Любовь во время чумы - Габриэль Гарсия Маркес

сразу же определились и взносы каждого участника. Доктор Урбино Даса с женой, превосходной кулинаркой, каждый раз приносили необыкновенные торты, и каждый раз — разные. Флорентино Ариса продолжал выискивать всякие диковины на пароходах, приходивших из Европы, а Фермина Даса изощрялась придумать на вторник какой-нибудь сюрприз. Карточные турниры устраивались каждый третий вторник месяца, и играли не на деньги: проигравший должен был к следующему состязанию приготовить что-то особенное.

Доктор Урбино Даса вполне соответствовал тому, чем казался на людях: звезд с неба не хватал, в общении был довольно неуклюж, и к тому же ни с того ни с сего на него накатывали приступы то веселья, то недовольства, отчего его бросало в краску так, что впору было опасаться за здравие его рассудка. Однако, без всякого сомнения, он был — и это замечалось с первого взгляда — тем, кем более всего опасался прослыть Флорентино Ариса: славным малым. Его жена, напротив, обладала живостью, плебейской жилкой, тактом и смекалкой, что придавало ее элегантности человеческую теплоту. Лучших партнеров для игры в карты не пожелаешь, и ненасытная потребность Флорентино Арисы в любви увенчалась ко всему прочему ощущением, что он — в кругу семьи.

Однажды вечером, когда они вместе выходили из дома Фермины Дасы, Урбино Даса пригласил его пообедать с ним: «Завтра ровно в половине первого в общественном клубе». Блюдо было изысканное, но с отравленном вином: общественный клуб оставлял за собой право приема на определенных условиях, и одним из условий было — рождение в законном браке. Дядюшка Леон XII в свое время имел неприятный опыт по этому поводу, и сам Флорентино Ариса пережил минуту позора, когда его, уже сидевшего за столом и приглашенного одним из основателей, заставили уйти. И человеку, которому Флорентино Ариса оказывал серьезные услуги в нелегком деле речного судоходства, не оставалось иного выхода, как повести его обедать в другое место.

— Мы, издающие правила и установления, обязаны особенно строго их соблюдать, — сказал он тогда Флорентино Арисе.

И тем не менее Флорентино Ариса решил пойти на риск с доктором Урбино Дасой, и ему оказали в клубе особый прием, правда, сделать запись в золотой книге для почетных гостей не предложили. Присутствовали лишь они двое, обед был недолгим и спокойным. Опасения, волновавшие Флорентино Арису с вечера накануне, рассеялись с первой же рюмкой аперитива. Доктор Урбино Даса хотел поговорить с ним о своей матери. Из сказанного за столом Флорентино Ариса понял, что она рассказала ему о нем. Но самое удивительное: она здорово приукрасила всю историю. Она рассказала, что они дружили с детских лет, вместе играли, когда она только еще приехала из Сан-Хуан-де-ла-Сьенаги, что это он руководил ее чтением, как только она взялась за книжки, за что она всегда будет ему благодарна. Что, бывало, после школьных занятий она часами сидела у Трансито Арисы в галантерейной лавке, творя чудеса за пяльцами, — та была замечательной мастерицей, — и что впоследствии перестала часто видеться с Флорентино Арисой не потому, что не хотела, а просто-напросто жизнь их развела в разные стороны.

Прежде чем подойти к сути дела, доктор Урбино Даса сделал несколько замечаний по поводу старости как таковой. Он полагал, что мир двинулся бы вперед гораздо скорее, если бы ему не мешали старики. Он сказал: «Человечество подобно армии на марше: продвигается вперед со скоростью самых медленных». Он считал, что в будущем, более гуманном, а потому более цивилизованном, людей, уже не приносящих пользы, станут отселять в особые города, чтобы избавить их от ощущения стыда, страданий и ужасного одиночества старости. С медицинской точки зрения, по его мнению, возрастную границу можно установить на шестидесяти годах. Но покуда общество не пришло к такому пониманию милосердия, единственное решение этой проблемы — дома для престарелых, где старики могут найти утешение друг в друге, им легче понять их пристрастия и неприязни, причины раздражения и что их печалит, словом, там они будут избавлены от естественных разногласий с молодым поколением. Он сказал: «Старики в среде стариков — не такие старые». Короче: доктор Урбино Даса желал выразить Флорентино Арисе благодарность за то, что он так замечательно помогает матери коротать одиночество ее вдовства, и убедительно просил его продолжать в том же духе, на благо их обоих и ко всеобщему удобству, и с терпением относиться к ее старческим причудам. Флорентино Ариса вздохнул с облегчением. «Можете быть спокойны, — сказал он доктору. — Я на четыре года старше нее, и не только сейчас, но и раньше был, с давних пор, еще до вашего рождения». И не устоял перед искушением разрядиться ироническим замечанием.

— В этом гуманном обществе будущего, — сказал он, — вам бы сейчас пришлось отправиться на кладбище, отнести нам с ней по букетику антурий на обед.

Доктору Урбино Дасе, до того не замечавшему неловкости своего пророчества, пришлось пуститься в пространные объяснения, где он и запутался окончательно. Но Флорентино Ариса помог ему оттуда выбраться. Он так и лучился радостью, ибо знал, что рано или поздно ему предстоит подобная сегодняшней встреча с доктором Урбино Дасой, дабы выполнить непременное в их среде условие: официально просить руки его матери. Обед обнадеживал еще и потому, что показал: обязательная просьба, с которой он обратится к доктору, будет легко удовлетворена. Имей он согласие самой Фермины Дасы, более удобного случая, чем этот, не придумаешь. И столько было переговорено за тем историческим обедом, что всякие формальности последующей просьбы представлялись излишними.

Флорентино Ариса всегда поднимался и спускался по лестницам с особой осторожностью, даже в молодости, ибо полагал, что старость начинается с первого пустякового падения, а смерть приходит вместе со вторым. Самой опасной из всех лестниц была для него лестница в конторе, крутая и узкая, и задолго до того, как он начал прилагать особые усилия, чтобы не шаркать подошвами о ступени, он стал подниматься, внимательно глядя под ноги и держась за перила обеими руками. Не раз ему предлагали заменить эту лестницу на другую, не такую коварную, но окончательное решение всегда откладывалось на следующий месяц: ему казалось что это — уступка старости. Шли годы, и теперь он, подходя к лестнице, долго медлил, не только потому, что подниматься становилось все труднее, как он спешил объяснить самому себе, но просто каждый раз он преодолевал ее все с большей осторожностью. Однако в тот день, возвратившись после обеда с доктором Урбино Дасой, после рюмки опорту за