Эгоист - Джордж Мередит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незадолго до того, как часы показали одиннадцать, доктор Мидлтон стоически отклонил предложение распить третью бутылку знаменитого портвейна и, прикончив вместе со своим гостеприимным хозяином положенные две бутылки, поднялся с ним в гостиную. Дамы, не ожидавшие подобной чести, стояли, склонясь над стеганым шелковым покрывалом для дивана — плодом прилежания и искусства мисс Изабел и мисс Эленор и предметом восторгов мисс Мидлтон и мисс Дейл. Сославшись на желание покурить на свежем воздухе, Вернон с полковником отправились на поиски Кросджея, первый — к коттеджу мистера Дейла, второй — к сторожке лесничего. Уилоби покинул гостиную и вскоре вернулся с ключом от спальни Кросджея в кармане. Он предвидел, что юный проказник может сослужить ему службу.
Летиция и Клара исполнили дуэт. У Летиции лицо разрумянилось. Клара была бледна. Ровно в одиннадцать они подошли к тетушкам Изабел и Эленор и обменялись с ними поцелуями. Уилоби пожелал обеим девушкам покойной ночи, отметив про себя разницу, с какой каждая приняла его прощальный привет: скромно потупленный взгляд Летиции и прямой холодный взор Клары. Он догадывался, что они отправились поговорить на самую для них животрепещущую тему — о Кросджее. Прощаясь с тетушками, он принялся расхваливать их усердие и вкус и, взяв покрывало за уголки, размахивал им перед носом у доктора Мидлтона, как бы приглашая и его выразить свое восхищение мастерицами. Расчет оказался верным — старый ученый пришел в замешательство, пробормотал какой-то витиеватый комплимент и почувствовал острое желание как можно скорее удалиться на покой.
К полуночи гостиная опустела. Но когда, выждав время, Уилоби вернулся в нее, он не нашел в ней Летиции. Разочарованный в своих ожиданиях, он начал ходить из угла в угол и в рассеянности подхватил край вышитого покрывала — зачем оно ему понадобилось, он и сам затруднился бы сказать: вряд ли ему пришло бы в голову восхищаться рукоделием тетушек в их отсутствие. Но прикосновение мягкого теплого шелка было так женственно, так нежно! Он взглянул на каминные часы и убедился, что Летиция запаздывала уже на двадцать минут.
Ее неаккуратность рисковала опрокинуть все его планы, изменить весь последующий ход его жизни. Яркие краски, какими он ее наделил, грозили потускнеть. Его безумный порыв мог пройти. И уж во всяком случае, его готовности принести эту жертву не хватило бы еще на сутки.
Часы пробили половину первого. Бросив шелковое покрывало на стоявшую посреди гостиной оттоманку и погасив лампы, он вышел, мысленно предлагая Летиции пенять на себя за ее несостоявшееся счастье.
Глава сороковая
Полночь. Сэр Уилоби и Летиция, а также юный Кросджей под покрываломЮный Кросджей упивался выпавшей ему свободой и, покуда не стемнело, даже и не вспоминал о доме. На склоне дня он оказался в нескольких милях от Паттерн-холла и подумывал о том, не завершить ли свои многочисленные приключения ночлегом на постоялом дворе. Денег у него было много, и он с удовольствием представлял себе, каково это было бы — проснуться утром в незнакомом месте! К тому же: разве сам сэр Уилоби, растолкавший его прошлой ночью, не приказал ему забыть дорогу в Паттерн-холл? Впрочем, мисс Мидлтон велела ему возвратиться, а чтобы решить, кого из них слушать, Кросджею не понадобилось долго размышлять: он следовал велению сердца.
Ужин на постоялом дворе, где он нашел аудиторию, готовую слушать рассказы о его приключениях, несколько его задержал, а избрав для скорости какую-то тропинку вместо дороги, он сбился с пути и окончательно заблудился. Было уже совсем поздно, когда Кросджей подошел к Большому дому, и он со сладким замиранием сердца готовился заночевать в поле под звездами. Однако на кухне горела свеча. Кросджей постучал в окно, и судомойка Мери отперла ему дверь. Она поставила перед ним миску с горячим супом. Кросджей из вежливости попробовал проглотить несколько ложек, но голова его тут же опустилась на миску. Мери подняла его на ноги, он уткнулся ей в плечо. Горячий воздух кухни доконал юнца. Мери с трудом довела его черным ходом до передней и велела тихонько пробираться к себе в комнату. Кросджей с удовольствием растянулся бы на одной из ступенек лестницы, но, понимая, что у него и без того щекотливое положение, крадучись по-кошачьи, добрался до своей комнаты. Дверь не поддавалась: она была заперта! Кросджей растерялся. Его охватил ужас, словно сам сэр Уилоби сторожил его здесь. Ноги у него подкашивались. Он опрометью сбежал вниз по лестнице. Где-то наверху скрипнула дверь. Он бросился через коридор и стремглав влетел в гостиную, благо дверь в нее стояла настежь. Там, в темноте, он споткнулся об оттоманку, повалился на нее и укрылся чем-то гладким, теплым и ласковым, как прикосновение женской руки. Ощущение было так восхитительно, что он весь, с головой, завернулся в эту нежную ткань. Он еще пытался сообразить, где он находится, но в ту же минуту глаза его закрылись, он куда-то провалился и вновь попал в самую гущу приключений истекшего дня, готовый к еще более удивительным подвигам.
