Берег Скардара - Владимир Корн

А нож — это то, чего человеку не дала эволюция — острые когти и мощные клыки. Или наоборот, острые клыки и мощные когти.

Кинжал имел обоюдоострое лезвие и рукоятку с приклепанными к ней костяными накладками.

Удачно. Ржу уберем, сейчас и уберем, но только после того, как посмотрим, что у нас тут ещё имеется? Нравятся мне здешние пояса, ой как нравятся. Это не просто ремни, чтобы штаны не сваливались, а чуть ли не разгрузка на поясе, с карманчиками для многих необходимых вещей.

Так, кремень с кресалом, пара иголок, проржавевших до такой степени, что я едва догадался, что это были именно они. Ничего, обойдусь, мне пока и штопать особенно нечего, одни штаны. Костяной гребень тоже без надобности, в сторону его. Несколько монет и парочка из них золотых. Ещё немного серебра и меди, всё незнакомой чеканки. Медь тоже в сторону, и не стоит ничего, и монеты скрыты под толстым слоем окиси.

'Извини, брат'. Я снова извинился перед нашедшим в пещере вечный покой человеком, отодвигая его останки в сторону.

Пистолет с колесцовым замком, пороховница, несколько круглых пуль и палочка свинца.

Это нам совсем без надобности. Даже если бы пистолет и не безнадежно проржавел, то порох испортился давно.

Всё. Остальное было в еще худшем состоянии, и пригодиться не могло.

И я начал очищать лезвие кинжала от ржавчины, рыхля слежавшийся песок, чтобы выкопать могилу для останков. В принципе, скелет — не тело, достаточно и небольшой ямки, но почему-то мне захотелось вырыть ему настоящую могилу, чтобы уложить в рост. Кем бы он ни был, этот человек, если уж хоронить, то хоронить по-человечески. Вполне возможно, что я и сам сгину здесь, на этих островах, и кто-нибудь когда-нибудь найдет и мой скелет. И тоже похоронит как положено.

Почему-то мысль эта вызвала у меня улыбку. Хрен дождетесь.

Дойнты не сожрали, акула чуть не подавилась, так что поживём ещё.

Песок вскоре кончился, и лезвие заскрежетало по камням. Ничего, ямка получилась достаточно глубокая, почти такая, какую и хотел. Присыплем кости песочком, сверху навалим камней, и спи спокойно, дорогой товарищ, ты мне ножик подарил.

Покончив с похоронами, я принес в пещеру здоровенную коряжину, подобранную на берегу, настрогал щепок, соорудил трут из птичьего пуха, обнаруженного в гнезде почти под самым потолком пещеры.

Вскоре запылал костер, отбрасывая весело пляшущие тени на стенах пещеры, над костром на рогульках запекались куски рыбины, которою я еще утром добыл по дороге сюда, но всё не решался съесть сырой.

Вода, вот она, до неё несколько шагов — дождь по-прежнему продолжал идти. Словом, жизнь наладилась снова.

Так, а это что? При свете костра я увидел на полу в глубине пещеры темное пятно. Подхватив горящую ветку, приблизился к нему. Это был провал, ход, или лаз вниз. При свете факела дна не видно, но камень ударился о него при счете два. Неглубоко.

И все же мне повезло, что я в темноте не полез исследовать пещеру, мог бы и провалиться.

Ход неширокий, если развести руки в стороны, вполне можно ухватиться за его края. Вот только попробуй, успей их развести. И лежал бы я сейчас внизу с переломанными ногами.

Быть может, стоит попробовать спуститься вниз? Люди в пещере побывали, один даже остался в ней навсегда. Вполне возможно, что они там спрятали сундучок. А в сундучке…

Нет, не полезу, да и что мне это даст? Особенно теперь, в моем положении, во всех смыслах сразу. И вообще, я всегда чувствовал себя уютней на крыше дома, чем в его погребе.

Утром я покинул приютившую меня пещеру. Погода наладилась, светило яркое солнце, с моря подул легкий бодрящий ветерок. Иди, не хочу.

Спустившись на пляж, я зашагал в прежнем направлении, и почти сразу же наткнулся на щель в каменной стене берега, поднимающегося на несколько десятков метров.

Стало понятно, от отвесной стены отвалилась ее часть, открыв вход в ещё одну пещеру. Так, а ведь вполне возможно, что пещера одна, та, в которой я заночевал, только теперь в нее два входа. Недаром из отверстия в её полу дул сквознячок.

Когда я пролез в узкую щель, так оно и оказалось. Но самое главное, там действительно был сундучок.

Он стоял полузасыпанный песком, и одним своим видом наводил на мысль о спрятанных здесь пиратских сокровищах. И выламывая крышку с помощью кинжала и булыжника, я готов был увидеть в нем всё, что угодно, кроме того, что увидел.

Сундучок был полон пергаментных свитков, весьма попорченных от времени и воды. Видимо, теперь, когда в пещеру открылся запасной вход, волны во время сильных штормов беспрепятственно проникали в пещеру.

И что же в этих свитках такого, что их понадобилось спрятать черт знает где, да ещё и в пещере?

Но выяснить мне не удалось. Стоило взять любой из свитков в руки, как он тут же расползался от самой легкой попытки его развернуть.

А я уж было обрадовался, что судьба послала мне небольшую награду за то, что немало поиздевалась надо мной в последнее время.

Я уже собрался оставить сундучок в покое, когда на самом дне моя рука наткнулась на что-то твердое и на ощупь весьма неприятное. Вынув предмет на свет, увидел остатки кожаного кисета, превратившегося во что-то желеобразное. Но в нем явно что-то имелось.

Камень. Камень величиной с голубиное яйцо. Не огранённый, не отшлифованный, и имевший форму почти идеального шара.

Когда я пытался обтереть его от остатков кожи, прилипшей к нему, у самого входа в пещеру пронзительно вскрикнула чайка. И это стало настолько неожиданным для меня, что я отшатнулся все телом, угодив плечом в нависший над ним острый камень. Рассечение получилось глубоким, хлынула кровь. Мать твою, из схватки с акулой вышел без единой царапины, а тут на пустом месте…

Выбравшись из пещеры, я вошел в море и первым делом отмыл камень от налипшей на него слизи. Камень оказался черен как сам ад, и только в глубине его, если посмотреть на солнце, переливались огненные сполохи.

'Ты хотел моей крови? Так возьми же её!', - и я провел камнем по крови, бежавшей по плечу. Если меня кто-нибудь когда-нибудь спросит, зачем я это сделал, я не смогу объяснить. Но в тот момент мне остро хотелось сделать именно это, обагрить его своей кровью.

Для того чтобы сделать перевязку мне пришлось лишиться части одной штанины. Затем, для симметрии, отрезал и вторую.

Таким и отправился в дальнейший путь, в укороченных до колен штанах, и с перевязанным плечом. С кинжалом, висевшим на шее на веревочке, свитой из того же материала. И с камнем, увязанным в узелок из него же, спрятанным под одежду.

Плечо саднило, но я был доволен, камень того стоил. И у меня появилась мысль, как можно оправдаться перед Янианной, пусть и не до конца.