Знаю только я - Валерий Золотухин

Он плясал с нами на улице, подпевал. Видит Бог, я люблю его, что делать?! И как жалко, что я ему доставил такое огорчение на 25-летие. Прости меня, дорогой Ю.П. Прости меня, Господи! Избавь меня от злополучной страсти!

12 января в Красноярске я записал: «Так и хочется услышать от Любимова: ну что ж, Валерий, время пошло тебе на пользу». И я эту фразу, подобную и еще лестнее, услышал от него; он мной гордился, а я оскорбил его…

Любимов требует, чтоб советник по культуре немедленно связался с Критасом[292] и чтоб Критас нашел срочную возможность встретиться с господином Любимовым. Или с представителем фирмы. Похоже, нас все послали и глядят со стороны, чем все это кончится. Министр не знал, какой репертуар мы привезли. А ей плевать, у них другие порядки. За все платит Критас, он и заказывает музыку. А наши-то вид делают, что не понимают.

Тамара говорит: «Твоя лучшая роль — Мизантроп». Читая про Т., я вспомнил… у меня защемило сердце, я ахнул от реальности — неужели я больше никогда не сыграю сцену с Селименой— Яковлевой? Какое блаженство, какое счастье я испытывал в удачные дни! И этого уже не будет! Не будет никогда! И этой нежности уж более не суждено вновь произрасти во мне? Неужели я никогда более не выскочу на авансцену и кому-то конкретно не скажу: «Я знаю, что любовь не терпит принуждения, непредсказуемо ее возникновенье. Насильно, как ни тщись, увы, не будешь мил…» Ох, какая жалость! И не увижу глаз моей удивительной партнерши?!

Господи! Как мне хочется сыграть «Мизантропа» с Олей Яковлевой! Господи, сделай что-нибудь!!

Не потомуг что спектакль старый, не хочет возить «10 дней» Любимов. А потому, что он был за красных, а теперь за белых. «Били буржуев на разных фронтах!» — пою я, а он мне в ухо: «Зря били!»

8 мая. Понедельник

Я не знаю, что за тип Любимов, но это великий человек, это великий характер. Нет, он так просто не отдаст свой театр, свое прошлое, настоящее. Он как проклятый, прикованный Прометей, по 7 часов не вставая из-за пульта, репетировал, и действительно репетировал, внося новые и новые коррекции. Это уму непостижимо! Сколько сил, терпения, а значит — любви. Любви! Без нее у него бы ничего не получилось, он бы выдохся и сдох. А он все пять спектаклей выходил с нами на улицу, плясал, пел. Он тащил своим примером нас не хуже, чем своей волей, фантазией и режиссерской нагайкой. И труппа встала вчера перед ним, аплодируя, и я с таким чистым и благодарным сердцем, как никогда, любовался им и рукоплескал. Пантомимистка преподнесла ему букет гвоздик.

Он сказал:

— Мне это очень дорого от коллег получить. От зрителей мы привыкли, а от своих получить — это…

18 мая. Четверг

Накануне Любимов угощал меня икрой и сыром с барского стола, спросил: «Сколько ты дней не пьешь? Только честно! Три? Ну вот, на тебя приятно смотреть».

Горбачев с Филатовым в Китае, вот куда прыгнул Ленька!

13 июня. Вторник

В театре идет бурный худсовет — обсуждают уход Губенко. Выскочил совершенно потерянный, панически расстроенный Ефимович[293]: «Он уходит! Что это такое? Сделайте что-нибудь!!» Нет уж, теперь делайте вы. Надо было для этого выкручивать руки Дупаку! А Коля уходит вовремя… для себя. Биографию себе он сделал — великий гражданин, положил два года на возвращение гражданства Любимову. Теперь давай, дядя Юра, запрягайся по 24 часа в сутки и вытаскивай свое детище. А то тебе за границу хочется, а то тебе заграничной пищи не хватает и условий жизни… Так, дорогой мой, все здесь к твоим услугам, и над тобой не только Демичева, а и Дупака нет.

11-го были в Барановичах. Отказались работать на этом дурацком стадионе — холод, ветер. Мы вернулись бы калеками. Вместо того мы сидели у меня в номере, пили коньяк и давали Веньке урок морали и нравственности. Но с Веньки как с того гуся вода, и больше ничего. Хоть согрелись коньяком и какой-то славной бастурмой или ветчиной. Обратно ехали все вместе, в одном купе. Я на верхней полке.

Это ничего, что я кручу своей жизнью так, что непонятно, чем я в ней пребываю и как гляжусь со стороны. Бог со мной. Со мной ли? Хотя с другой интонацией записано это… «Иронически подан Золотухиным Дон Гуан» — вот и все, что я заслужил от критика за свою игру. Но еще не вечер. Еще не сыграл я свою игру. Завтра попробую. Спектакль оценивается по первым откликам как явление художественное. Это главное. Я ведь и шел в него, зная, что не сорву славы дополнительной, а исключительно за ради Любимова. Помогли я ему? Не знаю, но как умею, так и играю, по-другому будет завтра. Господи, сподобь! И партнеров моих.

Вечер. Смотрели «Последний император». Гулял. Звонил. Волнуюсь перед завтрашним днем. А чего волнуюсь? Вперед — и с песней понаглей, да повеселей, да позадиристей-похулигани-стей. Подумаешь, не боги горшки… И дуй до горы. Говорю то, во что сам не верю.

18 июля. Вторник

Всю ночь под впечатлением прочитанного интервью с Дыховичным о Высоцком — высокоумно, остроумно, самостоятельно, просто великолепно. Я узнал Володю, живого, нормального, со слабостями и «сильностями». Глаз у Ивана потрясающий и изъяснение точное, легкое, образное. Молодчина! Куда нам (особенно Веньке) со словесными выкрутасами, к образу В.В. отношения не имеющими, ничего не говорящими.

Арабская пословица у Шаламова: «Не спрашивай — и тебе не будут лгать».

19 июля. Среда, мой день

…Самое большое уродство психики — тщеславие. Я думаю, как мне построить применительно к Шукшину свои выступления. Какой костюм взять? Хочется сказать так здорово, земляки! Потому что мы все сегодня в этот час на этой земле — земляки, земляками нас сделал В.М.Ш., его великое искусство, его Сростки, его Катунь, его земля от Владивостока до Кавказа, от южных гор до северных морей. Писатель рождается каждый раз, когда страницу его книги открывают новые глаза.

От энергии правды и непримиримости В.М.Ш. загорелось много сердец. Его биокольцо продолжает снабжать положительной энергией тех, кого оно выбирает. Его душа, его разум сейчас наблюдают за нами, и прав Распутин, говоря, что постоянно есть чувство вины перед ним, что мы что-то не сделали важного, хотя обещали и порывы были.

8 августа. Вторник, заканчивается

Держу в руках свою книжку[294] и не знаю — радоваться или нет. Издана потрясающе, но что за тексты, как они придутся? Читаю один раз — отвращение, читаю второй — нравится. Один и тот же текст по-разному.

16 августа. Среда, мой день

Вчера занимался дневниками, комментариями, что подготовила Буденная[295]. Но даже в таком виде их нельзя печатать — тогда уж действительно выбьют окна и изобьют или чего хуже сделают. Тогда и впрямь «в глушь, в Саратов» или Уфу прятаться.