Самые знаменитые ученые России - Геннадий Прашкевич

Умер 12 апреля 1971 года в Москве.

Игорь Васильевич Курчатов

Физик.

Родился 30 декабря 1902 года в городе Симский Завод на Южном Урале в семье землемера. В 1912 году семья переехала в Крым, в Симферополь. Гимназию окончил в самый тяжелый год Гражданской войны, когда власть в Крыму переходила из рук в руки. В январе 1918 года, например, в Симферополе утвердились большевики, в апреле пришли немцы. В ноябре немцев сменили войска Антанты, а весной 1919 года – опять советская власть. Осенью же Крым захватили белые.

В 1920 году Курчатов поступил на физико-математический факультет Таврического университета. С учителями ему повезло. В Симферополе оказалось много известных ученых, в тот момент не имевших возможности вернуться в Москву или в Петроград. В университете работали математик Н. М. Крылов, физики-теоретики И. Е. Тамм и Я. И. Френкель, химик и металловед А. А. Байков, профессора Л. А. Вишневский, Н. С. Кошляков, М. Л. Франк. А возглавлял университет академик В. И. Вернадский. Не имея никакой материальной поддержки, Курчатов брался за любую работу – лишь бы помочь семье, прокормить себя. Был сторожем, воспитателем в детском доме, нарядчиком в автомобильном гараже, пилил дрова. Тем не менее, благодаря своему упорству, четырехлетний университетский курс Курчатов прошел за три года.

Защитив диплом («Теория гравитационного элемента»), Курчатов уехал в Баку. Там он начал работать ассистентом при кафедре физики Азербайджанского политехнического института, но работа ему не понравилась. В 1925 году он уехал в Петроград, где поступил на должность научного сотрудника 1-го разряда в недавно созданный академиком Иоффе Физико-технический институт.

Поселился Курчатов на улице Красных Зорь, как раз к тому времени описанной в знаменитом романе Алексея Толстого. Именно здесь однажды появилось объявление – простой серой листок, прибитый к облупленной стене пустынного дома: «Инженер М. С. Лось приглашает желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера».

В Физико-техническом институте долгие колебания Курчатова, – чем, собственно, заниматься? – закончились. Он попал в руки академика Иоффе. Да и молодые сотрудники, окружавшие Курчатова, оказались людьми уверенными – А. П. Александров, Я. И. Френкель, Л. А. Арцимович, Л. Д. Ландау, А. И. Лейпунский, И. К. Кикоин, Ю. Б. Харитон, Н. Н. Семенов.

Что ни имя, то легенда.

В конце двадцатых годов Курчатов активно занимался физикой диэлектриков. Его работы заложили основы учения о сегнетоэлектричестве, он внес существенный вклад в изучение электрических свойств кристаллов. В начале тридцатых, совместно с К. Д. Синельниковым, осуществил ряд исследований по физике полупроводников, в частности, изучал фотоэлементы с запирающим слоем.

Энергии и организаторского таланта Курчатову хватало на все.

Например, параллельно занятиям в институте, он сумел организовать и провести несколько научных конференций. Научные работы, доложенные на такого рода конференциях, сразу становились известными, минуя все долгие стадии публикации.

«…Курчатова называли „генералом“, – писал в книге, посвященной истории создания советской атомной бомбы американский исследователь Д. Холловэй, – потому что он любил проявлять инициативу и отдавать команды. По воспоминаниям близких друзей, одним из его любимых слов было „озадачить“. У него были энергичные манеры, и он любил спорить. Он мог выразительно выругаться, но если доверять памяти тех, кто с ним работал, он никого не оскорблял. У него было хорошее чувство юмора. Курчатов женился на Марине Синельниковой, сестре своего друга. Поначалу она огорчалась из-за привычки мужа проводить целые вечера в лаборатории, но потом примирилась с этим…»

1932 год физики назвали годом чудес.

В этом году англичанин Чэдвик открыл нейтрон, американец Андерсон – позитрон, англичане Кокрофт и Уолтон осуществили реакцию трансмутации ядер лития с помощью искусственно ускоренных частиц – протонов, американец Юри открыл тяжелый изотоп водорода – дейтерий, советский исследователь Иваненко предложил протон – нейтронную модель ядра, которую развил немец Гейзенберг, и, наконец, начал работать первый циклический ускоритель – циклотрон, построенный американцем Лоуренсом.

Курчатов продемонстрировал великолепное научное чутье – он быстро переключил лабораторию на новые работы: уже 16 декабря 1932 года в ЛФТИ был издан приказ о создании специальной ядерной группы.

Сам Курчатов с этого времени занимался в основном физикой ядерного ядра.

