Райский уголок. По велению сердца - Тереза Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Странные? В каком смысле?
Она пожала плечами.
— Видишь ли, у одних пространные, витиеватые надписи, у других даже не надписи, а целые романы. А на трех наших — только имена и даты.
Он смотрел на нее некоторое время.
— А что еще тебе нужно?
— Не знаю. — Она рассеянно взяла свой бокал и отпила глоток. — Что-нибудь такое, может быть слова памяти?.. Или любви?
Он ничего не ответил.
— Лео? — спросила она минуту спустя.
Он смотрел на нее выжидательно. Кэрри взглянула на него и попала в плен его внимательных голубых глаз, не в силах ни говорить, ни отвести от него взгляда.
— Да, я слушаю.
Она смутилась. Ее сердце забилось как-то особенно, почти тревожно. Она прокашлялась.
— На кладбище я познакомилась с одной дамой, миссис Мэри Уэббер. Ты когда-нибудь слышал разговоры о том, что Леонард покончил с собой?
— Нет. — Он покачал головой. — Никогда.
— Люди говорят…
Он коротко засмеялся.
— Сплетни, — сказал он. — И ничего больше. Если бы это действительно было так, неужели бы мы ничего не знали? Даже семейные секреты не могут храниться вечно и — ради всего святого — прошло уже лет пятьдесят.
— Да, конечно.
Он оттолкнулся от стола.
— Давай, поешь. Я кое-что хочу показать тебе. Нашел сегодня днем.
— И что же это?
Он улыбнулся задорно и одновременно ласково, и вновь сердце Кэрри предательски заколотилось.
— Подожди. Я покажу тебе позднее.
— Ну, вот. — Он сдвинул остатки трапезы на другой конец стола, чтобы расчистить место перед ней.
— Что это? — Она взглянула на потрепанные книги, которые он положил на стол.
— Посмотри сама.
Их было четыре, все в кожаном переплете. Они не имели надписей ни на корешке, ни на обложке. Кэрри осторожно открыла одну из них. Это была рукопись, выполненная каллиграфическим почерком. Первую страницу украшал карандашный рисунок виллы Кастелли, выполненный с большим мастерством. А под ним слова: Беатрис Джонстоун. Дневник. 1864.
— Лео!
Он заулыбался, видя ее волнение.
Она принялась листать страницы и сразу поняла, что это не был дневник в обычном смысле слова, со скрупулезным описанием событий день за днем. Нет. Записи были отрывочные, перемежались карандашными рисунками и акварелями, навеянными открытиями и вдохновениями юной Беатрис. Она стала читать вслух.
— «Сегодня мы поднялись в горы. Погода была великолепной, а воздух пьянил, как вино. Цветы на лугу источали удивительно нежный аромат.
Я верю в то, что каждый цвет Насыщен воздухом, которым дышит.
Это Вордсворт. Я не ставлю себе это в заслугу; его процитировал мне Леонард.»
Она перевернула страницу. Небольшая акварель — горная деревушка, приютившаяся на поросшем виноградником склоне. Рисунок сопровождался короткой записью.
— «Шестое июня. Посетили Сан-Антонио. Изумительная церковь. Мадонна заставила меня плакать. Не понимаю, почему?» Затем уже другими чернилами: «Леонард говорит, это из-за слез, которые она проливает за нас. Может быть, он прав?» Лео — они восхитительны!
— Вот как? — Он пододвинул к себе один из дневников и открыл его наугад.
— «Девятое сентября». — Он вернулся к первой странице. — Это 1866 год. «Папа взял нас с собой в Сьену. Что за город! Полон призраков, насилия и красоты! Бедному Леонарду там стало не по себе. А мне он понравился.» Здесь есть рисунок, взгляни. Правда, он очарователен?
Кэрри разложила книги на столе, открыв первые страницы.
— Одной книги не хватает.
— Разве?
Он подошел и остановился сзади, заглядывая ей через плечо. Она всей кожей ощущала его близкое присутствие. Оно вызывало в ней неведомую ранее волну удовольствия. Кэрри едва удержалась от невольного желания прикоснуться к его руке. Пытаясь скрыть это чувство, она как можно спокойнее заметила.
Обрати внимание: 1864 год. 1865. У тебя в руках дневник 1866 года. Это — 1868. А где же 1867?
Он покачал головой. Потянулся к книге, надписанной 1866 годом.
— Может быть, в одной книге записи сразу двух лет? — Он перелистал страницы. — Нет. Эта заканчивается ранним ноябрем 1866 года. В тот год они вернулись на зиму в Лондон.
— А других там не было?
— Нет. Разве что на другой полке? Мы поищем завтра. — Он отошел от нее и поставил бокал на стол. — Пожалуй, мне пора. Помочь тебе убрать со стола?
