Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

Это было глупое хвастовство, и наверняка сейчас, в свете происшедших событий, генерал о нем сожалеет. Да, командный состав германской армии по большей части просто юнцы по сравнению с теми французскими генералами, которых мы видели. Последние производят впечатление культурных, интеллигентных, дряхлых и болезненных стариков, у которых новые идеи перестали возникать лет двадцать назад, а больших физических нагрузок не было уже лет десять. Немецкие генералы — полная противоположность. Многим нет и сорока лет, большинству — от сорока до пятидесяти, немногим, среди высших чинов, — от пятидесяти до шестидесяти. И у них есть все свойства молодости: энергия, смелость, воображение, инициативность и хорошее физическое здоровье. Генерал фон Рейхенау, командовавший в Польше Целой армией, первым форсировал Вислу. Он ее переплыл. Командиром нескольких сот германских парашютистов в Роттердаме был генерал, который рисковал наравне с лейтенантами и рядовыми, его тяжело ранило. Во главе всех крупных танковых атак шли боевые генералы. Они не сидели в специально вырытых за десять миль от линии фронта безопасных убежищах и не управляли войсками по радио. Они находились в своих танках в гуще сражения и командовали по радиосвязи или с помощью сигналов оттуда, откуда они могли видеть, как идет бой.

И, как полагается юным, эти молодые генералы не испытывали сомнений относительно нововведений, неординарных и рискованных действий.

Главная беда союзного, особенно французского, командования была в том, что в нем преобладали старики, которые совершили фатальную ошибку, полагая, что эта война будет вестись по тем же общим схемам, что и прошлая. Их негибкое военное мышление застряло где-то между 1914-м и 1918 годом, и эта матрица в их умах осталась неизменной. Я думаю, это объясняет, почему, столкнувшись с новым немецким типом ведения войны, французы не смогли настроить себя на противостояние ей.

Ничто не заставило этих дряхлых стариков заранее приспособиться к совершенно новому виду боевых действий. Непостижимым в нынешней военной кампании на западе является то, что союзное командование вообще, кажется, не позаботилось о том, чтобы учесть уроки польской кампании. Ведь в Польше германская армия применила ту же тактику, что и позднее в Нидерландах, Бельгии и Франции: парашютисты и пикирующие бомбардировщики для нарушения коммуникаций в тылу, стремительные, пронзающие, как игла, удары танковых дивизий по главным дорогам через линии обороны противника, чтобы оттеснить его поглубже и зажать в клещах, избегая таким образом фронтальных атак и не давая противнику возможности вести фронтальную оборону вдоль охраняемого рубежа, и выход в глубокий тыл противника еще до того, как он сумеет обустроить позиции. Восемь месяцев отделяют польскую кампанию от наступления на западе, и до сих пор мало что свидетельствует об использовании генералами Британии и Франции этого драгоценного времени для организации новой системы обороны, соответствующей тактике, примененной немцами в Польше. Видимо, они сильно недооценили сопротивление, оказанное польской армией. Возможно, решили, что она была просто плохо вооруженной толпой и что в столкновении с первоклассной армией, подобной французской, укрывшейся за линией Мажино, новый стиль боевых действий немцев не будет столь эффективен. Если бы линия Мажино простиралась от Седана до моря, такая точка зрения была бы оправданна. Но союзники знали, и немцы помнили, что линия Мажино заканчивалась как раз в нескольких милях восточнее Седана.

Второе обстоятельство — фантастически высокий моральный дух германской армии. Из тех, кто не видел ее в действии, мало кто понимает, насколько она отличается от той, которую кайзер бросил против Бельгии и Франции в 1914 году. Я вспоминаю, как удивил меня в прошлое Рождество совершенно новый дух в германском военно-морском флоте. Он основывался на товарищеских отношениях между офицерами и рядовыми. То же самое и в немецкой сухопутной армии. Это трудно объяснить. Старый прусский «гусиный шаг», щелканье каблуками, «Так точно!» рядового при ответе офицеру — все это еще есть. Но громадная пропасть между рядовыми и офицерами в эту войну исчезла. Немецкий офицер больше не представляет собой или, по крайней мере, не осознает себя представителем какого-то класса или касты. И солдаты в строю чувствуют это. Они чувствуют себя членами одной большой семьи. Даже отдание чести имеет новый смысл. Немецкие военнослужащие отдают честь друг другу, придавая этому жесту скорее товарищеский смысл, нежели просто признавая старшинство в чине. В кафе, ресторанах и закусочных солдаты и офицеры в неслужебное время сидят за одним столом и разговаривают как мужчины с мужчинами. Такое было бы немыслимо в прошлую войну и, вероятно, необычно для армий Запада, включая нашу. На фронте солдаты и офицеры обычно питаются с одной полевой кухни. В Компьене я обедал с одним молодым капитаном, который стоял в очереди к полевой кухне вместе с солдатами. Вспоминаю полковника в Париже, который устроил десятку своих солдат великолепный ланч в маленьком баскском ресторанчике на авеню Опера. Когда ланч закончился, он с заботливостью любящего отца составил им план осмотра достопримечательностей Парижа. Уважение этих простых солдат к своему полковнику трудно было бы преувеличить. Причем не как к старшему по званию, а как к человеку. Гитлер сам разработал для немецких офицеров подробные инструкции о том, как они должны проявлять интерес к личным проблемам своих подчиненных. Одним из самых эффективных подразделений германской армии на фронте является полевая почта, доставляющая солдатам письма и посылки из дома, независимо от места их расположения, и заботящаяся о своевременной отправке писем и посылок с фронта. В последние дни редкий солдат не отправил домой бесплатно по полевой почте шелковые чулки и духи.

Одна из причин высокого морального духа солдат заключается в том, что они осознают: все самое лучшее, что может, страна отдает им, а не гражданским лицам, находящимся дома. У них лучшая еда и одежда. Зимой в Германии могут не отапливаться жилые дома, но не казармы. Гражданские лица на своих безопасных работах могут не видеть апельсинов, кофе и свежих овощей, но войска получают их ежедневно. В прошлое Рождество солдаты отправляли домой продовольственные посылки, а не наоборот. Гитлер сказал однажды, что как бывший солдат мировой войны позаботится о том, чтобы солдаты новой армии извлекли пользу из полученного им опыта. И в этом, по крайней мере, случае он, кажется, сдержал свое обещание.

Берлин, 28 июня

Несколько слов о том, за что гестапо расстреляет меня, если гестаповцы или военная разведка обнаружат мои записи. (Я прячу их в своем гостиничном номере, но их легко сможет отыскать даже сыщик-любитель.)