Река смерти. Сан-Андреас - Алистер Маклин

— Мы? Вы, именно вы. Прекрасное судовождение, лейтенант. Адмиралтейство просто обязано дать вам медаль за ваши услуги.

Ульбрихт улыбнулся.

— Я очень сомневаюсь, что адмирал Дениц одобрит это решение. А если уж говорить об услугах, то они закончились. Как специалист по навигации я вам больше не нужен.

— Мой отец был рыбаком, профессиональным. Свои первые четыре года на море я провёл с ним вокруг этих островов. Здесь я, конечно, с курса не собьюсь.

— Я думаю.

Ульбрихт вышел на правый борт, в течение нескольких секунд вглядывался в направлении кормы, затем быстро вернулся, дрожащий и запорошенный снегом.

— Небо или то, что можно назвать небом, в северном направлении ужасно чернеет. Ветер стал более свежим. Похоже, что ваша ужасная — простите, чудесная, по вашим словам, — погода ещё может продлиться достаточно долго. Кажется, этого в расчет вы не принимали.

— Я же не чародей. И не гадальщик. Предсказание будущего не входит в мои обязанности.

— Ну что ж, назовем это вовремя выпавшей удачей.

— Удачей можно воспользоваться. Хотя бы чуть-чуть.

Фетлар был по правому траверзу, когда Нейсбай взялся за штурвал.

Маккиннон вышел на правый борт, чтобы посмотреть, какая погода.

Поскольку «Сан-Андреас» отклонился к югу на градус или два, а ветер был с севера, корабль почти не кренился. Облака почернели, стали зловещими, но не это привлекло его внимание. Сперва ему просто почудилось, потом он стал почти уверен, пока, наконец, не убедился, что их ожидает нечто более зловещее. Он вернулся на мостик и посмотрел на Ульбрихта.

— Помните, мы с вами говорили об удаче, хотя бы чуть-чуть. Мы не одни. Вон там «кондор».

Ульбрихт ничего не сказал, только вышел на борт и прислушался.

Вернулся он через несколько секунд.

— Я ничего не слышу.

— Его заглушает шум ветра. Я его точно слышал. В северо-восточном направлении. Я абсолютно уверен в том, что лётчик думает, будто мы его не услышим. Спутаем с завываниями ветра. Видимо, на этот раз они очень осторожны или чего-то боятся. Они вынуждены считаться с возможностью, что мы можем прорваться к какому-нибудь порту на Шетлендах. Можно представить, как всё произойдет. Перед рассветом подводная лодка поднимается на поверхность и вызывает «фокке-вульф». Лётчику, вне всякого сомнения, приказывают держаться вне поля видимости и слышимости.

Он так и делает, пока не получает сообщения от подлодки о том, что мы неожиданно сменили курс. Вот тогда он и появляется.

— Чтобы покончить с вами, — произнёс Нейсбай.

— Ну уж, розовых лепестков они кидать не будут. Это точно.

— Значит, вы считаете, что ни бомбардировщики-торпедоносцы, ни пикирующие бомбардировщики, ни «штуки» нами заниматься не будут?

— Нет, не будут. Они не смогут оказаться здесь в нужное время.

Прилететь раньше и болтаться в воздухе без дела они тоже не могут.

Единственный самолёт, который может весь день крутить над одной местностью, если в этом есть необходимость, — «кондор». Причём может прилететь не один самолёт, а несколько. Не забывайте, что мы — очень важная цель.

— Такой способностью, боцман, как у вас, — успокаивать людей и вселять в их души надежду, — обладают немногие, — с унылым видом произнёс Ульбрихт.

— Присоединяюсь к вашему мнению, — сказал не менее тоскливым голосом Нейсбай.

— Вы что, желаете, чтобы я все секреты держал при себе, да? Но вам болтать не следует. Зачем распространять печаль и уныние, в особенности если мы знаем, что надо делать в таких случаях.

— Изображать счастливую невинность, так, что ли? — спросил Нейсбай.

Маккиннон кивнул.

— Ну, это мы можем.

Вскоре после полудня, когда они проходили мимо череды небольших, скрытых туманом островов, которые Маккиннон назвал Скерриз, боцман вместе с Ульбрихтом спустился вниз, оставив на мостике Нейсбая и Макгигана. Снег, напоминавший скорее дождь, а не снег, прекратился, но не совсем. Ветер тоже стих. Видимость, если уместно было использовать это слово, составляла две — четыре мили. Облачность протянулась на высоту да двух тысяч футов, и там, где-то за её пределами, парил «кондор». Маккиннон больше его не слышал, но он ни на мгновение не сомневался в том, что он всё ещё там.

Капитан и Кеннет сидели на своих постелях. Боцман провёл с ними и с Маргарет Моррисон почти весь день. Все старались быть спокойными, но в атмосфере чувствовалась напряжённость ожидания. Было бы лучше, подумал про себя Маккиннон, если бы они знали, что за облаками за нами ведет наблюдение «кондор».

В столовой он разыскал Паттерсона и Синклера.

— Что-то сегодня на удивление спокойно, — сказал Синклер. — Как вы считаете, боцман?

— У нас ещё долгий путь впереди. — Интересно, подумал он, как среагирует доктор, если узнает о «кондоре». — Погода на нашей стороне. Снег, плохая видимость — не туман, но плохая. Низкая облачность.

— Звучит многообещающе. Может быть, мы ещё коснемся земли Хэппли-Айлз?

— Будем надеяться. Кстати, раз вы упомянули об этих островах, вы сделали все необходимые приготовления для переправки на них ваших тяжелораненых, когда мы будем проходить мимо?

— Да. Нет проблем. Лежачий больной только один — Рафферти. Затем четыре человека из Мурманска: двое с ранениями ног, двое — с отморожениями. Всего пять человек.

— Хорошо. Мистер Паттерсон, а эти два негодяя, Маккриммон и Симмонс, или как там его. Когда будем отправлять их на берег, их придется связать — ну, хотя бы руки за спиной.

— Правда, неизвестно, будет ли у нас шанс отправить их на берег. Они будут оставаться на судне до конца. И будут отправлены на берег, только когда корабль пойдет ко дну. Хоть они и преступники, преступники разной категории, они всё же люди.

— Пожалуйста, не надо об этом, — взмолился Синклер.

— Конечно, сэр. Как их кормят? Впрочем, это меня мало волнует.

— Оно и заметно, — съязвил Синклер. — Я их видел. Симмонс говорит, что потерял аппетит, а у Маккриммона лицо так разбито, что он от боли не может есть. Он говорит с трудом. Похоже, боцман, вы ударили его кувалдой.

— И не лью по этому поводу слезы.

Маккиннон поднялся и, прежде чем уйти, бросил:

— Пойду облегчу судьбу Нейсбаю.

— Часа два, — сказал Маккиннон. — Может быть, даже меньше, если мне удастся найти гряду низких облаков, снега и даже тумана. Чего угодно, лишь бы это дало нам возможность исчезнуть. Кто-нибудь из вас с мистером Джемисоном будет в это время в машинном отделении?

— Скорее всего, мы оба там будем, — со вздохом произнёс Паттерсон. — Можно только надеяться, что это сработает, боцман.

— Это единственное, что нам остается, сэр.

Вскоре после трёх часов дня, находясь с Нейсбаем и Ульбрихтом на мостике, Маккиннон принял решение