«Теория заговора». Историко-философский очерк - М. Хлебников

Поэтому нельзя говорить о «злой воле», провоцирующей конспирологические настроения, которые имеют вполне объективное социокультурное основание. Другое дело, что есть исторически сложившаяся социокультурная группа, профессионально культивирующая (анти)конспирологические настроения в обществе. Интеллектуалы, выступающие как ретрансляторы «теории заговора», тем самым пытаются восполнить некоторое социальное поражение, история которого восходит ещё к XVIII столетию. Оперируя различными вариантами «теории заговора», по очереди представляя их широкой публике, они смогли тем самым презентовать себя в качестве той единственной силы, которая в состоянии «разоблачить злокозненность» конспирологического сознания. И не важно, на чьей стороне «играют» интеллектуалы — развенчателей, как это происходит сегодня по преимуществу, или адептов «теории заговора». Связь с конспирологическим сознанием от этого не становится менее прочной. М. Фуко, к работам которого мы часто обращались, пытался наметить новую основу бытия интеллектуалов, заменяющую традиционную модель «властителя дум»: «На мой взгляд, интеллектуал не может ставить свой дискурс выше других. Он скорее пытается предоставить место дискурсу других. Это вовсе не значит, что ему следует замолчать, тогда бы мы скатились в мазохизм… Его роль заключается в том, чтобы раскрывать возможности дискурса, смешать и переплести с другими дискурсами свой собственный в качестве их опоры»{769}. Продолжая свою мысль, французский философ предлагает отказаться от «пророческой функции», сосредоточившись на познании дня сегодняшнего. Проблема заключается лишь в том, что дискурс и есть порождение сознания интеллектуала. «Смешение» дискурса не означает его растворения, более того, это неизбежно приведёт к усложнению, с последующей неизбежной иерархизацией, и роль толкователя с предопределённостью бумеранга возвратится к интеллектуалу. Впрочем, в пространстве «теории заговора», как мы показали выше, интеллектуалы вполне успешно справляются и с дискурсивным смешением.

Нельзя и несколько прямолинейно и наивно этизировать конспирологию, обвиняя её в неполиткорректности, реакционности и прочих больших и малых грехах. Но самое главное, конспирологию нельзя игнорировать научному сообществу, если мы претендуем на исследование реальных социальных процессов, а не волюнтаристски сконструированных понятий и схем. Исследование «теории заговора» необходимо продолжать в нескольких направлениях. С позиций культурологических представляется плодотворной разработка такой темы, как влияние конспирологии на художественное кино. Перспективность подобной работы обусловлена богатейшим эмпирическим материалом, накопленным самым массовым видом искусства. Не менее значительным источником для изучения выступает всемирная паутина, в бескрайних пространствах которой «теория заговора» занимает мощный, постоянно увеличивающийся сегмент.

Но всё это актуально в рамках перспективы. В самом же конце работы остаётся выразить надежду на то, что прочитавшие её обратят исследовательское внимание на проблему «теории заговора», в актуальности которой уж точно не приходится сомневаться. Предлагаемая работа не является «окончательным решением» проблемы «теории заговора». Напротив, автору видны её определенные недостатки и недочёты, её естественная неполнота, что тем не менее может послужить стимулом для следующего витка исследования. Мир конспирологии этого заслуживает.

Примечания

1

При этом необходимо учесть, что английское масонство фактически инкорпорировано в высшую систему общества. Например, «Объединённую высшую ложу Англии» возглавляет принц Эдуард, герцог Кентский, что ещё раз свидетельствует об укоренённости конспирологических настроений.

2

Любопытно и симптоматично, что в работе Гекертона не упомянуты тайные российские революционные общества, хотя присутствуют такие экзотические примеры, как О-Ки-Па, Невидимки. В определённой степени это свидетельствует о конспирологической изолированности российского социокультурного пространства.

3

Закономерно, что лозунгом антимасонов были слова «Remember Morgan» — «Помни Моргана», призванные не столько консолидировать антимасонскую аудиторию, сколько актуализировать историю капитана Моргана, без которой движение попросту бы не состоялось.

