Нулевые, боевые, пенсионные. 2000–2010 годы - Юрий Николаевич Безелянский

кратенько, нет сил и времени ворошить все дневниковые тетради, там еще много чего про 30 мая. А я вслед за Игорем Северянином повторю:

Я чувствую, как угасает май,

Томит июнь, и золотятся нивы…

* * *

Вернемся в лето-2009.

1 июня – Ще мыла окна на кухне, а меня сослали в изгнание, в свой кабинет, где я занимался Львом Лосевым: «Вот уж правда – страна негодяев (и клозета приличного нет…)»

3 июня – отвез в «Эксмо» прочитанную верстку книги о кино из ранее написанных материалов и только что сочиненных, плюс главка «Кино моей юности».

5 июня – Ваганьково, маме – 100 лет. Дома помянули и вспоминали, как жили раньше. И навязчивый Лев Лосев: «Вы человек?» – «Нет, я осколок, голландской печки черенок…»

11 июня – жара, духота. И тем не менее засел за Луначарского: его можно давать и в историю, и в литературу. Листал сборники «Лица», «Минувшее», воспоминания Розенель «Память сердца». И в итоге получился большой материал. Но, честно говоря, эфиопская работа.

12 июня – очередной поход в зал «Творчество». Выставка художников на тему Белого движения (Колчак, Врангель и др.). Выступал и говорил страстно. После фуршет – «наливайко» (любимое выражение директора зала). Приходили смешные юноши, одетые в белогвардейскую форму, для них «та Гражданская» – всего лишь игра. Стас Айдинян рассказывал, что был в Шуе, куда каким-то образом попали «Прекрасные безумцы», и тамошние любители книг с упоением читали об их земляке Бальмонте. «Вас знают и любят», – заключил Стас.

23 июня – молодец Дима Быков, выступивший в «Новой» с «Манифестом трудоголика». Я тоже трудоголик. Быков отмечает: «В стране повальное безделие. Вместо культуры – попса… вместо работы – имитация…» Трудоголиков, несмотря ни на что, Дима призвал: «Пой свое, как глухарь, тоскующий…»

25 июня – поправлял Щекин материал «Андрей и Лара» о Тарковском. Ще – молодец! Моя школа. Ну, а я вынул из книги якобы неинтересного Кантемира и вставил Кукольника, про которого писали: «Он мнил себя выше Пушкина». Кукольник и Греч – два столпа из другого литературного лагеря. Нестор Кукольник, по отцу галицийский словак, прозаик, поэт, драматург. Придерживался политической схемы: монарх – народ.

2 июля – события набегают, как волны на берег. Умерла Людмила Зыкина. Мы с Ще параллельно бегаем по врачам (всякие болячки). На меня вышел Илья Павлович, ученик из 554-й школы, и нахлынули воспоминания, в том числе об Игоре Шмыглевском, который стал блестящим физиком, в школе писал стихи: «Старая, дырявая калоша…» Напечатан Вацлав Нижинский. Звонок от Елены Озеровой, благодарила за публикацию в «Алефе» об отце – Льве Озерове. Ну, а я дал слабину, написал письмо главному редактору «МК» Гусеву с предложением напечатать интервью. И нарушил завет: «Никогда, никого не проси». Попросил – ни ответа, ни привета. А в вожделенном «МК» бушует Юлия Калинина по поводу непомерного воровства и наглых ворюг: «Опостылели супостаты. Ничего не делается, чтобы изменить ситуацию…»

8 июля – хватает за горло нездоровье, врачи, уколы, диета.

Раньше жизнь была с улыбкой,

А теперь, увы, с присыпкой.

Дочь Льва Озерова подарила книгу стихов отца «На расстоянии души», изданную во Фрайбурге (и его настигла любовь на склоне лет):

Все пламенело, все дымилось

Из года в год, из боя в бой.

И это все звалось судьбой.

А две первые строчки такие:

В такую пору нам с тобой

Случалось жить, какая милость!

9 июля – не пошел на прощание с Аксеновым. Плохо переношу эти душераздирающие ритуалы. Достал досье на Василия Павловича и прочитал все собранные материалы. А спустя время написал эссе-воспоминание об Аксенове, которое вошло в книгу «Опасная профессия: писатель» (2013) – «Жизнь по звездному билету». Вот начало:

«6 июля 2009 года в Москве скончался Василий Аксенов. Я с печалью перебирал газетные публикации разных лет о нем. «Великий антисоветский писатель», «Вася Аксенов – воплощение русской мечты», «Вася, стиляга из Москвы», «Человек богемы», «Василий Аксенов как хранитель русского авангарда», «Соловей асфальта», «Сладостный новый Аксенов», «Вольтерьянец Василий Аксенов»… А еще он член виртуального «Клуба 1932», созданного мною из своих звездных ровесников (от Жака Ширака и Элизабет Тейлор до Андрея Тарковского и Бориса Жутовского).

Мы с Аксеновым из одного поколения. Почти одинаковое детство: репрессивные родители. В юности – увлечение стиляжеством. Затем долгие годы дышали одним тоталитарным воздухом, жили при Сталине и Хрущеве, Брежневе. Оба запали на литературу. А дальше все разное: я – это я, а Аксенов – это Аксенов. Он знаменит. Но и я не жалуюсь…»

Аксенову достался (естественно, не за глаза, а за талант и труд) звездный билет, а мне билет без звезд. Но это не важно. Мы – единомышленники, мы люди одной крови. Нас объединяет многое, вот только несколько высказываний Аксенова, которые мог высказать и я:

Вопрос: Главное в характере? Ответ: Я люблю писать.

– Для меня Россия – это прежде всего люди страдающие.

– Если начнется восстановление памятников Сталину, – я откажусь от родины.

Я дважды встречался с Аксеновым: первый раз в Москве и подарил ему свою книгу «Клуб 1932». Он сказал: «Интересная идея, жаль, что она не пришла ему в голову». И второй раз в парижском аэропорту, где он признался, что не помнит о подаренной книге…

Зимою 2008 года Аксенов дал свое последнее интервью Оле Кучкиной для «Комсомольской правды»:

– Мы пожилые люди, надо умирать уже, – неожиданно сказал Аксенов.

– Ты собираешься?

– Конечно.

– А как ты это делаешь?

– Думаю об этом.

– Ты боишься смерти?

– Я не знаю, что будет. Мне кажется, что-то должно произойти. Не может это так просто заканчиваться. Мы дети Адама, куда он, туда и мы…

15 января 2008 г. Аксенов попал в автоаварию (резко поднялось давление), отнялась правая сторона тела. Больницы, операции, полтора года адская борьба со смертью, во время которой неожиданно умерла ухаживающая за ним дочь Елена. В общем, конец очень печальный. Василий Аксенов ушел из жизни в 76 лет.

Аксенов умер 6 июля, а чуть ранее, 10 июня, ушел из жизни Георгий Вайнер, теплый и жизнерадостный человек, с которым мы успели сдружиться. Он прожил 71 год…

* * *

Вернемся к хронике.

10 июля – на Самсона, как написала газета «МК», «Москва стала судоходной, по Ленинградскому проспекту можно было пускать баржи…» И в эту погоду я с анализами