Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

А сколько блинов съедается за масленую неделю в Москве — этого никто никогда не мог пересчитать, ибо цифры тут астрономические. Счет приходится начинать пудами, переходить на берковцы[63], потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли.

Ели во славу, по-язычески, не ведая отказу. Древние старожилы говорили с прискорбием: «Эх! Не тот, не тот ныне народ пошел. Жидковаты стали люди, не емкие. Посудите сами: на блинах у Петросеева Оганчиков-купец держал пари с бакалейщиком Трясиловым — кто больше съест блинов. И что же вы думаете? На тридцать втором блине, не сходя с места богу душу отдал! Да-с, измельчали люди. А в мое молодое время, давно уже этому, купец Коровин с Балчуга свободно по пятидесяти блинов съедал в присест, а запивал непременно лимонной настойкой с рижским бальзамом»».

Масленица начиналась в воскресенье за восемь недель до Пасхи, обычно в феврале, и веселье, достигнув своего пика, резко обрывалось через восемь дней — в следующее воскресенье вечером. В Москве, в Санкт-Петербурге, в провинциальных городках и деревеньках устраивались праздники: ряженые в масках ходили по улицам, бродячие актеры развлекали крестьян, появлялись дрессировщики со своими танцующими мишками. Строились ледяные горы и качели.

В Москве на Новинском бульваре и в Петербурге на Адмиралтейской площади приготовления начинались за несколько дней до масленицы. В город прибывали санные обозы с досками и бревнами, и на лугу, прямо в самом его центре, перед зданием Адмиралтейства сооружали огромные ледяные горы, тянувшиеся от Зимнего дворца на несколько кварталов до самой Сенатской площади со знаменитой конной статуей Петра I. Вокруг этих гор за счет казны выстраивали целый палаточный городок с театрами и кофейнями весьма опрятного вида. Все они были вытянуты в ряд и красиво украшены. Проекты таких масленичных городков, а также построек к другим праздникам создавались человеком, которого городские власти специально нанимали для решения этой задачи. Самым знаменитым из архитекторов, оформлявших народные праздники на рубеже веков, был Алексей Алексеев-Яковлев. Именно он создавал искусные модели для петербургских масленичных городков. Некоторые временные театры вмещали до пяти тысяч зрителей. Балаганы и театры украшали колоннами и балконами, деревянными вазами и другими архитектурными деталями. Давали на площади и кукольные спектакли, в которых выступал Петрушка — кукла, известная и любимая в России с шестнадцатого века. В таких городках устанавливали карусели с флажками. Фокусники, шуты, чревовещатели, медвежатники, неаполитанские и немецкие комедианты, потешавшие толпу своим смешным иностранным акцентом, выступали и днем, и вечером.

В 1911 году это веселое действо было перенесено на сцену и показано в самом самобытном русском балете Петрушка, поставленном на музыку Игоря Стравинского. Красочные декорации к этому спектаклю выполнил Александр Бенуа, который с детства любил масленичные городки.

Наряду с ледяными горами традиционным развлечением русских были самые разнообразные качели. Они были настолько популярны, что, как только семья переезжала летом на дачу, тут же начинался ремонт старых качелей и строительство новых. Весной крестьяне ходили в лес за молодыми гибкими березовыми ветками, из которых затем плели качели. В каждом городе имелся общественный парк, а если не парк — то луг, на котором ставили качели. Существовали качели с крыльями, как у ветряной мельницы, которые можно было легко привести в движение несложным механизмом, или, еще проще, в деревнях — навалившись «всем миром». Появление первых качелей на масленице доставляло народу огромное удовольствие. Все, от последнего бедняка до придворных, занимавших самые высокие посты, катались на качелях. Любил качели и Петр Великий. Он приходил на праздник вместе с приближенными, и все они весело раскачивались часами. В дни масленицы, рассказывает Коль, «качели никогда не стоят в бездействии. Несмотря на их огромное число, они вращаются целый день, как крылья гигантских мельниц, с которыми сражался Дон Кихот. Они доставляют радость и молодым, и старым — всем, кто взбирается на качели. Тут же звучит музыка, слышен хор девичьих голосов и игра парней на дудках, свирелях и балалайках».

