Год 1942 - «учебный». Издание второе - Владимир Бешанов

В ночь на 18 сентября командный пункт Чуйкова передислоцировался на берег Волги у центральной переправы. Для этого пришлось переправиться на восточный берег, подняться выше по течению реки и вернуться на западный берег. Во время этого переезда НКВД успело «изъять» заместителя начальника артиллерии армии полковника Белякова «за антисоветскую агитацию» и «шпионаж» (?).

В районе центральной переправы, как и повсюду в Сталинграде, творился ад. На песчаных отмелях громоздились станки, моторы и другое заводское оборудование, которое не успели эвакуировать. У кромки берега стояли полуразбитые баржи. С утра до темноты над Волгой кружила авиация противника, а ночью открывала огонь артиллерия. Причалы и подходы к ним круглыми сутками находились под огнем орудий и шестиствольных минометов. Доставка войск и грузов для 62-й армии осложнялась до предела. Подразделения, успевавшие за ночь переправиться, нужно было немедленно развести и поставить на позиции, а грузы раздать войскам, иначе утром они уничтожались бомбежкой. Днем на берег сползались раненые и ждали вечера; врачей не было, и люди умирали сотнями без медицинской помощи. Трупы не убирались, по ним ездили на машинах.

Здесь же, в назидание вновь прибывшим пополнениям, расстреливали шпионов, трусов, «самострелов» и дезертиров, невзирая на звания, вплоть до командиров и комиссаров полков. 19–20 сентября заградотрядом Особого отдела армии было задержано 184 человека, из них 21 расстрелян, 40 арестовано, остальные отправлены на передовую. Всего за сентябрь по приговорам Особых отделов в 62-й армии было расстреляно 195 военнослужащих, а кроме того, «в отдельных случаях правильно инструктированная агентура сама расправлялась с трусами и паникерами на месте».

В состав армии влились в эти дни 95-я и 284-я стрелковые дивизии, 137-я танковая и 92-я бригада морской пехоты. Штабы полностью «израсходованных» полков по очереди отводились за Волгу, получали пополнение и вновь возвращались на позиции.

По свидетельству маршала Ф.И. Голикова: «В сентябре новые резервы Ставки стали поступать интенсивно. Бригада за бригадой, дивизия за дивизией. Всего за сентябрь 62-я армия получила семь свежих полнокровных дивизий и пять отдельных стрелковых бригад… в течение сентября из состава 62-й армии было выведено на восстановление девять обескровленных дивизий… Резко возросла оснащенность армии вооружением».

Первая неделя боев показала советскому командованию, что в городе обороняющиеся войска могут наносить значительно большие потери противнику, чем контрудары войск, наступающих по открытой степной местности. Тем не менее для оказания помощи сталинградцам Ставка решила нанести новый контрудар с севера и восстановить единый фронт с 62-й армией. Для его организации в помощь Гордову вновь прибыл генерал Жуков. Новое наступление планировалось провести силами 1-й гвардейской и 24-й армий, но на другом участке — южнее станции Котлубань. 1 -я гвардейская фактически формировалась заново: передав свою полосу соседям, штаб Москаленко передислоцировался в стык 4-й танковой и 24-й армий, где получил в свое подчинение восемь новых дивизий, сосредоточенных на 12-километровом фронте. Армия была усилена артиллерией РГК, 4-м, 7-м, 16-м танковыми корпусами, пополнившими свою материальную часть, и тремя отдельными танковыми бригадами и имела задачу нанести удар из района Котлубани в общем направлении на Гумрак, уничтожить противостоящего противника и соединиться с войсками Чуйкова.

В первом эшелоне с задачей непосредственной поддержки пехоты наступали 3-я, 12-я и 143-я танковые бригады, а также соединения 7-го танкового корпуса Ротмистрова. 4-й и 16-й танковые корпуса составляли подвижную группу армии, имея задачей развить успех первого эшелона. При этом 16-й корпус генерала А.Г. Маслова должен был вводиться вслед за 4-м корпусом, которым командовал генерал А.Г. Кравченко.

Противник южнее Котлубани располагал удобными для обороны позициями и к тому же успел их сильно укрепить. Передний край обороны проходил по гребням господствующих высот. Ими прикрывались огневые позиции артиллерии и все передвижения в глубине обороны. Окружающая местность с этих высот просматривалась на многие километры. Оборону здесь держали немецкие 60-я и 3-я моторизованные, 79-я пехотная дивизии. Советским войскам вновь предстояла лобовая атака по голой степи.