4

О более чем толерантном отношении средневекового христианства к иудаизму свидетельствует красноречивый факт перехода в иудаизм личного духовника Людовика Благочестивого дьякона Бодона. После перехода, приняв имя Елиазар, бывший дьякон в 829 г. переезжает в Испанию, где женится на еврейке и ведёт спокойную жизнь.

5

В следующих главах работы это будет продемонстрировано, в частности, на примере так называемых «ревизионистов» Холокоста.

6

О размерах помощи государства интеллектуалам можно судить по тому факту, что сумма пенсионных выплат на 1785 г. составляла 256 300 ливров. Но и этой весьма впечатляющей суммы, судя по дошедшим до нас сведениям, не хватало на всех.

7

Так, романы Э. Золя издавались тиражом в 100 000 экземпляров.

8

Справедливости ради нужно отметить, что среди американских националистов были и лица, действительно внёсшие вклад в развитие науки и культуры. К последним относится, например, С. Морзе. Изобретатель телеграфа Морзе был ещё и известным живописцем.

9

К. Шарль пытается выявить логику демаркации, исходя из представления о наличии двух полюсов: господствующего и подчинённого. К последнему относятся сторонники радикальных литературных течений (авангардисты, символисты, напористы), ставшие сторонниками Дрейфуса в противоположность господствующему литературному полюсу. Но схема, что вынужден признать сам автор, не отражает всей сложности реальной ситуации. Так, к сторонникам антидрейфусаров неожиданно примыкают видные символисты: П. Валери, П. Луис. В противоположном лагере внезапно объявляется А. Франс — по формальным признакам принадлежащий к господствующему полюсу.

10

Ярким подтверждением тому служат дневники В. Я. Брюсова, достаточно полно раскрывающие данную проблему — сознательного выхода за рамки устоявшихся нравственных норм, жизнетворчества не по законам этики, а как следования эстетическим идеалам.

11

Обратим внимание на активное использование как первыми лицами государства, так и средствами массовой информации конспирологической лексики: «ось зла», «страны зла» и т. д.

12

Показательно, что самого Саттона последующие поколения конспирологов, в лице Н. Хаггера, упрекают как раз в чрезмерном увлечении фактологической стороной в ущерб конспирологической.

13

Напомним о важности «конспирологического канона», включающего в себя классические работы, без обращения к которым практически невозможно функционирование конспирологического мышления.

14

Следует отметить, что указание на «иезуитский след» Пайпсом актуализирует типическую модель теории заговора XIX века и свидетельствует о глубоком укоре нении её, по крайней мере, отдельных элементов на всех уровнях современного сознания.

15

Показательно, что, стремясь полностью вытеснить евреев за пределы европейской ойкумены, известный расовый конспиролог X. С. Чемберлен доказывает расовое родство семитов-евреев с алтайскими племенами, которое приводит к возникновению монголов-семитов и в перспективе даёт весьма интересное объяснение, например, завоевательным походам монголов XII-XIII вв.

16

Следует отдать должное проницательности одного из первых отечественных конспирологов, в том плане, что им предугадываются принципы агитационной работы декабристов, использующих ланкастерские школы в качестве центров пропаганды среди военнослужащих.

17

Один из таких гипотетических свидетелей, Я. И. Санглен, известный деятель александровской эпохи, позже в личной беседе с Николаем I не подтвердит сведений Голицына.

18

Ярким примером, подтверждающим наше положение об отсутствии конспирологического менталитета, можно считать историю с небезызвестным Шервудом- Верным. Занимаясь расследованием деятельности «Южного общества», он информирует Аракчеева о наличии списков членов тайного общества и возможности их получения. Но Аракчеев, в то время занимавшийся расследованием убийства в Грузине своей любовницы А. Минкиной, игнорирует полученную информацию. Учитывая реальность угрозы военного переворота, подобное поведение высших лиц государства достаточно точно отражает их отношение к тайным обществам и заговорам как таковым.