Перед театральными павильонами и балаганами продавцы чая устанавливали столы с целыми рядами заварных чайников разных размеров и больших шумящих самоваров с клубящимся над ними паром. Казалось, что над самоварами реют флаги с древками-трубами. В масленичную неделю, по традиции, торговцев орехами было еще больше, чем продавцов чая. Они расставляли длинными рядами под навесом большие столы. Столешницы напоминали большой секретер со множеством ячеек, наполненных лесными орешками, а также уэльсскими, греческими и украинскими, и крупным лесным орехом, называемым фундук, размером почти с голубиное яйцо; торговцы набирали орехи блестящими медными совками. «Через два-три дня», — рассказывает Коль, — «снег выглядел так, будто здесь расположилась целая армия белок». На гуляниях продавали также пряники и конфеты, но среди лавок не было винных, ибо в масленичном городке продавать спиртное запрещалось.

Поскольку в то время обычно еще лежал снег, люди катались на украшенных пестрыми лентами санях под звон бубенцов, прикрепленных к сбруе или висящих на шеях лошадей. Город наводняли тысячи финнов из близлежащих деревень в своих расписных или отделанных резьбой санях, напоминавших лодки. Эти сани очень любили ребятишки. На Масленицу и на Пасху всегда устраивалось гулянье — вереницы саней и экипажей заполняли улицы. Дрожки двигались по масленичному городку, медленно проезжая вдоль ограды. В провинциальных городах гулянья шли даже с большим размахом, так как не существовало никаких постановлений о допустимом числе лошадей, и люди могли ездить по праздничному городу без ограничений. Каждый имел право присоединиться к гуляющим, и скромные коляски перемежались в веренице с нарядными экипажами. Кер Портер с удивлением писал: «В Москве любимое развлечение жителей — «променад». В нем принимают участие все виды колясок, существующих в городе, возможно, что их число достигает семи тысяч, и они, следуя одна за другой, образуют кортеж, в котором отражается все богатство и великолепие Москвы; я в своей жизни никогда не видел так много очаровательных женщин». В Санкт-Петербурге среди прочих в гулянье принимали участие два десятка экипажей, в каждый из которых впрягали шестерку лошадей. В них сидели скромные юные девушки из Смольного института. Это был тот единственный раз в году, когда им разрешалось показаться на публике. В других экипажах ехали английские купцы, немецкие художники, шведские ученые, дамы, укутанные в собольи шубы, гувернантки со своими подопечными, купцы с женами, одетыми в праздничные наряды с кокошниками на головах.

Во всех театрах города дважды в день давались представления — на французском, немецком, русском и итальянском языках. В театрах масленичного городка разыгрывались праздничные спектакли с участием лицедеев, кукольников и актеров. Афиша с перечнем всех действ в масленичном городке печаталась ежедневно, и имела простое название — Блин.

По традиции в конце недели в Петербурге устраивался грандиозный маскарад для публики в Большом театре, который специально подготавливали для этого события; в партере поверх сидений строили помост, чтобы превратить его в огромный зал. Здесь гостеприимно встречали каждого прилично одетого посетителя, независимо от его сословия. Театр заполнялся людьми в странных масках, одетых в костюмы лягушек и птиц. Слуги и крестьяне любили надевать маскарадные костюмы, и были значительно изобретательнее в их изготовлении по сравнению с более высокопоставленной публикой. Согласно обычаю, император всегда появлялся на этих маскарадах, и молодые дамы в масках могли к нему подойти. Случалось, император прогуливался по залу под руку с продавщицей или модисткой. Коль однажды услышал разговор, состоявшийся между Николаем I и портнихой, скрытой под маской, которая невольно воскликнула: «Ах! Какой вы красавец!», на что император ответил: «О! Если бы вы видели, каким я был прежде!»

В последние три-четыре дня масленицы работа замирала практически полностью. Прекращалось ведение всех серьезных дел. Приостанавливались занятия в школах, закрывались учреждения. Надев самые дорогие украшения, состоятельные жители Петербурга устремлялись на утренники с танцами, а затем, вечером, — на какой-нибудь бал. В театрах спектакли шли днем и вечером, в антрактах выступали паяцы и клоуны. Простолюдины начинали пить с самого утра и пребывали в таком прекрасном настроении, что аплодировали всему увиденному Под конец праздничных торжеств император и придворные присоединялись к гуляньям в своих экипажах.