Глиняная Библия - Хулия Наварро

Единственным человеком, не выражавшим абсолютно никаких эмоций, был хорват. После того как Анте Пласкича допросили люди Полковника, он преспокойно уселся перед одним из компьютеров и стал доделывать работу, оставшуюся со вчерашнего дня.

Лайон подумал о том, что, как он и подозревал, Анте Пласкич скорее всего, – не обычный компьютерщик, точно так же как Лайон – отнюдь не фотограф. Да и Айед Сахади вдруг стал вести себя как военнослужащий, находящийся в подчинении у Полковника, хотя по-прежнему ходил в такой же одежде, как и местные жители.

Так или иначе, Лайон Дойль решил пообщаться с Анте Пласкичем, чтобы попытаться отыскать какую-нибудь зацепку, которая помогла бы пролить свет на произошедшие события. Он знал, что найти такую зацепку будет очень трудно, потому что Анте Пласкич, по всей видимости, – такой же профессионал как и Лайон, но попытаться все-таки стоило.

Когда Лайон вошел в дом, в котором работал хорват, он с удивлением увидел там сына старосты деревни. Странным, однако, было вовсе не то, что этот человек находился здесь, – он, как-никак, возглавлял одну из бригад рабочих и часто бывал в лагере археологов. А вот действительно странным Лайону показалось то обстоятельство, что эти двое оживленно о чем-то говорили, но, увидев его, тут же замолчали.

Лайон поразился, с каким хладнокровием хорват вышел из этой ситуации: тяжело вздохнув, Пласкич повернулся к Дойлю.

– Лайон, рабочие переполошились. Вот этот человек спрашивает у меня, будут ли продолжаться раскопки и что станется с рабочими, когда мы отсюда уедем. Они боятся, что здесь может начаться что-то ужасное, что в этих убийствах могут обвинить кого-нибудь из них. Этот человек говорит, что профессор Пико ничего им не разъясняет. В общем, если ты что-то знаешь…

– Я знаю столько же, сколько и ты, то есть почти ничего. Думаю, нам придется подождать, пока ситуация не прояснится и пока не поймают убийцу или убийц – кто знает, сколько их там было. Что же касается нашего отъезда, то, в общем-то, нам здесь уже нечего делать, и, учитывая сложившиеся обстоятельства, для нас более разумным было бы, конечно, уехать.

Пласкич пожал плечами и ничего не сказал, а сын старосты деревни, что-то пробормотав, озабоченный, вышел наружу.

Дойль пристально посмотрел на Пласкича. Хорват выдержал его взгляд. Несколько секунд эти двое смотрели друг другу в глаза, интуитивно чувствуя, кем каждый из них является на самом деле. Они словно предупреждали друг друга, что если им придется столкнуться на узкой тропинке, то это столкновение для одного из них окажется роковым.

– Что, по-твоему, произошло в доме Танненберга? – первым нарушил молчание Лайон.

– Понятия не имею.

– Но у тебя должны же быть какие-то предположения.

– У меня их нет. Я никогда не ломаю голову над тем, чего не знаю.

– Ну… в общем, я думаю, что убийцу все-таки найдут. Он должен быть где-то здесь.

– Тебе виднее…

Они снова пристально посмотрели друг другу в глаза, а затем Лайон повернулся и вышел наружу. Хорват, как ни в чем не бывало, снова уселся перед компьютером и уставился на экран монитора.

Анте Пласкич был уверен, что Лайон Дойль подозревает именно его. Однако он также знал, что фотографу не известны какие-либо факты, подтверждающие его подозрения.

Пласкич действовал крайне осторожно и постоянно был начеку. Никому из окружающих даже в голову не приходило, что у него могут быть какие-то отношения с Самирой. Впрочем, между ними ничего, по сути, и не было. Просто медсестра бросала на него пристальные взгляды и постоянно старалась попасться ему на глаза. Они часто разговаривали, правда, говорила в основном она, а он лишь слушал ее, причем безо всякого интереса. Этой женщине, по-видимому, был нужен человек, который помог бы ей выбраться из Ирака, и она почему-то решила, что таким человеком вполне может стать Пласкич. Так или иначе, она всячески давала ему понять, что была бы не против, если бы между ними возникли близкие отношения – настолько близкие, насколько он сам захочет.

Он не коснулся ее и пальцем. Ему не нравились мусульманки – даже светловолосые и голубоглазые уроженки его родной страны, а тем более эта смуглая женщина с черными волосами и широким носом с раздувающимися ноздрями.

