Лесная тропа - Адальберт Штифтер

Некоторое время спустя Мария увидела, как спутник ее стоит, рассматривая на ладони сорванные им ягоды. Она подошла и сказала:

— Вот видите, а вы и не прихватили с собой ни корзинки, ни миски — куда ж теперь вам ягоды девать? Погодите, я вас выручу.

Достав из кармашка юбки небольшой ножик, Мария подбежала к холмику, на котором росла молодая белоствольная березка, быстро и ловко вырезала из ее ствола четырехугольник бересты — да такой белый, такой прочный и такой тонкий, будто пергамент. С этой берестой она возвратилась к месту, где стоял Тибуриус, срезала подле него несколько прутиков, очистила их от коры, проделала в бересте четыре дырочки и с помощью прутиков соорудила милейший коробок, преимущество которого заключалось не только в том, что в него хорошо было собирать землянику, но и в том, что он мог стоять на протянутых через него прутиках, словно на ножках.

— Вот так, — сказала Мария, — теперь у вас есть своя корзиночка, и вы собирайте прилежно, а как доверху наберете и вам понадобится еще одна — кликните меня.

И она ушла в ту сторону, где собирала прежде, и вновь принялась за свое дело, а господин Тибуриус последовал ее примеру. Когда Мария собрала столько, сколько обычно, она вновь подошла к Тибуриусу и увидела, что и он набрал почти полную берестяную корзиночку. Мария оглянулась по сторонам, намереваясь помочь ему поскорей заполнить коробок доверху, и впрямь тут же принесла ему горсть красных ягод на зеленых листиках и высыпала их в его корзиночку.

— Теперь все, — сказала она, — утварь наша полна до краев, пора идти.

Возвращались они тем же несколько чудным путем, пробираясь через кусты, папоротник, прыгая по камням, — впереди девушка, позади Тибуриус в своем темно-сером сюртуке. И с той же спокойной уверенностью, с какой Мария привела его к Урсулинским вырубкам, она вывела его теперь на знакомую лесную тропу.

— Ступайте все прямо и прямо и скоро выйдете к скале Андреаса, — сказала она, когда они подошли к развилке, — оттуда вам ближе до города. А я пойду домой лесом. Приятного вам аппетита, к землянике можете и сахару взять, даже вина. Когда опять сюда придете, прихватите ножик и сделайте себе корзиночку поболее. А если пожелаете опять со мной собирать, — приходите послезавтра. Я по землянику каждый второй день хожу, покуда хорошая погода стоит. Как пойдет дождь, — земляника погибнет, уж тогда и нечего ходить. А теперь всего вам доброго.

— И тебе всего доброго, Мария! — отозвался Тибуриус.

И Мария ушла по тропе налево в лесной сумрак, все так же неся сбоку в белом платке корзиночку, как за два дня до этого. Тибуриус же, шагая вправо, вскоре добрался до коляски и покатил к городу, держа перед собой берестяную корзиночку с земляникой. Люди видели, как он прибыл с ней в гостиницу, и очень скоро историю о том, как он собирал ягоды в берестяную коробочку, узнали в соседних домах и немало над тем посмеялись. Впрочем, сам Тибуриус пребывал в полном неведении. Вечером он велел камердинеру подать землянику на самой красивой тарелочке и съел ее. Вина он не попросил.

С тех пор он еще два раза побывал в лесу. Первый раз с помощью прихваченного ножа Тибуриус смастерил довольно большую корзину из бересты и до половины наполнил ее собранной земляникой. Во второй раз подобное времяпрепровождение показалось ему чересчур уж большим ребячеством, и он сидел и читал книгу, покуда Мария собирала ягоды. В тот раз он опять проводил Марию до дому и долго сидел потом в своем сером, полюбившемся ему сюртуке с отцом ее на скамейке перед дверью и беседовал. День выдался чудесный, и осеннее полуденное солнце так ласково пригревало, что даже мухи веселились и жужжали около этих двух людей, как будто и в самом деле вернулось лето. Потом Тибуриус один — стежка по склону была ему уже хорошо знакома — спустился вниз на дорогу и оттуда к своим лошадям.