Совместно с сотрудниками он построил в 1933 году высоковольтную установку и ускорительную трубу для ускорения протонов до энергии 350 кэВ, принял участие в конструировании подобных высоковольтных установок в Харьковском физико-техническом институте. В 1935 году, вместе с Л. И. Русиновым, Б. В. Курчатовым и Л. В. Мысовским, открыл явление ядерной изомерии у искусственно радиоактивного бора. Изучая ядерные реакции, обусловленные быстрыми и медленными нейтронами, вместе с Л. А. Арцимовичем впервые доказал захват нейтрона протоном. В 1937 году участвовал в создании и запуске первого крупного советского циклотрона. В 1939 году начал работать над проблемой деления тяжелых ядер. В 1940 году под непосредственным руководством Курчатова Г. Н. Флеров и К. А. Петржак открыли самопроизвольный распад ядер урана. В 1940 году сам Курчатов доказал возможность цепной ядерной реакции в системе с ураном и тяжелой водой.

«Нельзя сказать, что с Игорем Васильевичем было легко работать, – вспоминал член-корреспондент АН СССР К. И. Щелкин. – Он обладал способностью загружать сотрудников выше всяких общепринятых норм, вовлекать множество людей в самую напряженную и тяжелую работу. Это ему удавалось, может быть, потому, что он сам работал больше всех и увлекал других личным примером. Он мог вызвать человека поздним вечером, поручить ему кучу дел, попросив все сделать к утру, и на прощанье сказать: „Ну, иди отдыхай!“ Требовательный, он постоянно был бодр, весел, любил остроту, шутку».

На специальной конференции, проведенной в 1940 году в Москве, проблема деления ядер урана обсуждалась весьма оживленно. По инициативе Курчатова была даже составлена записка правительству, в которой указывалось на особую важность этой проблемы, но вспыхнувшая на следующий год война прервала начатые исследования.

Весь первый год войны Курчатов занимался размагничиванием боевых кораблей. Эти работы, которые он проводил совместно с А. П. Александровым, будущим президентом Академии наук СССР, спасли жизнь многим советским морякам. Курчатов, кстати, сам напросился к Александрову с предложением использовать его и сотрудников лаборатории в этой важной работе. «Я знаю, ты открыл средство защиты кораблей от мин, – написал он из Казани Александрову. – Это очень важное дело. Коллектив нашей лаборатории поступает в твое полное распоряжение». Вместе с Александровым Курчатов работал сначала на Балтике, затем перебрался в Севастополь. Вести работы приходилось в самых тяжелых условиях, даже под бомбежками. Профессиональные моряки поначалу не верили во все «эти профессорские штучки», но потом поняли, что кораблям, прошедшим размагничивание, вражеские мины действительно не страшны.

Только 4 ноября 1941 года Курчатов по специальному приказу был вывезен из подожженного фашистскими бомбардировками Поти.

В Казани, куда эвакуировали сотрудников Ленинградского физико-технического института, лаборатория Курчатова занималась проблемами танковой брони. Курчатов искренне считал, что совершенно непозволительно отвлекаться в годы войны на решение пусть и важных, но все-таки теоретических проблем, но вскоре сама судьба указала ему на неправомерность такого похода. Когда профессор С. В. Кафтанов, уполномоченный по науке Государственного комитета обороны, срочно вызвал в Москву академиков А. Ф. Иоффе, П. Л. Капицу и В. Г. Хлопина, чтобы выслушать их мнение о реальности создания никому неизвестного атомного оружия, они высказались за проект и рекомендовали Кафтанову поручить руководство Курчатову.

В 1943 году, в самый разгар войны, Курчатов организовал в Москве за Окружной железной дорогой, на краю бывшего Ходынского поля знаменитую Лабораторию № 2. Позже (в 1955 году) эта лаборатория была преобразована в Институт атомной энергии, директором которого Курчатов оставался до конца своих дней. В том же 1943 году Курчатова избрали в действительные члены Академии наук СССР.

«Мы были одни, – писал позже Курчатов. – Наши союзники в борьбе с фашизмом, англичане и американцы, которые в то время были впереди нас в научно-технических вопросах использования атомной энергии, вели свои работы в строжайших секретных условиях и ничем нам не помогли». Впрочем, на сетования, касающиеся того, что американцы, наверное, знают, больше, Курчатов обычно отвечал одинаково. Это, мол, даже хорошо, что мы ничего не знаем об исследованиях американцев. Скорее всего, они действительно здорово оторвались от нас. Ну и ладно. Знай мы, как далеко они оторвались, мы наверняка начали бы их догонять. А догоняя, не перегонишь.