Несгибаемый (СИ) - Агекян Марина Смбатовна

— Мне действительно нравится, как ты называешь меня.

Убрав прядь золотистых волос за ухо, он коснулся пальцем ее носика.

— Тогда я буду называть тебя так до конца жизни.

— И это мне нравится.

Эрик не смог не улыбнуться ей в ответ.

— Так о чем ты подумала, когда увидела меня?

— Я… — Ее щеки вдруг порозовели, и она опустила свой взор на его грудь. — Я подумала, а не подбил ли ты свой сюртук ватой, чтобы казаться… сильным.

Не ожидая услышать ничего подобного, Эрик вдруг обнаружил, что довольно улыбается, будто бы заново открывая для себя их общее прошлое.

— Ты действительно так подумала?

Она тут же кивнула.

— Да.

— Удивительно, я думал, ты не заметишь меня и не запомнишь…

— Не запомню? — Легкое возмущение сквозило в глубинах золотистых глаза. — Как можно было не запомнить человека, который не знал, кто такой Бетховен!

Глаза его сверкали, Эрик не переставал улыбаться, но его вопрос был полон другого смысла.

— Правда ты запомнила меня?

Он действительно выглядел удивленным, будто не ожидал, что может производить на нее такое неизгладимое впечатление. Это ранило, потому что было очевидно, что сомнения прошлого не до конца отпустили его. Клэр хотела бы развеять все до единого и сгладить каждую недосказанность. Она непременно должна придумать, как это сделать, а пока… Ей было ужасно приятно прижиматься к его теплому, сильному телу, но даже это не помешало ей притворно нахмуриться и упереть в него свой грозный взгляд.

— А ты думаешь, я с каждым своим кавалером тут же иду танцевать, едва знакомясь? И что на прогулку бегу, очертя голову, когда он на следующее же утро приглашает меня пойти с ним в Гайд-парк? Или что еще хуже, позволяю видеть, как уплетаю пирожные с заварным кремом и глазурью?

Эрик был поражен в самое сердце, потому что оказывается и он не до конца хорошо знал ее. Коснувшись ее лица, он мягко погладил по румяной щеке, впитывая в себя волшебство ее признания.

— Знаешь, почему я тогда пригласил тебя на танец?

— Почему? — жадно спросила она, ловя каждое его слово.

— Я хотел убедиться, что ты не видение, и что такое же счастье обнимать тебя, как тогда, когда в комнате моего отца ты упала на меня. Хотел убедиться, что я всё еще могу чувствовать. Чувствовать тебя.

Да, теперь она знала, что для него значили прикосновения. Ее прикосновения. Опустив голову ему на плечо, она закрыла глаза, вдохнув до боли любимый запах.

Невероятно, еще вчера она полагала, что жизнь кончена, еще вчера она с содроганием ложилась в кровать, думая о том, что у нее не хватит сил проснуться утром, а сегодня, сейчас ее обнимал тот, кого она навеки считала потерянным для себя.

Сумрак ночи окутал спальню приглушенным светом, но пламя от камина отбрасывало достаточно бликов, чтобы видеть шрамы на его груди. По одному из них она провела пальцем, зная совершенно точно, что никогда не забудет его горячей исповеди.

— Я думала, ты скажешь, что тебя покорила моя красота.

Коснувшись ее подбородка, он заставил ее посмотреть на себя.

— Ты невероятно красива, любовь моя, но, если помнишь, в тот день я тебя плохо видел, потому что у меня болели глаза.

Да, она знала, что на самом деле было с его глазами, но Клэр не хотела больше мрака. Ему следовало помнить всё хорошее, чтобы забыть всё плохое.

— Да, но когда я упала на тебя… Признайся, что именно тогда и сразила тебя моя красота.

Эрик мягко покачал головой, едва сдерживая улыбку. Едва сдерживая рвущуюся наружу любовь, которая требовала, чтобы он немедленно поцеловал ее.

— Тогда я был потрясен тем, что ты прижималась ко мне, и я мог чувствовать тебя, а не отвращение. Прости меня, но даже тогда твоя красота не имела надо мной той власти, какую имела ты сама.

