Спасти шпиона - Данил Корецкий

Ясно…

Юра отключил рацию и стремительным шагом направился к Кутафьей башне. Не пройдя и десятка шагов, он перешел на бег. Ремнев и Кастинский бежали следом.

В это время в одном из интуристовских автобусов, припаркованном на Манежной площади, метался по салону вспотевший испуганный гид, снова и снова пересчитывая по головам свою группу, только что вернувшуюся со спектакля. Тринадцать. Тринадцать. Снова и снова — тринадцать. А где еще двое?!..

Группа — а надо сказать, что это были типичные американцы, то есть неубиваемые оптимисты, — отнюдь не разделяла беспокойства своего гида.

— Эй, Джек! — Эти американцы всех почему-то называли Джеками. — Все нормально, Джек, остынь! Какой-то парочке, наверное, не понравился русский балет, и они уехали в гостиницу на такси. Вот увидите, мы приедем, а они уже будут там!

На 21.30 у группы был намечен праздничный банкет в гостиничном ресторане, они и так опаздывали, больше задерживаться было нельзя. Поэтому гид дал команду трогаться и всю дорогу созванивался с кем-то по телефону, что-то объяснял, иногда принимаясь стучать себя ладонью по груди, словно клялся кому-то в вечной любви.

Когда автобус был почти на месте, кто-то из туристов вдруг вспомнил, что некая миссис Джордан сегодня неважно себя чувствовала, и предположил, что ей во время спектакля стало плохо и она свалилась где-то по дороге.

Гиду в ту же минуту тоже поплохело, но возвращаться во дворец за умирающей, или уже умершей, миссис Джордан было поздно.

— Все нормально, Джек! — успокаивали его сердобольные американки. — У нее наверняка оформлена страховка!

Все обошлось. Как это и предполагалось, миссис и мистер Джордан по приезде обнаружились в гостинице, живые и относительно здоровые. Все оказались удивительно правы: миссис Джордан в самом деле не понравился русский балет, и она в самом деле почувствовала себя нехорошо во время спектакля, так что им пришлось срочно сесть на такси и вернуться в номер… Вот такие дела.

Гид еще пару раз хватался за сердце и грозил недисциплинированным Джорданам указательным пальцем, но во время банкета мистер Джордан специально оставил на несколько минут свою прихворнувшую супругу, чтобы угостить его отменным старым виски, и инцидент таким образом был исчерпан.

К чести Изабеллы Хондерс и Роберта Ковальски, надо заметить, что они в самом деле вернулись в гостиницу на такси и здесь ни на грамм не слукавили. Что же до причин этого поступка, то они крылись не только в плохом самочувствии Изы, но и в верхней одежде Фила и Мери, в которой Джорданы не могли появиться среди своих сотоварищей. К тому же «Грызун» и «Мальчик» немало бы удивились, если бы дипломаты полезли в туристический автобус.

Они и так были удивлены, когда «Фил Монроуз» и «Мэри Бинтли», вместо того, чтобы возвращаться в посольство, внезапно остановили частного извозчика и поехали в «Космос». Вначале наблюдатели объяснили это любовной интрижкой, но дело приняло таинственный оборот: следов «Фила» и «Мэри» в отеле отыскать не удалось, а постоянное наблюдение за посольством зафиксировало их возвращение в 21.45, как раз тогда, когда «Грызун» и «Мальчик» безуспешно искали их в гостинице. В 23.15, написав подробные отчеты для резидентуры, Фил Монроуз и Мэри Бинтли вновь покинули посольство и в сопровождении другой бригады наблюдателей отправились в ночной клуб «16 тонн».

После ужина на двоих, за которым был произнесен тост за будущую шефиню информационного отдела в римском посольстве, Фил и Мэри поднялись на второй этаж, где начинался концерт молодой панк-группы. Перед выступлением по традиции прозвучала знаменитая песня Мерла Тревиса, давшая название клубу. Прозвучала она в классическом исполнении Теннесси Эрни Форда: никаких бомб, никаких «фантомов», никаких взрывов в Нью-Йорке… обычная песня про обычного американского парня, добывшего за смену шестнадцать тонн угля девятой марки.

Фил, облаченный в элегантный костюм Мигунова и усвоивший за последнее время некоторые светские манеры, все-таки тоже был и остался обычным американским парнем. Когда певец завел последний куплет, где советовал всем подобру-поздорову убираться с его дороги, Фил нежно приобнял свою партнершу за талию и сказал ей на ухо несколько фраз. Мэри в ответ недоуменно посмотрела на него, затем встала и быстро покинула клуб. Фил не стал ее провожать. Он остался слушать молодых панков.