Этот ласковый теплый день оказался последним хорошим днем, и, как оно часто бывает в горах, если поздней осенью долго стоят погожие дни, они являют собой не что иное, как предвестие бурь и дождей. Чудесная голубоватая дымка, окружавшая величественную вершину, которую господин Тибуриус хорошо видел из окна и которая с первого дня его прибытия вызвала его удивление, — как же это возможно, чтобы подобное нагромождение камней размещалось столь высоко! — исчезла, да и всей горы уже не было видно, только серые клубы тумана наползали с той стороны, будто их вытряхивали из бездонного мешка, но так и не могли вытряхнуть. Туманы порождали постоянные ветры, налетавшие на стены городка и приносившие с собой мелкий моросящий дождь, к тому же ужасно холодный. Тибуриус переждал день, переждал другой, переждал несколько дней, и так как даже курортный врач сказал, что теперь мало надежды на ясные, полезные для здоровья дни и что подобная погода приезжим скорей всего даже вредна, то Тибуриус велел укладываться и, как только это было сделано, укатил домой. За два дня до отъезда у него побывал и дровосек, который вывел его тогда ночью из ельника, он принес ему трость. При этом он заверил Тибуриуса, что, знай он, что набалдашник из чистого золота, он бы выбрался ранее, да ему только вчера сказали об этом. Тибуриус ответил, что это не так важно и что за услугу он заплатит гораздо более, нежели стоит и набалдашник, да и вся трость. С этими словами он выдал дровосеку награду, и тот удалился, не переставая благодарить.

В тех местах, где был расположен загородный дом господина Тибуриуса, еще держалась теплая погода, хотя бывало пасмурно. Тибуриус навестил и маленького доктора, у которого весь сад был увешан трещотками и который без конца расширял свои насаждения. Тот принял его в своей обычной манере, побеседовал с ним, ни слова не сказав о том, как он находит Тибуриуса: лучше или хуже, чем до отъезда. Сам Тибуриус сообщил, что побывал на водах и что пребывание это благотворно сказалось на нем, однако о жизни в курортном городке, обо всем происшедшем там не поведал доктору ничего. Стояли они около горшков с растениями, и доктор, невзирая на позднее время года, трудился все еще без сюртука.

Прежде чем лег снег, Тибуриус еще не раз навещал маленького эскулапа.

Зимой господин Тибуриус, надев высокие сапоги и облачившись в теплый кафтан из грубого сукна, попытался совершить прогулку по снегу. Попытка оказалась удачной, и Тибуриус стал частенько прогуливаться в таком виде.

Но когда настала весна и солнце вновь пригрело своими лучами землю, Тибуриус, справившись по книгам, настало ли теплое время и в горах, и убедившись, что так оно и есть, велел приготовить дорожный экипаж и вскоре уехал на воды. Ну, а так как он принадлежал к тем людям, которые верны своим привязанностям и не любят менять привычки, то он еще минувшей осенью, прежде чем покинуть курорт, снял несколько комнат у своего старого хозяина на весь новый сезон.

Прибыв в городок, Тибуриус приказал распаковать вещи и, когда шелковые китайцы засверкали возле его аккуратно застланной постели, приступил к приготовлениям на лето. Прежде всего он разложил свои прекрасные альбомы для рисования, прихваченные и в этот раз, на столике, в столешнице которого теперь вновь отражалась голубая вершина, присовокупил к ним заранее припасенные пачки карандашей, а рядом поставил милейшие коробочки, где хранились тончайшие ножички, которыми он имел обыкновение затачивать карандаши. Под конец, когда все было сделано, он призвал к себе курортного врача, дабы обсудить с ним предстоящий курс лечения.

Установив, таким образом, свой распорядок, Тибуриус отправился к скале Андреаса. А та сверкала во всей своей весенней красе! Мелкие кусты и всевозможные растения переплетались здесь, и веселая молодая зелень, меж которой светился ярко-синий, а то и алый или белый цветок, заменила бурые и желтые тона прошлогодней осени. Помолодел и лес — в нем преобладали теперь светло-зеленые оттенки, и даже поваленные стволы, в прошлом году казавшиеся одной гнилью, пустили свежие, игравшие нежными листьями побеги.

«А вот земляники в это время года, пожалуй, еще нет!» — отметил про себя господин Тибуриус.

Так он постоял некоторое время под скалой, поглядывая вокруг себя. Во второй же свой выезд он взялся за карандаш, после чего совершил прогулку, углубившись далеко в лес по хорошо знакомой ему тропе. Но и тут все переменилось: тропа словно сделалась у́же, потому что со всех сторон на нее наступали травы. Деревья и кустарники выпустили молодые побеги. Даже отдельные камни, хорошо ему запомнившиеся, блистали кое-где свежей зеленью, а в местах, где накопилось на них много земли, выглядывали редкие цветочки.

Ну, а когда таким вот образом прошло некоторое время, когда миновало довольно много ясных дней и Тибуриус даже пересек однажды весь ельник до прогалины, откуда открывался вид на снежные поля между пиками, он стал как-то раз прохаживаться в своем темно-сером сюртуке с альбомом в руках по знакомой тропе и неожиданно увидел перед собой Марию. Была ли она одета как в прошлом году или по-иному, он бы не мог сказать, он ведь не запомнил этого, и был ли он сам таким же, как тогда, он тоже не знал, ибо никогда над этим не задумывался.