Но вот кто-то назвал его по имени — и хоть всем своим существом он следовал за своими сновидениями, самыми увлекательными, какие когда-либо являлись смертному, он знал, что его имя было произнесено наяву. Назвавший его голос не сливался со сновидением, он был где-то вне его, возникая то тут, то там. Так в зимнем озере среди льда торчит столбик, предупреждающий конькобежца об опасности. Вот он указывает на конечную точку поворота, вот — вынуждает конькобежца замедлить бег. Кросджей начал делать круги, все ближе и ближе подвигаясь к предостерегающей вехе, как вдруг что-то словно ударило его по сердцу — он подобрался весь, подумал о бегстве и… остался. Сердце его отчаянно билось, уши жадно ловили каждое слово.
— Ах, сэр Уилоби! — произнес голос. В нем звучала неподдельная тревога.
— Мой друг! Моя дорогая! — послышалось в ответ.
— Я пришла поговорить с вами о Кросджее.
— Присядьте сюда, на оттоманку.
— Нет, нет. У меня нет времени. Я надеялась услышать от вас, что Кросджей вернулся. Нет, право, я не могу сидеть. Позвольте мне обратиться к вам с просьбой: простите Кросджея, когда он вернется!
— Вам позволю, и только вам. Никому другому. Но о Кросджее завтра.
— Он, может быть, лежит в поле, под открытым небом! Мы все очень встревожены.
— Ничего с ним не сделается.
— Кросджей вечно попадает в беду.
— Чем сильнее негодник будет наказан, тем больше у него шансов на прощение.
— Разрешите пожелать вам покойной ночи, сэр Уилоби.
— Да, но не прежде, чем вы, своею волею и с открытой душой, согласитесь пожаловать мне вашу руку.
Летиция несколько опешила.
— Чтобы пожелать вам покойной ночи, сэр Уилоби?
— Я прошу вашей руки.
— Покойной ночи, сэр Уилоби.
— Да, но ваша рука! Вы колеблетесь? Вы все еще можете колебаться? Каким языком прикажете с вами говорить, чтобы убедить вас? Казалось бы, вы должны меня знать. Кто меня знает, если не вы? Вы знаете меня всю мою жизнь. Вы — мой дом, мое святилище. Или вы забыли ваши собственные стихи, посвященные мне в день моего совершеннолетия?
Когда птицы разбудят зарюИ яркое солнце засветит, —
продекламировал он.
— О, не повторяйте их, прошу вас! — воскликнула Летиция.
— Я их повторял про себя тысячу раз — и в Индии, и в Америке, и в Японии. Мне казалось, что я слышу голос нашего родного английского жаворонка.
Мое сердце покинет темницу своюИ лучам его взмоет навстречу.
— Ах, пожалуйста, не заставляйте меня слушать вздорный лепет шестнадцатилетней девочки! Ни одной строчки больше, прошу вас! Если б вы знали, каково писать, презирая собственную писанину, вы не стали бы так терзать меня. Позвольте же мне удалиться, поскольку вам сейчас не угодно говорить о Кросджее.
— Вы меня знаете, Летиция, а следовательно, знаете и о моем пренебрежительном отношении к стихам. Но только не к вашим стихам, обращенным ко мне. Почему вы называете их вздорными? Они выражали ваши чувства и для меня священны. Они для меня не просто поэзия, я к ним отношусь, как к святыне. Особенно мне по душе, пожалуй, третья строфа…
— Ради бога, избавьте меня — ни строчки больше!
— Но ведь вы писали их искренне?
— Я была молодой, восторженной, глупенькой девочкой.
— Вы всегда были я есть образец постоянства в моих глазах.
— Это ошибка, сэр Уилоби. Я очень изменилась.
— Мы оба повзрослели и, надо думать, поумнели. Я, во всяком случае. Да, да, я поумнел! Наконец-то! И я предлагаю вам свою руку.
Она молчала.
— Я предлагаю вам свою руку и сердце, Летиция!
Молчание.
— Быть может, вы считаете, что долг чести связывает меня с другой?