Нахмурившись, она опустила голову и коснулась губами его груди. Эрик вздрогнул, ощутив очередную вспышку желания. Почти такую же сильную, как и минуту назад. Словно одного поцелуя было мала, она стала покрывать поцелуями его грудь, обжигая жаром своих губ настолько, что он глухо застонал и потянулся к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Боже, было так приятно целовать его атласную кожу, что она могла бы вечно это делать! И теперь понимала, какое удовольствие испытывал Эрик, изучая ее собственное тело. Его кожа была горячей и такой… терпкой, что она не могла перестать целовать его грудь, плечи, приподнялась и зацеловала каждый дюйм его шеи, уделив достаточно внимания его подрагивающему кадыку. Он дернулся и застонал, сомкнув вокруг нее дрожащие руки. Поглаживая мягкие завитки волос на его груди, дразня и распаляя его еще больше, ощущая под пальцами напряженные мышцы, Клэр, прикусив губу, приподнялась и, взглянув на него, склонила голову к плечу, сверкая своими восхитительными глазами так, что у него дрогнуло сердце, будто он впервые видел ее. Так, что заново влюбился в нее по уши.

— Но она… моя красота хоть бы раз… действовала на тебя?

Он прижал палец к ее восхитительным губам.

— Прямо сейчас, кажется, я заново влюбляюсь в тебя.

Ее улыбка стала такой лучистой и широкой, что Эрик не смог сдержаться. Окутанная копной золотистых блестящих волос, прижимаясь к нему своим нагим телом так, что он чувствовал на своей груди тяжесть ее груди, она являла собой слишком соблазнительное видение, чтобы устоять перед ней. Эрик осторожно перевернул ее на спину, желая ее сейчас, возможно, даже больше, чем в первый раз.

— Мне и это нравится, — глухо молвила она, уже прекрасно зная, почему его глаза темнеют и сверкают таким таинственным обещанием.

Он поцеловал ее, осторожно погладив ее по лицу, затем рука его спустилась вниз, и пока губы его увлекали ее в тот самый чувственный мир, откуда не было возврата кроме как рухнуть с небес на землю, Эрик накрыл ладонью ее полную грудь. Клэр задрожала. Пульсирующее напряжение вновь стало нарастать, обещая превратиться в чудо блаженства, в которое она хотела окунуться всем сердцем. Томительный стон сорвался с губ. Обхватив его шею, она притянула его к себе, но он не торопился подчиниться, дразня, захватывая, воспаляя и одурманивая ее одновременно.

Он целовал ее с такой мучительной неторопливостью, что от упоения у нее зашумело в ушах. Не переставая ласкать ее руками, Эрик незаметно сбросил с себя панталоны и пронзительно обнаженный опустился на неё, раздвигая бедром ее колени. Клэр замерла, вспомнив то удивительное мгновение единения, с которым он сливался с ней в первый раз. Она хотела этого, хотела так сильно, что заныло сердце. Ее тело так остро реагировало на его ласки, что она боялась не сдержаться и умереть от сладости, когда он снова не окажется в ней.

Милостиво отпустив ее губы, Эрик заглянул в ее затуманенные золотистые глаза, в которых видел отражение собственного желания. Осторожно опустившись на ней, он убрал с ее лица шелковистую прядь.

— Тебе не было больно в первый раз?

Едва понимая, о чем он говорит, Клэр попыталась сосредоточиться на его словах.

— Больно? — спросила она, нахмурившись.

Эрик порадовался тому, что смог любить ее, не причинив ей еще больше боли, но он чувствовал сопротивление ее тела в первый раз и почему-то боялся, что теперь, когда волнение немного стихло, боль может вернуться.

— Я буду осторожен, — шепнул он, медленно проникая в нее, чувствуя, как испарина на этот раз покрывает всю его спину от едва сдерживаемого желания, от оглушительной потребности в ней. — Если почувствуешь боль, скажи мне, и я тут же остановлюсь.

Клэр не могла понять, как он может еще что-то говорить, потрясенная пронзительностью этого момента. И снова часть его, неведомая и почти непонятная, стала заполнять ее, выдавливая из нее весь воздух. Замерев, Клэр принимала его, поражаясь тому, как легко и мягко он это делает, как ее тело с готовностью может позволить это. Плавное скольжение приносило ей такое острое упоение, что когда он оказался полностью в ней, Клэр беспомощно выгнулась и обхватила его голову дрожащими руками, боясь задохнуться от переполнявших ее ощущений.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})