Она не смогла скрыть своего разочарования.
— Уходишь? Уже?
Он обернулся, посмотрел на нее выжидательно. Ее лицо побледнело от волнения.
— Да, Кэрри, — мягко сказал Лео, — ухожу. Ты ведь понимаешь, что община здесь очень маленькая. Каждый человек на виду. Я не хочу — и не буду, — подчеркнул он, — компрометировать тебя. Поверь мне, я знаю этих людей. Они не могут придумать ничего лучшего, как тратить свое время на болтовню и всякие сплетни.
— Но ведь мы родственники и знаем друг друга с детских лет. Кроме того, никто даже не знает, что ты здесь!
— Ну, теперь-то знают. — Он слегка усмехнулся. — Не так ли?
В ответ она удрученно кивнула.
— Так что мне лучше уйти. Я вернусь завтра утром. Когда ты собираешься побывать в Лукке?
— В четверг.
— Хорошо. Если хочешь, я останусь здесь на это время.
Сожаление боролось в ее душе с осторожностью, но разум все-таки победил.
— Хорошо, до четверга.
Два дня. По крайней мере еще два дня.
Он взял пиджак, набросил его на плечи и смахнул упавшие на глаза волосы.
— Не забудь. Если я понадоблюсь, найдешь меня в баре. Там внизу, у самой дороги. Не бойся. Здесь ты в полной безопасности.
— Я не боюсь. — Она удивилась, поняв, что это действительно правда.
Она окликнула его, когда он был уже у двери, только для того, чтобы еще раз увидеть, как он оборачивается, только для того, чтобы еще раз ощутить на себе взгляд его ясных голубых глаз. И спросила напоследок.
— Ты еще не выбрал себе подарок на память?
— Завтра, — коротко ответил он. — Завтра.
Она долго стояла, облокотившись о стол и глядя на дверь, которая тихо закрылась за ним. Затем быстро повернулась, взглянула на грязные тарелки, потом на дневник.
И без колебаний уселась читать.
Глава четвертая
— Я все время думаю, — сказала Кэрри на следующее утро за завтраком, — о пропавшем дневнике. Именно в том, 1867 году, умер Леонард. Интересно, не связана ли пропажа дневника с этим событием?
— Со смертью Леонарда? — Лео бросил на нее быстрый вопросительный взгляд. — Каким образом?
«Выглядит усталым», — подумала Кэрри. И без того худощавое лицо его еще больше осунулось, под глазами залегли глубокие тени, словно от бессонной ночи.
— Тебе это не показалось странным?
Он покачал головой.
— Странным? Нет, не думаю. Ты искала его?
Кэрри прожевала хлеб с сыром.
— Пробовала. Сегодня утром, перед тем, как ты пришел, я целый час копалась на полках в гостиной. Но там ничего похожего нет.
— Возможно, он в другой комнате? Здесь по всему дому книги.
— Может быть… Может быть, он еще найдется. Во всяком случае, я надеюсь на это. Она облокотилась на стол и заправила прядки волос за уши. — Ты должен прочитать их, Лео. Они увлекают лучше любого романа.
Она замолчала в нерешительности.
— Я понимаю, что это мои фантазии, но когда читаешь их, кажется, будто бабушка Беатрис разговаривает с тобой. Ей тогда было всего восемнадцать. И ее переполняет жажда жизни и счастья. Она нежно любит, просто обожает Леонарда, и этим чувством проникнута каждая строчка, каждый рисунок. Она и сама нежно любима и обласкана Мерайей. Должно быть, это было чудесное время в ее жизни. Именно тогда она так полюбила этот дом. Поэтому-то в конце концов и переехала сюда жить.
Кэрри поднялась из-за стола и в волнении заходила по комнате, сложив руки на груди. Она остановилась у окна, глядя на горы. Утренний туман постепенно спускался в долину, окутывая леса и крыши домов прозрачной дымкой. Белые барашки облаков медленно плыли по бескрайнему голубому небу. Ослепительно сияло солнце.
— Я и сама боюсь в него влюбиться, — словно самой себе тихо прошептала Кэрри.
Она услышала шаги позади себя, почувствовала, как он подошел и встал рядом, но не обернулась. Его молчаливое сочувствие было красноречивее любых слов.
— Здесь могут быть драконы, — помолчав, сказала Кэрри.
— Что?
Она улыбнулась.
— Здесь могут быть драконы. Так, бывало, писали на картах, давным-давно. Представь себе таинственные, полные опасности далекие земли. Места, овеянные волшебством. Здесь могут быть драконы. — Она показала рукой туда, где маленькое облачко зацепилось за высокую скалу. — Тебе не кажется, что там, в горах, тоже могут быть драконы?