Однако он не стал ее отталкивать, понимая, что она может быть ему полезной. Да, от нее была польза, потому что она рассказывала ему о том, что происходит в доме Танненберга, какое у того состояние здоровья, кто ему звонил, кто к нему приходил и о том, что в отношениях Клары и ее мужа, Ахмеда Хусейни, возникли проблемы.

Самира была для Пласкича очень важным источником информации, что позволяло ему отправлять подробные отчеты в нанявшее его агентство – «Плэнит Сикьюрити». Анте составлял эти отчеты и передавал их сыну старосты деревни, который работал на Ясира. Этот египтянин являлся правой рукой Альфреда Танненберга, несмотря на то что в последнее время эти два человека друг друга ненавидели. Ясир пересылал отчеты Пласкича тем, кто нанял хорвата, и от них же получал дальнейшие инструкции для него.

Приехав в лагерь археологов вместе с Ахмедом, Ясир потребовал от Анте Пласкича предоставить ему достоверную информацию о состоянии здоровья Танненберга. Ни Ахмеду, ни Ясиру так и не удалось получить подтверждение своим предположениям о том, что Танненберг уже умирает. Доктор Наджеб категорически отказался обсуждать с ними эту тему.

Поэтому Пласкич попросил Самиру встретиться с ним, и она с радостью согласилась. Она пообещала, что, когда наступит ночь и все в лагере уснут, тайком впустит его в дом.

Самира сказала Пласкичу, что, если ему удастся под прикрытием ночи прошмыгнуть мимо охранников в дом Танненберга, они смогут побыть вдвоем. Она объяснила, что десять охранявших дом мужчин – пятеро у главного входа и пятеро у задней двери – после полуночи обычно собираются вместе, чтобы покурить и выпить кофе. Ему нужно было лишь дождаться этого момента, чтобы пробраться в дом с тыльной стороны. Там в наружной стене имелось оконце, через которое можно было пролезть в комнату, служившую кладовкой. Самира должна была оставить это оконце слегка приоткрытым, и Анте оставалось только пролезть через него в комнату и подождать, когда к нему придет Самира.

Анте одобрил предложенный Самирой план, хотя вовсе не собирался ждать ее в кладовке. Ему нужно было зайти в комнату Танненберга и посмотреть, в каком состоянии тот пребывает, а кроме того, расспросить об этом и Самиру.

Поначалу все происходило именно так, как они запланировали. Анте дождался, когда закончилось собрание, организованное Пико. Вскоре в лагере погасли все огни, и наступила тишина. Примерно в полночь он поднялся со своей койки и, стараясь не шуметь, ползком добрался до тыльной стены дома Танненберга. Там ему пришлось прождать, лежа в темноте, еще полчаса, пока один из мужчин, охранявших дом с противоположной стороны, не пришел за своими товарищами и не пригласил их выпить кофе. Обычно охранники во время таких перекуров не ослабляли своего внимания: они усаживались в стороне от дома, но при этом располагались так, чтобы никто не мог приблизиться к дому незаметно для них.

Охранники думали, что все видят, но они ошиблись. Пласкич сумел их перехитрить и, пробравшись к приоткрытому оконцу, проник через него в дом. У входа в комнату Танненберга с обеих сторон стояли стулья, на которых дремали два охранника. Они даже не заметили, откуда появился посторонний человек, и прежде чем они успели очнуться ото сна, каждый из них получил пулю в сердце. Глушитель на пистолете сработал как следует, и единственное, что было слышно – глухой стук свалившихся на пол тел. Затем Пласкич приоткрыл дверь в комнату Танненберга. Самира была права: старая служанка спала и не заметила, что кто-то вошел в комнату.

Самира увидела, что у Анте в руке пистолет, и перепугалась. Она подумала, что он собирается убить Танненберга, и попыталась преградить ему дорогу к кровати старика. Пласкич закрыл ей рот и шепотом попросил не кричать и успокоиться, однако она никак не отреагировала на его увещевания, а потому ее пришлось убить. Анте задушил Самиру, но он не сомневался, что виновата в этом была она сама: если бы она послушалась его и вела себя тихо и спокойно, то осталась бы в живых.

Старая служанка, похоже, тоже решила создать ему проблемы, потому что, как только она его заметила, тут же вскочила со стула, на котором дремала. Ему пришлось зажать ей рот и ударить пистолетом по голове. Ему показалось, что он ее убил: обливаясь кровью, она рухнула на пол с зияющей раной на голове и с открытыми, но ничего не видящими глазами. Однако этой старой ведьме все-таки удалось выжить. Он, конечно, предпочел бы, чтобы она умерла, хотя то, что она выжила, его не очень беспокоило: она все равно его толком не рассмотрела, потому что он был в маске, и в темной комнате служанка вряд ли могла его узнать.