Мемуары - Эмма Герштейн

Скажут, что в образе «гостя из будущего» выведен совсем другой человек. Имя его известно, оно указывается в комментариях, в мемуарах и научных исследованиях. Но одно другому не мешает. «Поэма…» не документальная хроника и не докладная записка топтуна, следящего за всеми посетителями Ахматовой. В художественных произведениях мы привыкли встречать синтетические образы, составленные из черт разных прототипов. На одно такое «заимствование» из воспоминаний своего детства мне указала сама Анна Андреевна, говоря однажды в 40-х годах о «Поэме…». В частности, она остановилась на эпизоде самоубийства влюбленного корнета. Речь шла о стихе «Уж на лестнице пахнет духами». Оказывается, в Царском, в доме Шухардиной, в одном подъезде с Горенками жила некая дама – франтиха и модница. Когда она выходила из дому, на общей лестнице долго сохранялся запах ее духов. О подобном запахе Ахматова упомянула и в прозаической полемической заметке, написанной уже в 60-х годах: «Ни в одном петербургском доме на лестнице не пахло ничем, кроме духов проходящих дам и сигар проходящих господ». Эти две приметы укоренились в воображении девочки-подростка как знак заманчивой жизни взрослых, а следовательно, и ее будущей жизни приливами и отливами счастья и страдания. Вторая примета присутствует и в строфе, из которой я привела выше три заключительных стиха. Перечтем ее начало:

Звук шагов, тех, которых нету,По сияющему паркетуИ сигары синий дымок,И во всех зеркалах отразилсяЧеловек, что не появилсяИ явиться сюда не мог.

Подозреваю, что «сигары синий дымок» сопрягается с образом Б. В. Анрепа – героя лирики Ахматовой шестнадцатого года. В реальной жизни он приехал в Петербург лишь в конце 1914-го и для «петербургской повести» Ахматовой «Девятьсот тринадцатый год» (так называется первая часть «Поэмы без героя») тоже является «гостем из будущего».

Вторым прототипом «гостя из будущего», как уже сказано мной, я считаю В. Г. Гаршина. Надо сказать, что приведенные только что строки появились в известных нам машинописных экземплярах «Поэмы без героя» только в варианте 1945 – 1946 годов. Между тем после разрыва с Гаршиным летом 1944 года Анна Андреевна тщательно изгоняла из «Поэмы…» все прямые посвящения ему, вплоть до того, где даже не было названо его имя. Имею в виду третью часть триптиха – «Эпилог». В ташкентской редакции (1942) он был посвящен «Городу и другу», в позднейших – только «Городу». Однако Гаршин не исчез оттуда.

Вспомним, что он присутствует, но в другом качестве, сравним первоначальный текст с окончательным.

Было:

Ты мой грозный и мой последнийСветлый слушатель темных бредней,Упованье, прощенье, честь,Предо мной ты горишь, как пламя,Надо мной ты стоишь, как знамя,И целуешь меня, как лесть.Положи мне руку на темя,Пусть теперь остановится времяНа тобою данных часах…

Стало:

Ты не первый и не последнийТемный слушатель светлых бредней,Мне какую готовишь месть?Ты не выпьешь, только пригубишьЭту горечь из самой глуби -Это нашей разлуки весть.Не клади мне руку на темя -Пусть навек остановится времяНа тобою данных часах…

В этой редакции, оставшейся без изменений до самого конца работы Ахматовой над «Поэмой…», изображена вся сущность ее взаимоотношений с Гаршиным. Подробнее я остановлюсь на этом во второй части настоящей книги, посвященной послевоенному времени. Там я расскажу в специальной главе о «Поэме без героя», об истории ее переработки и многое другое, связанное с этим триптихом.

Сейчас же для нас важна строка «Ты не первый и не последний…».

Третий прототип образа «гостя из будущего» – сэр Исайя Берлин. История его знакомства с Анной Андреевной известна из мемуаров современников и воспоминаний самого героя. Замечу прямо, что лучше всего обстановка первой встречи отражена в поэзии Ахматовой, но не в «Поэме…», а в стихотворении «Ты выдумал меня. Такой на свете нет…» из цикла «Шиповник цветет», обращенного непосредственно к И. Берлину (естественно, без указания его имени). Там читаем:

Мы встретились с тобой в невероятный год,Когда уже иссякли мира силы,Все было в трауре, все никло от невзгодИ были свежи лишь могилы.Без фонарей как смоль был черен невский вал,Глухая ночь вокруг стеной стояла…Так вот когда тебя мой голос вызывал!Что делала – сама еще не понимала.И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом,По осени трагической ступая,В тот навсегда опустошенный дом,Откуда унеслась стихов сожженных стая.

Из воспоминаний И. Берлина мы точно знаем, когда это было: в конце ноября 1945 года. То есть сразу после окончания войны. Автор, давно уже обосновавшийся в Англии, увидел Ленинград, откуда был увезен подростком. Утром в день приезда он еще не знал, жива ли Ахматова, автор «Четок» и «Белой стаи», «Подорожника» и «Anno Domini». А уже в три часа того же дня его проводили к ней на Фонтанку. Ну какое значение могло иметь для этой напряженной встречи, в какую сторону он свернул с Аничкова моста? Никакого. И если в своем эссе И. Берлин очень точно описал свой маршрут, то, вероятно, это было сделано под влиянием стихотворных строк Ахматовой. Впоследствии Анна Андреевна сама сделала его героем строфы «Звук шагов, тех, которых нету…», прибавив к ней ряд опознавательных стихов. Она сделала это при существенной переработке «Поэмы…» в 1954 году, дописав также содержащийся в ней образ «паладина» «Коломбины десятых годов», использовав для этого мотивы лирики А. Блока. Теперь Ахматову под влиянием разных соображений и обстоятельств влекло к более точным указаниям на прототипы. В позднейшей своей «Прозе о поэме» Анна Андреевна прозрачно намекнула на реального прототипа «гостя из будущего» – И. Берлина. Об этом читателю еще предстоит узнать в последующих моих воспоминаниях о встречах с Ахматовой в 40 - 60-е годы.