Минус всей моей жизни - Наталия Александровна Матвеева

И этот факт больше всего рвал Сергею душу. При других обстоятельствах они могли бы быть вместе, и это было бы волшебно…

Но сейчас… Мог ли он перешагнуть через это, оттолкнуть ее и жить дальше, как будто ничего и не было? Мог ли избавиться от безумного стука сердца, от ее образа в своей голове ради нее же самой, ради того, чтобы она нашла истинное счастье с кем-то другим?

Потому что если он переступит черту… А он был на грани, он был переполнен, он висел на краю, еле сдерживая себя от этого шага, неверного, страшного, такого, который разрушит ее и его жизни… Если он коснется ее, то… Он не знал, что будет с ним, он никогда не испытывал ничего подобного, но понимал отчетливо одну вещь: он не сможет после этого сказать ей о Ксюше и Насте.

Это разобьет ее сердце.

Это будет болезненный, грубый, мучительный конец.

Сережа проводил совещания, разговаривал по телефону, решал срочные проблемы и разруливал спорные ситуации целый день, но за весь этот длинный и тягучий, как расплавившийся каучук, день он будто разделился на внешнее, плывущее снаружи «Я», которое как-то подсознательно, без участия глубокой работы головного мозга занималось рабочим процессом, и внутреннее, уставшее, терзающее его тоской и разрывающее противоречиями «Я»-второе, которое лишь без конца напоминало ему о Жене, о ее улыбке, ее взгляде, ее милом голоске и детских, веселых шуточках, о том, как она может становиться отчаянной и смелой, дерзкой и вызывающей, деловой и сосредоточенной на работе… А потом снова милой и невероятно женственной…

Сергей ловил себя на том, что он постоянно смотрит в секретарскую, где щебечет Светка, хотя он прекрасно знал, что Женя не придет. Он разрывался от тоски по ней, от желания увидеть ее рыжие кудряшки, ее милые, едва заметные веснушки, ее необычные глаза, которые с огромным трепетом, волнением и тихой, затаенной внутри нее страстью смотрели на него, изучая каждое его действие, каждое изменение в лице, слушая каждое слово…

Он хмурился, злился, ненавидел себя и всех вокруг, орал на подчиненных, зависал в задумчивости и диком сомнении, снова раздражался и орал, снова мучился от тоски, от страсти, от импульсивных упражнений сердца, снова злился, и…

Как только стрелка на часах проскочила порог в восемнадцать ноль-ноль, он сорвался с места и, подсмотрев в личном деле ее номер квартиры, на всех парусах, полюсах, крыльях, галерах, облаках, коврах-самолетах полетел к ней, послав к черту все свои сомнения и страстно желая совершить самую главную ошибку своей жизни.

*** «Минус»

Полчаса в цветочном магазине заставили понервничать не только Сергея, но и продавщицу, тщательно собиравшую самый нежный букет для Жени из роз, лилий, каких-то папоротниковых листьев, белых странных точек, зеленых шариков и, Бог знает, чего еще, поскольку бедную женщину то и дело настигал недовольный и явно нетерпеливый вопрос от нашего покорного слуги: «Ну вы там скоро? Или катафалк пора вызывать?» или что-то вроде «За что я вам такие бабки плачу? Ногами собрать этот чертов букет и то быстрее получится!»

В конце концов, несчастная продавщица не выдержала и на очередное ехидное замечание бурно и разозленно воскликнула:

– Молодой человек! Вам надо быстро или красиво, я что-то не пойму???

После чего Сергей притих и больше не выступал, лишь стремительно и нетерпеливо шагая туда-сюда среди разноцветных ведер, из которых торчал «ассортимент» этого магазинчика.

Получив, наконец, аккуратно сложенный и завернутый в красивую, подарочную бумагу великолепный, ароматный букет, Сергей хмуро, но удовлетворенно кивнул и скорее поспешил к дому Жени.

Вписавшись в маленький просвет между двумя автомобилями и заехав чуть ли не на детскую площадку, которая почти сравнялась с землей благодаря большой массе выпавшего снега и угадывалась только темным, торчащим из-под ближайшего снежного завала облезлым «грибком», ловящим на себе блики единственного, тусклого фонаря на весь двор, Сергей секунду помешкал, глядя на ее подъезд и совершенно не представляя себе, что он скажет…

А если она не дома?

А вдруг там лишь ее семья?..

Сергей пожал плечами, решив, что как-нибудь выкрутится в очередной раз, понимая, что сейчас не остановится ни перед чем, чтобы увидеть ее, поэтому он схватил цветы и уверенно зашагал к подъезду, чувствуя, как с каждым метром все больше волнуется его сердце.

На его счастье, домофонная дверь была открыта и скрипуче покачивалась на морозном ветру, что Сережа искренне воспринял как знак – звезды благосклонны к нему и все такое…

Однако, через несколько ступеней он резко изменил свое мнение, угрюмо отдавливая пальцем кнопку лифта и вслушиваясь в тишину пустого, девятиэтажного подъезда, как-то не наблюдая никакого тихого погромыхивания, лязга и скрежета, характерного для лифтов восьмидесятых годов.

Обреченно посмотрев вверх между лестничными пролетами и обнаружив, что на многих этажах свет подмигивает угрожающим, тусклым огоньком или вообще отсутствует, Сережа пошел пешком, внимательно глядя на номера квартир и разыскивая…

Шестьдесят восьмую квартиру.

Да, да, в личном деле каллиграфическим почерком и твердой генеральской рукой Федора Игнатьевича значилась именно эта цифра. К сожалению, бедный Сережа, уверенно пересекавший пролет за пролетом, даже не догадывался, что в шестьдесят восьмой квартире его ждет вовсе не милая, рыжеволосая секретарша, а кое-что отнюдь не рыжеволосое и совсем даже не милое.

А вот и шестьдесят восьмая. Пятый этаж. В нетерпении увидеть Женю и предвосхищая ее реакцию восторженного изумления, Сергей уверенно и напористо позвонил в звонок, услышав за дверью звук, похожий на то, будто громко и протяжно протрубил простывший слон, и, дергая коленом, стал ждать.

Секунда, другая… Сергей «протрубил» снова, раздраженно желая еще и постучать, но дверь вдруг рывком отлетела, и на пороге…

Возник здоровенный и лысый, неплохо накачанный мужик лет эдак под сорок. Мужик этот был счастливым обладателем толстой шеи, кривого, переломанного в двух или трех местах носа, курчавых черных бровей и парочки шрамов на лбу и щеке, а его массивное, грузное тело прикрывала растянутая и кое-где покрытая пятнами от еды майка, серые спортивные штаны с дыркой на коленке и черные резиновые шлепанцы, нахлобученные на босу ногу. Недовольно и борзо уставившись на Сергея и уже заранее поигрывая перед незнакомцем разрисованными голубыми татуировками мускулами, он угрожающе сжал кулаки и, оглядев незваного гостя хмурым, стреляющим из-под бровей, тяжелым взглядом, лысый, не церемонясь, проговорил:

– Ты че здесь забыл, клоун костюмированный?!? Че надо, я спрашиваю?

Сергей тоже несколько секунд шокировано таращился на лысого, пытаясь прикинуть, кем это он может приходиться его Жене,