Пленница Гора - Джон Норман

Она только рассмеялась.

— Нет, мое место — в северных лесах.

Я кивнула. Мне, кейджере, было трудно понять свободную женщину.

— Приятно быть покоренной мужчиной? — поинтересовалась Вьерна.

Я смущенно опустила глаза.

— Все понятно, — усмехнулась Вьерна; в ее голосе зазвучала не свойственная разбойнице мягкость. — Однажды, много лет назад, в Аре я увидела мужчину и впервые в жизни испугалась, что он, если пожелает, может сделать со мной то же, что сделал с тобой Раск — покорит меня! Никогда прежде я этого не боялась, считала, что это невозможно.

Не ожидая от нее подобных признаний, я смотрела на нее со всевозрастающим интересом.

— Я возненавидела этого человека. Я решила, что мы с ним еще потягаемся, посмотрим, кто из нас будет покорен.

— Как eго о имя? — спросила я.

— Марленус.

Я была настолько поражена, что не могла вымолвить ни слова.

Она кивнула на стоящую у подножия холма связанную девушку.

— Эта девчонка — приманка для него, — сказала Вьерна. Она еще раз посмотрела на меня и пошла прочь. Пройдя несколько шагов, она обернулась.

— Прощай, рабыня, — бросила она. — Если я увижу Раска, я скажу ему, что здесь, на этом холме, под светом германских лун стоит прикованная цепями невольница, которая жаждет его прикосновения.

— Желаю вам удачи, госпожа! — крикнула я ей вслед. — Желаю вам всего хорошего!

Вьерна не обернулась.

Она подошла к покорно ожидающей ее девушке, развязала ей ноги, подняла с земли и за привязанный к ее ошейнику ремень повела за собой. Когда они огибали ближайшую палатку, я заметила, что рот девушки заткнут кляпом. У меня не было сомнений, что этой отважной женщине, предводительнице разбойниц, без труда удастся доставить свою пленницу в северные леса.

Я снова осталась в полном одиночестве, прикованная цепями под безмолвно плывущими над землей огромными германскими лунами.

Внезапно я ощутила чье-то присутствие. Я вскинула голову и заметила стоящего неподалеку человека.

Стон вырвался у меня из груди. Я протянула руки и рванулась к нему.

Раск не стал снимать с меня цепи. Но он утопил меня в своих объятиях и прижал рыдающую от счастья рабыню к теплой сырой земле.

Близился рассвет. Мы лежали на вершине поросшего травой холма, завернутые в его длинный плащ.

Внутренним чутьем осознавая, что не вызову его неудовольствия, я робко прикоснулась губами к его щеке и плотнее прижалась к его лежащему у меня под головой плечу. Мне хотелось кричать от счастья и смеяться, не скрывая текущих по щекам слез радости.

Мы долго лежали молча.

На траву выпала предутренняя роса и пропитала накрывающий нас плащ. Небо на востоке посветлело, и в сером полумраке уже можно было различить отдельные былинки травы, сгибающиеся под тяжестью тускло мерцающих капель росы.

Элеонора Бринтон, бывшая жительница Земли, некогда богатая, высокомерная и избалованная девушка с нью-йоркской Парк-авеню, зябко кутаясь под грубым плащом воина, лежала на вершине поросшего травой холма и сладострастно прижималась щекой к плечу горианского разбойника — своего повелителя и полновластного хозяина.

Я приподняла голову и заглянула в глаза Раску. Он ответил мне долгим, внимательным взглядом.

— Как получилось, что я так привязался к тебе? — задумчиво сказал он.

— Я люблю вас, хозяин, — прошептала я. — Люблю!

— А я тебя презираю, — ответил он.

Я рассмеялась; слезы снова навернулись мне на глаза.

— И тем не менее, — продолжал он, — с тех пор как я впервые увидел тебя в невольничьей клетке в Ко-ро-ба, я не мог тебя забыть. Меня неотступно преследовало желание ощутить тебя в своих объятиях.

— Я — ваша, хозяин, — пробормотала я. — Я полностью принадлежу вам. Полностью и безоговорочно. Я — ваша рабыня. Ваша беспомощная, во всем подвластная рабыня!

— Как только я тебя увидел, сразу понял, что ты никогда не сможешь стать обычной рабыней, — возразил мне Раск.

Я плотнее прижалась к его плечу и обвила рукою широкую грудь.

Он казался чем-то озадаченным, даже обеспокоенным. Он приподнялся на локте и нежным движением убрал волосы с моего лица.

— Неужели это возможно, — с удивлением произнес он, — чтобы я, Раск из Трева, мог привязаться к простой рабыне?

— Я люблю вас, хозяин! — воскликнула я, потянувшись к нему. — Люблю больше всего на свете!

Он не дал мне прикоснуться губами к своим губам; он отстранился и, улыбаясь, посмотрел на меня сверху вниз.

— Не будет ли тебе любопытно узнать, почему я никогда не позволял тебе прислуживать мужчинам, как это делали остальные девушки? — спросил Раск.

— Очень любопытно, — с ответной улыбкой призналась я.

— Я берег тебя для себя, — признался он. Я рассмеялась.

— Я старался держаться вдали от тебя как можно дольше. Но когда увидел, как ты танцуешь, я не сдержался.

Слезы снова потекли у меня по щекам. Я прижалась к нему губами.

Внезапно его руки легли мне на плечи и отстранили меня.

— Твой танец выражал такую дерзость, такую гордость и презрительное высокомерие, что я не мог оставить это без ответа.

Я подняла на него смеющиеся глаза.

— Во мне больше не осталось ни дерзости, ни высокомерия, хозяин, — прошептала я. — Во мне не осталось даже гордости, не говоря уже о презрении. — Я снова потянулась к нему губами.

— Что же наполняет тебя теперь? — поинтересовался он.

— Теперь, — ответила я, — меня наполняет только глубокая покорность моему повелителю. Покорность и осознание моей глубокой, всецелой принадлежности ему, моему хозяину.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

Я тоже рассмеялась.

— А я слышал, что в нашем лагере есть дерзкая рабыня, гордая и непокорная.

— Ее больше нет, хозяин.

— Разве ей удалось убежать?

— Нет, хозяин, убежать ей не удалось.

— Ее, кажется, звали Эли-нор. Это имя тебе знакомо?

— Знакомо, хозяин. Ей не удалось убежать. От Раска еще не убежала ни одна невольница.

На его лице заиграла самодовольная усмешка.

— Это верно.

Раск был доволен собой, этот дикарь, это чудовище. Но что говорить: он был прав!

— Что же с ней произошло? — поинтересовался он.

— Она стала покорной рабыней.

— Чьей рабыней?

— Раска из Трева.

— Так говоришь, ей все-таки не удалось от него убежать?

— Не удалось, хозяин!

— И что — она любит его?

— Любит, хозяин! — Я потянулась к нему губами. — Любит отчаянно, до самозабвения!

— Занятные вещи ты рассказываешь, рабыня. Интересно только, откуда тебе самой это известно.

Голова у меня покоилась у него на локте. Я держала в руках его ладонь и прижималась к ней щекой.