Математик Боя. Становление легенды - Blood_and_Tea

выбросил руку, со сжатой в кулак ладонью, вперед. Быстрый и сильный удар шиноби, нанесенный по больному человеку, не способному пользоваться своей чакрой, был чудовищен.

Но Сенсома остался стоять.

Красивое аристократичное лицо Тороки исказила маска боли и злости, и он нанес еще один удар. Он знал о проблеме Сенсомы, он читал доклады и отчеты о том, как проходила битва, в которой погибла его жена, но он просто не мог стоять спокойно неподалеку от этого человека. За вторым ударом последовал третий.

— Помогло? — спросил Сенсома, глядя исподлобья и не обращая внимания на кровь, идущую из разбитого носа и губы.

— ДА КАКОГО ЧЕРТА, СЕНСОМА ТОМУРА?! — закричал во все горло Тороки. — ПОЧЕМУ ТЫ ТАК СПОКОЕН?! ПОЧЕМУ ТЫ ЕЕ НЕ ЗАЩИТИЛ?! ДА ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ ЖИВ, В КОНЦЕ-КОНЦОВ?! ПОЧЕМУ ТЫ, А НЕ ОНА?!

Он замахнулся вновь, но на сей раз его удар не достиг цели. Сенсома отклонил свою голову ровно настолько, чтобы пропустить руку Тороки справа, а после схватил его за запястье, сломал одним резким и быстрым движением и, используя как рычаг, подбросил немаленького молодого мужчину в воздух, добавляя ему ускорения ударом ноги.

Боль, с которой тело отзывалось на каждое движение, была даже приятной.

— Это несправедливо… — простонал Тороки, не пытаясь подняться. — Ты же такой сильный, Сенсома. Математик Боя. Ты выжил в битве с Мизукаге, Мечниками, Бескожим Демоном и даже Биджу. Ты выжил… Так почему мертва она?

— Тороки, она…

— Сама выбрала смерть? Я знаю. Я знаю, потому что читал отчеты. Говорил с Озином. Она сама решила умереть. Отдать жизнь вместо тебя. И ты, Математик Боя, даже не мог ничего сделать. В смысле, ты и правда не мог. Но я… я не могу это принять. Ты же за этим здесь? Извиниться или сказать какую-нибудь ободряющую чушь? Мне плевать. Уходи. Теперь я твой враг, Сенсома. Не потому, что ты неправ, а потому, что неправ я. Но мы оба ничего не сможем с этим поделать.

И Сенсома, бросив последний взгляд на надгробную плиту с именем своей одноклассницы, бывшей девушки, спасительницы и просто Наоми Сенджу, неспешно пошел обратно в сторону «оживленных» улиц Листа, помогая себе тростью. Тороки… был честен с ним и самим собой. Он обвинял и бил, но понимал, что неправ. Произошедшее было не тем, что Сенсома ожидал, но явно не самым худшим, что вообще могло произойти.

Но вот следующий визит может быть куда хуже.

Дом, в котором когда-то жил Первый Хокаге, считался, своего рода, достопримечательностью. Сенсома помнил, как бывал здесь почти два года назад. Тогда прохожие несколько удивленно смотрели на безродного мальчишку, заходящего в дом самого Хокаге.

Сейчас все изменилось. И Сенсома был узнаваем на улицах селения, и прохожим было на это абсолютно наплевать.

Стук в дверь показался неожиданно громким, а ожидание ответа бесконечно долгим. Сенсома знал, что Мито не выходит из своего дома уже несколько недель, а так же знал, что единственным человеком, который побывал там с момента смерти Наоми был Второй Хокаге. Тобирама Сенджу использовал свою технику Бога Грома и авторитет Хокаге на максимум, чтобы только приносить добровольно запершейся джинчурики еду и воду, которой внутри было негде взять. Сенсома же не был ни Хокаге, ни Тобирамой, и тем удивительнее было то, что дверь распахнулась.

Высокая, ухоженная и печальная — жену Первого Хокаге можно было бы даже назвать красивой, если бы она не была прекрасной. Наоми была цветущим цветком — самой красивой девушкой Конохи, а ее мать была цветком уже расцветшим и самой красивой женщиной вообще во всей стране. А возможно и не только в ней. Но Сенсома знал, как обманчива и жестока эта красота, какую ярость и силу она таит за собой. И, все же, несмотря на свое знание и моральную подготовку, он не смог и слова из себя выдавить, забыв, казалось, как дышать, под взглядом суровых, казалось, чуть поблекших, зеленых глаз.

А уже в следующую секунду Мито заключила парня в свои крепкие объятия, изо всех сил прижимая его к полной груди.

— Ты жив, Сенсома, — прошептала она, еле сдерживаясь. — Жив и почти здоров. Биджу сидит глубоко — он занят чем-то важным внутри тебя, и поэтому ты не слышишь его голос. Он молчит, но вскоре начнет говорить. Не переживай и не бойся — Треххвостый не собирается причинять тебе вред. Твоя чакра она…

— Н-наоми, — все же смог выдавить из себя Сенсома, попросту оглушенный этими объятиями и заботой в голосе Узумаки. — Н-наоми, она…

— Она отдала за тебя жизнь, — Сенсома почувствовал, как Мито горько улыбнулась. — Моя девочка, моя дочка… Наоми любила тебя больше всего на свете и потому отдала свою жизнь. Ты не должен себя винить ни в чем — это был ее выбор. Это… это я виновата, Сенсома. Если бы я позволила вам быть вместе, кто знает — возможно, она бы позволила тебе умереть, защищая ее. Но ты… теперь твоя жизнь равна ее. Живи эту жизнь, Сенсома. Живи так, чтобы Наоми была…

Дальше ее жаркий шепот перешел в откровенные рыдания, но Сенсома и так знал, что она хочет сказать. Сильная и независимая Узумаки Мито — жена Первого Хокаге и куноичи, самостоятельно запечатавшая в себя сильнейшего из Хвостатых Демонов — Девятихвостого Лиса, плакала у него на плечах. Он не забыл, как жестока она была к нему, как не забыла и она. Но они оба помнили, почему именно она была жестока именно к нему. Наоми.

Тобирама не смог уберечь Наоми, но он сам понимал, что шанс на ее спасение крайне мал. Тороки… Тороки потерял жену и мать своей дочери. Потерял, возможно, свою настоящую любовь. Но Мито ни на секунду не теряла дочери. Она поняла и приняла ее выбор. Сразу. И теперь его жизнь — жизнь перерожденного, сироты, но героя страны — Математика Боя, для неё приравнялась к жизни самого любимого человека. Теперь Сенсома был для Мито на первом месте.

Это и называется — уважение выбора.

Тяжелые капли дождя, медленно разгоняясь, капали с неба. Пока Сенсома давал Мито выплакаться, начался ливень, но парень стоически ждал под ледяными струями, стараясь максимально закрыть от них Узумаки.

— Мито-сама, — он склонился к ее уху, чтобы не перекрикивать дождь. — Пойдемте в дом. Вы намокнете.

— Конечно, — женщина всхлипнула в последний раз и выпрямилась. — Проходи,