Коллекция королевы - Ан Ци

едем дальше. Все, с кем я по этому делу общался, задавались одним вопром. Как это удаётся так ловко долго безнаказанно лямзить? А я не стал раздумывать — как. Нет, я подумал — кому? Кому понадобилось всё это красть? Что за персонаж такой?

— Стоп, почему ты решил, что это одно и тоже лицо? — остановил Ленца приятель.

— Ну во-первых, почерк один и тот же. Ничего не сломано. Никаких следов. Вовсе не самый заметный или самый дорогой предмет в экспозиции. До инвентаризации вряд ли кто и заметит. Разве очень не повезёт. Ты, кстати, знаешь, как и кто обнаруживал недостачу?

— Да примерно так всё и было. Замени только «не повезло» на «внезапно понадобилось», — начал свой рассказ Хельго Вагнер. — Вот смотри. Украли в Магдебурге богемский бокал алебастрового стекла — «Золотая вакханка». Роспись золотом, цветочный орнамент и алмазная гравировка. И однажды в Нюрнберге организовали выставку богемского стекла. Кинули клич по родственным музеям. Запросили стиль и эпоху. А этой «Вакханки» и не нашли! В другом месте, в Дрездене — черепаховый веер с перламутровой инкрустацией и акварель увели. В третьем — лайковые перчатки, вышитые жемчугом, и кинжал. И снова — «понадобилось». Для оперной постановки потребовался реквизит. Художник попросил разрешения поработать с оригиналом, чтобы сделать эскизы. Специалист по прикладному искусству хотел статью написать. Ну и инвентаризации, конечно, — ответил Вагнер.

— Так не самый дорогой, говоришь? — помедлив, повторил он. Я так и думал. Для этого Нострадамусом быть не надо. А как у фрау Любке получилось?

— Совсем просто! — махнул рукой Норберт Ленц. — Она человек увлечённый. Собрание знает отлично. У неё, знаешь, есть свои любимые вещи и свой индивидуальный подход. Это ведь музей интерьера. И она для посетителей и для себя лично время от времени меняет экспозицию. На этот раз она решила сделать стенд «Дамское оружие девятнадцатого века». Взяла каталог, заглянула в запасник, все углы обыскала! И — не — нашла! Она, бедная, мне говорит: «Этот кинжал перед моими глазами стоит. Он хранился рядом с моей любимой шкатулкой из янтаря с серебром. Я думаю, может у меня галюцинации начались? Нету! И место пустого совсем не видно». Стала она в списках копаться. Сначала в компьютере поискала. Тоже нету, словно и не было никогда! А потом — в старой-то картотеке — нашла!

— Стой-стой! То есть, наш «профи», а я тоже думаю — это «профи», из компьютера информацию стёр?

— Именно. Но самое интересное другое. Шкатулку помнишь?

— Из янтаря с серебром? Конечно, а что?

— Кинжал, который пропал, отличной старой работы Изящная вещь. Но шкатулка, выточенная из цельного куска кенигсбергского молочно-жёлтого янтаря в серебре, инкрустированная персидской бирюзой с крупным сапфиром на крышке редкого ультрамаринового оттенка… Шкатулка эта раз в десять ценнее! Много «ворабельней», чем кинжал!

— Слушай, ты прямо поэт, Норберт! Ультрамариновый оттенок и молочно-жёлтый янтарь! Врочем, что удивляться. Достаточно твой антикварный письменный стол припомнить. Так значит, шкатулка на месте?

— Точно, господин тайный советник! — взял под козырёк Ленц. Проство твой вор — фетишист.

— Подожди, я тебе ещё расскажу. Испуганная бедняга Любке начала шерстить всё своё хозяйства. И снова недосчиталась кое-чего. Испарилась ещё вещица. Тут уже совсем непонятно. И это оказалось?

— Молитвенник в сафьяновой обложке. Толстенький такой, небольшой, с золотым обрезом. Может, инкунабула22?

— Ничего подобного. Самый что ни на есть обычный. Для своего времени, конечно. Дата выпуска — 1802 год. Стоит у букинистов пару сотен, не больше.

— А кто ещё в курсе дела?

— Ты понимаешь, она с неделю искала, не говоря никому. Снова в компьютере и опять в картотеке. Всё повторилось?

— А то! На этот раз наша госпожа Любке побежала к директору. Но не застала. Он уехал в Берлин.

Хельго Вагнер вытащил портсигар, зажигалку и поискал глазами пепельницу. Китайские бумажные фонарики под потолком заколебались от движений его руки и задели гроздь стеклянных колокольчиков, подвешенную рядом с аквариумом на позолоченном крючке. Раздался мелодичный звон, и комиссар рассмеялся.

— Видишь, нас приветствуют китайские боги. Я смотрю, ты ещё своё зелье не бросил?

— Нет, и я что-то пепельницы не вижу.

— Теперь надо просить. Это они с курением боряться, но мирно. Спросишь — дадут, а нет — не предлагают. Да ты лучше ешь!

— Значит, директора не оказалось? — вернул Нельго собеседника к теме разговора.

— Отбыл в командировку. Она решила дождаться шефа, чтобы всё без спешки обсудить. И вдруг позавчера — зеркало Фебы.

— Ах, вот оно что! Постой, я попробую восстановить ход событий. Наверно, она опять проверила вещи, просмотрела всю колекцию и не нашла чего-то ещё.

— Не угадал, — сказал комиссар, — это была свежая кража. Видишь, теперь фрау Любке была всё время начеку. Она заметила исчезновение зеркала сразу, как пришла на работу. Это была деталь интерьера «Будуар Курфюрстины». Тут уж фрау Любке до директора дозвонилась и приход к нам согласовала.

— Что, неужели прямо с самого видного места умыкнули? Редкая наглость. Да и из мозаики выпадает, — удивился Хельго.

— Нет-нет! Всё было, как всегда, очень тонко. На туалетном столике лежали мелкие вещицы. Сам столик такой овальный, и сверху много всего.

— Вор что, всё слегка подвинул, чтоб закрыть пустое пространство?

— И снова нет. Сделано было ещё лучше. Зеркало это ручное. Ценная вещь, поскольку редкость. Любке фотографию принесла. Но не о том сейчас речь. Так вот, вместо, понимаешь, вместо(!) него поставили пудреницу «Роза Шираза».

— Что поставили? Роза — чего? — переспросил Хельго и, наконец, закурил. — А, да не важно. Это не относится к делу. Знаешь, я этого «друга», «профи», про себя назвал — Крыс. Так он что удумал! Из запасников взял замену и поставил просто на столик. По размеру — похожа. Назначение подходит. В глаза не бросается абсолютно.

— А стоимость? Если опять дороже… Правда дороже, что ли? — повысил голос Вагнер. Он потянулся к пепельнице стряхнуть пепел, его локоть стукнулся о стекло аквариума. Рыбы тотчас заволновались. Они задвигались сначала плавно, затем быстрей. Их бело-розовее рыльца то появлялись на поверхности воды, то тыкались в точку удара, явно ожидая кормёшки.

— Смотри, животные хотят есть. Я, верно, подал условный сигнал.

— Какие же это животные, Хельго? Это рыбы.

— А, настал и на моей улице праздник. Рыбы — тоже животные. Вот мы вас как — знатоков прикладного искуства! В систематике ты не очень! Постой, ты меня сбил. Эта самая «роза» тоже дороже была?

— Не сомневайся! Я тебе уже говорил — зеркало редкое. Металлическое полированное зеркало тех времён, когда ртутной амальгаммы ещё не знали.

— А из чего?

— Оно