А «Грызун» и «Мальчик» весь вечер пытались объяснить своему начальству, как их «объекты» одновременно могли ехать в гостиницу «Космос» и предъявлять паспорта на выходе из Кутафьей башни Кремля. Эти объяснения не прояснили картину, но у руководства не было других, более удовлетворительных, поэтому наблюдатели получили по выговору, а сам факт пополнил длинный список таинственных историй службы наружного наблюдения.

Грант Лернер и Анна Халева, которые слишком вымотались, чтобы куда-то идти, скромно поужинали в номере Лернера, продолжая беседу о межклановых, межэтнических и международных отношениях, начатую еще в Государственном Кремлевском дворце. Потом они переключились на отношения межличностные, совместно приняли хвойную ванну и как могли вознаградили друг друга за трудный и плодотворный день. Завтра, в 14.50, оба должны были вылететь из «Шереметьево» в аэропорт «Даллес», Вашингтон.

Выйдя из кабины лифта, они оказались в длинном, довольно низком помещении, похожем на стрелковый тир. Только в дальней торцевой части, где в обычном тире стоят мишени, здесь свалены в кучу два больших железных вентилятора, огромная деревянная катушка с черным кабелем и что-то еще — Света не могла разглядеть. Грубая серая штукатурка в мокрых потеках. Обломки пенопласта на полу, белые крошки повсюду. По всей левой стене разнесены три широкие металлические двери. Разобранный теннисный стол у противоположной стены, сетка валяется прямо на полу. Тяжелый воздух, как в спортзале. И в то же время очень холодно.

— Где мы? — спросила Света.

— Узнаешь, милая, все узнаешь, — сквозь зубы процедил Сергей. — Только сейчас помолчи…

Лифт не уходил, и он копался в пульте управления, красный и раздраженный, что-то явно не получалось. Наконец он быстро убрал руки, дверцы захлопнулись, и Света услышала удаляющийся гул кабины.

Сергей принужденно улыбнулся.

— Поздравляю с успешным первым шагом. Мы свободны. Наблюдения больше нет!

Она огляделась.

— Вот это — свобода?!

Улыбка исчезла.

— Пошли.

Под ногами противно скрипели крошки пенопласта. Она подняла голову и увидела врезанные в потолок окна, как у них дома на мансарде. В окнах иногда мелькал слабый свет, словно кто-то ходил там, наверху, с фонариком. Ей стало страшно.

Сергей остановился перед ближайшей черной дверью с облупленной кое-где краской, приложил к желтому пятну печатку идентификатора. Вспыхнула и с тихим «тыц» тут же погасла крохотная лампочка, провернулся замковый механизм. Дверь отошла, открывая неширокий и бесконечный, как взлетная полоса, коридор. Он был не освещен. Подсвечивая себе маленьким фонариком, Сергей двинулся вперед, щелкнул каким-то тумблером — тут же, прочерчивая на потолке убегающий в бесконечность пунктир, один за другим зажглись длинные потолочные светильники. По стенам змеились провода. Толстые, средние и тонкие, разных цветов, в разной оплетке… Вид у них был серьезный и внушительный.

— Здесь никого нет? Неужели никто не охраняет? — спросила Света. Ее голос отдавался под сводчатым потолком необычным свистящим эхом. — Ведь это непростые провода?

Сергей усмехнулся.

— Очень непростые! Все здесь контролируется: тепловые датчики, видеокамеры, разные сюрпризы… Но не бойся, нам это не страшно.

Сам он не был в этом уверен на сто процентов. Сегодня на пульте дежурит старлей Бабин, и Мигунов по-дружески шепнул подчиненному, что в преддверии предстоящей проверки он проведет контроль бдительности, поэтому докладывать о сработках датчиков не надо. Но как парень выполнит эту рекомендацию? Впрочем, если с ним специально не беседовали, то выполнит: он уважает своего наставника и командира.

Потолок ощутимо давил сверху, Света втянула голову в плечи.

— Здесь мало воздуха…

— Да нет, вполне достаточно. Автоматическая подкачка, принудительная вентиляция.

Сергей говорил со знанием дела. Света поняла, что впервые видит своего мужа на его настоящем рабочем месте — не в кабинете, где он хранит папки с входящей и исходящей корреспонденцией, переговаривается по телефону и принимает посетителей, и не на секретной явке с представителем «цирюльников», как он однажды назвал своих заокеанских работодателей, — а именно там, где его мысль и энергия изо дня в день должны претворяться во что-то конкретное, вещественное и очень важное. А это место больше всего напоминало захламленный подвал. И Сергей понимал это. Потому и раздражался.