Наступление началось утром 18 сентября. Но сначала, как и в начале сентября, первой заговорила германская артиллерия, открыв огонь по местам сосредоточения советских войск — немцы были готовы к встрече. Затем полуторачасовую артподготовку провела армия Москаленко, и советские танковые бригады атаковали передний край обороны противника. Преодолевая упорное сопротивление, они продвинулись на 1–1,5 км и сумели подняться на гребни высот. Но взломать оборону на всю ее глубину не удалось.

Чтобы нарастить силу удара, в 14 часов командарм ввел в сражение 4-й танковый корпус и две дивизии второго эшелона. Однако они запоздали с выходом на «Большой гребень». В 18 часов немецкая пехота, усиленная 50 танками, предприняла контратаку и сбросила с высот поредевшие и не закрепившиеся части 308-й и 316-й стрелковых дивизий. К этому времени советские танки были выбиты, артиллерия сопровождения отстала еще утром, штабы потеряли управление.

Дневник капитана Лорингофена: «Русские атаковали с холма, наши же части находились на склоне. Два дня они следовали одним и тем же маршрутом. Прекрасные цели! Тогда мы сожгли не меньше сотни танков».

В течение следующих четырех дней советские дивизии беспрерывно гнались на штурм высот, но снова овладеть гребнем не удалось. 23 сентября в наступление перешел 16-й танковый корпус. Однако и его соединения не смогли достичь цели, атакуя противника в лоб на тех же участках и направлениях, где в течение нескольких дней пытались прорвать оборону 4-й и 7-й корпуса.

В эти дни Рокоссовский находился на КП рядом с Горловым, наблюдая работу командующего фронтом, и «убедился, что он отличался большой горячностью и стремился нагнать побольше страха на подчиненных. Это явствовало из телефонных переговоров, которые Гордов вел с командармами… Не случайно командный состав фронта, о чем мне впоследствии довелось слышать, окрестил его управление «матерным».

К концу месяца наступление выдохлось. Войска понесли большие потери, но прорвать оборону противника нигде не смогли. Неунывающий Москаленко сообщает, что и на этот раз он кого-то «сковал» и сильно «обескровил».

1-я гвардейская армия была расформирована, а то, что от нее осталось, передали в 24-ю армию. Потерявший за три месяца три комплекта боевой техники генерал Ротмистров «глубоко задумался» о том, что «пора нам, прежде всего старшим командирам, научиться воевать грамотно, со знанием дела… Малоуспешное проведение… контрудара при наличии большой массы танков свидетельствовало о слабом умении применять крупные танковые соединения…

…Даже имея данные о противнике, основные потери мы несли не во время прорыва переднего края вражеской обороны, а при бое в ее глубине, когда нарушалось взаимодействие танков с артиллерией и пехотой и отсутствовала авиационная поддержка. Беда здесь состояла прежде всего в том, что наши артиллеристы из-за неудовлетворительно налаженной разведки или недостатка тяжелых пушек в период короткой огневой подготовки атаки полностью не подавляли противотанковые средства гитлеровцев. Не оказывали в этом им помощи и авиаторы. Прорвав вражескую оборону, танки сразу же наталкивались на мощный огонь артиллерии и танков противника из глубины его обороны (а вот немецкие танки, судя по ходу военных действий в 1942 году, легко прорывали нашу оборону и ни на что не наталкивались. — Авт.), при этом оставались в одиночестве, поскольку гитлеровцы отсекали нашу пехоту пулеметным и минометным огнем, прижимали ее к земле непрерывной бомбежкой.

Но надо признать, что в отсутствии надежной артиллерийской поддержки была доля вины и танкистов. Готовясь к бою, они («они» — это как раз сам Ротмистров. — Авт.) лишь информировали артиллеристов о своих задачах, а не согласовывали взаимодействие по рубежам, пристрелянным артиллерией, не устанавливали сигналов вызова артиллерийского огня (!), не поддерживали постоянной связи с командными и наблюдательными пунктами артиллеристов».

Поразительно: генерал уже год воюет, до этого два года преподавал тактику бронетанковых войск, защитил диссертацию и стал доцентом, участвовал в Финской войне, в создании первых механизированных корпусов и вот, наконец, «задумался». Полагаю, не в последнюю очередь Ротмистрова заставил задуматься доклад комиссара госбезопасности Абакумова в ГКО и Генштаб, в котором прямо указывалось, что в больших потерях 7-го танкового корпуса виноват его командир.