Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощайте, все мои дорогие, будьте здоровы и счастливы. Целую много раз мою добрую мамашу и всех остальных близких и знакомых. Сегодня как раз день моего рождения, и теперь ты, мамаша, верно, вспоминаешь обо мне.
ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ
13 февраля 1904 года.
Дорогая моя, милая мамаша, только что получил я вашу обычную посылку и вспомнил при этом, что теперь наступил уже 8-й год нашей переписки, не считая прежних отрывочных известий, пересдававшихся от вас в эти 23 года моего заключения. День был сумрачный и тусклый, но он показался мне на этот раз еще тусклее, потому что не пришло вместе с письмами тех фотографий, которые были приложены к посылке и на которых я снова надеялся увидать ваши дорогие липа и места, где прошли мои детские и юношеские годы. Я искренно надеюсь, что тут было какое-нибудь недоразумение, потому что фотографии мне было разрешено получать от вас еще в прошлое царствование, и некоторые были переданы мне в декабре 1893-го или январе 1894 года. Я сейчас же написал об этом вместе с просьбой передать их мне, если тут вышло какое-нибудь недоразумение, и надеюсь, что еще получу их через некоторое время[85].
Теперь же буду радоваться и тому, что узнал по крайней мере, что все вы живы и более или менее здоровы.
Вот скоро вы дождетесь и весны, и теплых солнечных дней, и скоро будет у вас в имении весело и людно, и снова вы, моя любимая мамаша, будете окружены своими близкими людьми, и будет вам куча хлопот, чтобы ублаготворить их всех! Будьте же здоровы и счастливы, моя дорогая, и не беспокойтесь так много обо мне, потому что моя жизнь и теперь идет так же, как и в прошлые годы. Правда, здоровье по-прежнему слабо, и по временам становится тоскливо от однообразия, но ведь это продолжается уже столько лет! Если судьба не лишит меня когда-нибудь возможности ежедневно заниматься своими научными работами, обдумывать и решать различные загадки природы, отыскивать скрытые еще от нас законы мировой жизни и стараться выразить их в точных математических формулах, то моя жизнь, вероятно, протянется еще не один год и я напишу в своем уединении еще не один том физико-математических исследований…
Это просто удивительно, но по сих пор я еще нисколько не забыл того, что когда-то окружало меня и чего я не видал почти четверть столетия!.. Ни простора полей и лугов, ни тишины и безмолвия наших северных лесов, ни плеска волн, ни бездонной глубины открытого со всех сторон ночного неба с его миллионами звезд, ни лунных зимних ночей с бесчисленными отблесками лунного света по снежным равнинам, среди которых мы не раз езжали с вами по проселочным дорогам, одним словом — ничего, что было так давно!.. Чем дальше уходит все это в глубину прошлого, тем становится милее и ближе сердцу, и часто все это представляется мне в воображении как живое, и снова возникают перед этими призраками прошлого прежние чувства и прежние вопросы, которые возникали когда-то.
Что звенит там вдали, и звенит, и зовет?
Для чего по пути пыль столбами встает?
И зачем та река широко разлилась,
Затопила луга, лишь весна началась?
Но довольно об этом! Я знаю, дорогая, что вы и без слов все это хорошо понимаете, потому что и сами давно не видите ничего… Но зато какая радость была бы для вас, если б вы решились наконец снять со своих глаз катаракты и операция вышла бы удачная!..
Среди различных вопросов, которые мне предлагает Верочка, есть один, навеянный, я уверен, вашими мыслями обо мне и вашим беспокойством за меня. Так успокойтесь, моя дорогая! К Христу и его учению, очищенному от всякого приставшего к нему впоследствии суеверия (вроде ведьм, чудес, чертей и тому подобной дряни, несогласной с вечными законами природы), я отношусь с величайшим уважением[86].
Да и как можно относиться иначе к человеку, который отдал себя на мучения и смерть, чтоб научить людей любить ближнего своего, как самого себя, а истину любить больше, чем себя, потому что «Бог есть Истина», как не раз говорится в Евангелии от Иоанна, которое мне особенно нравится из четырех… А ведь все современное естествознание, к которому влекло меня почти с самого детства, есть не что иное, как искание истины в природе и вечных законов, которыми управляется вселенная… Ведь только тот, кто любит истину более всего на свете, и может быть способным, как истинные современные ученые, бескорыстно проводить и дни, и ночи, тратить свои силы и здоровье над разрешением мировых загадок, радоваться от всего сердца, когда удается что-нибудь прибавить к тому запасу истинного знания, которым обладает в настоящее время человечество, и приходить почти в отчаяние, когда поиски не приводят к желанным результатам…
Одно время (хотя уже давно) у меня не было другого чтения, кроме Библии, и, перечитав ее несколько раз, я и по сих пор помню наизусть очень многие ее места… К некоторым из библейских книг я относился особенно внимательно, так как в них нередко говорится о таких предметах, которые меня особенно интересуют, например, о географических представлениях прошлых поколений человечества. Но более всего заинтересовал меня Апокалипсис, в котором, кроме чисто теологической части, есть прекрасные по своей художественности описания созвездий неба, с проходившими по ним тогда планетами, и облаков бури, пронесшейся в тот день над островом Патмосом. Однако всю прелесть этого описания может понять только тот, кто хорошо знаком с астрономией и ясно представляет себе все виды прямых и понятных путей, по которым совершаются кажущиеся движения описанных в Апокалипсисе коней-планет, и кто хорошо помнит фигуры и взаимные положения сидящих на них зверей — созвездий зодиака, с их бесчисленными очами-звездами. Тот, кто не
