз в зиму с 1708 на 1709 г. против Станислава Лещинского. Этот Синявский, замечу кстати, после Полтавы окончательно и повсеместно был признан "гетманом коронного войска". После появления посланного Петром Гольца в пределах Речи Посполитой и спустя месяцы после начала движения Синявского Карл все еще не хотел удостовериться в фактическом провале надежд на приход польской подмоги.

Король со своей главной квартирой уже был в Будищах, в 18 километрах от Полтавы. Придя в Будищи, Карл шлет в марте 1709 г. сначала одно письмо, а потом вдогонку и другое Станиславу Лещинскому. Он выражает "нетерпение" поскорее узнать, где именно находится посаженный им польский король, и тут же высказывает уверенность, что и Лещинский тоже, несомненно, любопытствует, где пребывает его верный друг и благодетель. Оказывается, что королю Карлу XII живется превосходно: "Я и вся моя армия - мы в очень хорошем состоянии. Враг был разбит, отброшен и обращен в бегство при всех столкновениях, которые у нас были с ним. Запорожская армия, следуя примеру генерала Мазепы, только что к нам присоединилась. Она подтвердила торжественной присягой, что не переменит своего решения, пока не спасет своей страны от царя". Все эти крайне отрадные известия Карл сообщает своему став. леннику вполне уверенным тоном. Но, переходя дальше к извещению о том, что будто бы и крымский хан идет на помощь, шведский король усваивает себе тон более осторожный: "По-видимому, татарский хан ободряет казаков в этом смысле письмами и посылкой доверенных лиц, par des expres affides". Ясно, что Мазепа не мог сообщить Карлу насчет помощи из Крыма ничего, кроме довольно туманных и голословных посулов. А впрочем, какое же письмо короля Карла когда-либо кончалось иначе, чем самой бодрой фанфарой? "Положение дел привело к тому, что мы расположились на стоянке здесь, в окрестностях Полтавы, и я надеюсь, что последствия этого будут удачны"{146}.

Это было, судя по дошедшей до нас информации, последнее письмо от Карла, которое получил Станислав из "окрестностей Полтавы". Следующее известие уже было получено польским королем от какого-то польского капитана, принесшего ему первое сообщение о полтавской катастрофе, о гибели или плене всей шведской армии без остатка и бегстве раненого Карла в турецкие степи.

"Победоносный Карл уже на Ворскле, у Полтавы! Завтра он будет владыкой Днепра!" - восклицали восторженные хвалители шведского "Александра Македонского" весной 1709 г., когда граф Пипер и Гилленкрок ломали себе голову, просто не зная, что придумать, чтобы убедить короля поскорее уносить ноги в Польшу, пока еще есть некоторый шанс спастись.

В неисчерпаемой сокровищнице отдела "Rossica" нашей Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина есть любопытная немецкая листовка, не подписанная, но явно происходящая из Саксонии или Силезии. Это восторженная ода в стихах на четырех печатных страницах.

Одописец в крайне несовершенных, но проникнутых восхищением виршах приносит чувство благодарности и преданности королю Карлу XII от имени... реки Днепр, не более и не менее. Автор считает уже Россию разгромленной, а Украину прочно завоеванной. Река Днепр "уверяет" короля, что русские уже трепещут на берегах реки и готовятся бежать при приближении героя. Русские будут прогнаны до Черного моря и там утоплены! Днепр мечтает: "Да поднимется во мне уровень воды от русской крови"!{147} Пусть великий король получит на Днепре державное обладание, а шведский солдат пусть вознаградит себя сокровищами! и т. д.

Эта листовка очень характерна. Если Мазепа мечтал для Украины о польском вассалитете, то вся сочувствующая Карлу протестантская Германия полагала, что Украина будет отныне и во веки веков принадлежать королю "шведов, готов и вандалов", великому Карлу, которого тот же Днепр горячо хвалит тут же за "избавление Одера от ига католических попов".

Столь пылкие, истинно лютеранские немецко-шведские чувства одушевляют "реку Днепр", вспоминающую тут с восхищением, как Карл XII заставил в 1706 г. австрийского императора изменить в австрийской Силезии церковное законодательство в пользу протестантов.

Можно без преувеличений сказать, что гибельный для шведов по последствиям зимний поход 1708-1709 гг. на Украину, поход в самом деле очертя голову, увлек не только Карла XII, но и многих шведских, и немецких, и (в меньшей степени) французских историков, и они принялись взапуски восхищаться "гениальнейшим" планом шведского короля. Трудно вообразить себе, что пережила шведская армия в этот зимний период войны, который начался в ноябре 1708 г. от берегов Десны и окончился в апреле 1709 г. на подступах к Полтаве. Все предположения Карла оказались грубо ошибочными, все его надежды разлетелись одна за другой, как мыльные пузыри, все его стратегические расчеты в это время просто поражали своим легкомыслием его генералов, с которыми он перестал совещаться. Мазепа, человек несравненно более осторожный и опытный, теперь старался внушить королю, что хорошо бы отойти к Днепру и затем идти к югу более безопасно вдоль Днепра. Но нет! Карл считал, что, отступая к западу и идя к югу, к Киеву, более западной дорогой, чем та, по которой он шел к Полтаве, он теряет шанс завоевать всю Левобережную Украину. И с непреоборимым упорством, которое было основной чертой Карла XII, он шел раз избранной дорогой.