100 великих писателей - Геннадий Иванов

Николай Степанович Гумилёв

(1886–1921)

В 1906 году Гумилёв написал стихотворение «Завещание», на которое не обращают внимания, тем более не обращают внимания на пророческий смысл его, считая, что это еще ранний Гумилёв, что это завещание — своего рода бравада, экзальтированно-романтический этюд и т. п.

Очарован соблазнами жизни,Не хочу я растаять во мгле,Не хочу я вернуться к отчизне,К усыпляющей, мертвой земле.

Пусть высоко на розовой влагеВечереющих горных озерМолодые и старые магиКипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положатНа него мой закутанный труп,Чтоб смотрел я с последнего ложаС затаенной усмешкою губ.

Так начинается это стихотворение. Все-таки будем помнить, что слово обладает магической силой — и человек, даже не желая того, может напророчить себе нечто, порой беду. Пастернак говорил молодым поэтам, играющим с темой смерти, что этого делать нельзя, если вы на самом деле хотите жить и творить, слово может все выстроить по-своему, если оно произнесено.

Так вот здесь произнесено, что поэт не хочет могилы в отчизне — этой могилы и нет. Есть могила его матери в маленьком тверском городке Бежецке, здесь можно положить цветы, поклониться Анне Ивановне, вспомнить стихи самого Гумилёва. Иногда, в дни праздника ахматовской поэзии в Бежецке, приезжие поэты заказывают на могиле молебен, поминая Ахматову и Гумилёва.

Гумилёва расстреляли без суда и без доказательства вины в 1921 году, и неизвестно где закопали в одной яме с другими расстрелянными.

Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилёва «Рабочий», в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук «рабочего», то есть пролетариата, революции. Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю…

Пуля, им отлитая, просвищетНад седою вспененной Двиной,Пуля, им отлитая, отыщетГрудь мою, она пришла за мной.

Это стихотворение имеет прямое отношение к Первой мировой войне, а не к революции. Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта: слово так или иначе исполнилось.

Некоторые говорят, что Гумилёв так увлекся экзотическими странами, конкистадорами, жирафами, озером Чад, «брабантскими манжетами» романтических капитанов, Африкой и Востоком, что не успел сказать о России.

Это и так, и не так. Во-первых, замечательно, что в русской поэзии есть поэт с таким самобытным дарованием, устремленным к дальним странам, это только обогащает русскую поэзию. Гумилёв родился в Кронштадте в штормовую ночь — ему на роду было написано любить моря. У него дед был морским офицером, дядя — адмиралом.

Во-вторых, конец XIX века, как и конец XX, в искусстве настоятельно требовал каких-то новых форм, тем, прорывов. В Европе многие художники такой прорыв искали в экзотическом материале — вспомним Гогена или Киплинга… Так что Гумилёв действовал в духе общих поисков в искусстве своего времени.

А в-третьих, Гумилёв много чего сказал и о России. Его книга «Костер» очень русская. Александр Блок на одном из своих сборников сделал такую дарственную надпись: «Дорогому Николаю Степановичу Гумилёву — автору „Костра“, читанного не только „днем“, когда я „не понимаю“ стихов, но и ночью, когда понимаю». Приведем несколько строф из «Костра»:

Я ребенком любил большие,Медом пахнущие луга,Перелески, травы сухиеИ меж трав бычачьи рога.(Детство)

В чащах, в болотах огромных,У оловянной реки,В срубах мохнатых и темныхСтранные есть мужики.Выйдет такой в бездорожье,Где разбежался ковыль,Слушает крики Стрибожьи,Чуя старинную быль.(Мужик)

Крест над церковью взнесен,Символ власти ясной, Отеческой,И гудит малиновый звонРечью мудрою, человеческой.(Городок)

Гумилёв стремился сказать о своей Родине полнее и пронзительнее, но признавал, что его дарование в другом. В стихотворении «Стокгольм» он об этом скажет:

И понял, что я заблудился навекиВ слепых переходах пространств и времен,А где-то струятся родимые реки,К которым мне путь навсегда запрещен.

Это уже зрелый Гумилёв говорит, все понимающий о себе, о своем творчестве.

Читатель, который знает и любит стихи Гумилёва, уже и не вспоминает ни о каких литературных течениях начала XX века, о литературных спорах, он, может быть, уже и забыл, что такое акмеизм, который проповедовал Гумилёв, — он просто любит лучшие стихи поэта, он живет, дышит этими стихами, это его золотой запас души. На вопрос самого Гумилёва: «Что делать нам с бессмертными стихами?» — он отвечает: «Любить!» Я бы дополнил еще: и издавать.

Читатель, который только открывает поэзию Гумилёва, найдет при желании много статей и об акмеизме, и о спорах, прочитает статью А. Блока «Без божества, без вдохновенья», узнает биографию поэта, откроет для себя непростые отношения двух поэтов, мужа и жены, Ахматовой и Гумилёва, прочитает «Письма о русской поэзии» Николая Степановича, его прозу, статьи, может быть, даже прочитает драмы. Самое главное, чтобы поэт «зацепил» человека, чтобы душа потянулась к высокому поэтическому миру. А это могут сделать только сами стихи. Слава Богу, после многих десятилетий запрета сейчас вышли и выходят новые и новые издания Гумилёва. С очень хорошими предисловиями, так что есть возможность не только насладиться стихами, но углубиться в художественный мир поэта.

Вот, например, какие глубины видит исследователь и автор предисловия к прекрасному трехтомнику Гумилёва, изданному издательством «Художественная литература» в 1991 году, Н. А. Богомолов в стихотворении «Память»: «Стихотворение заканчивается явлением неведомого странника с закрытым лицом:

Предо мной предстанет, мне неведом,Путник, скрыв лицо; но все пойму,Видя льва, стремящегося следом,И орла, летящего к нему.

Крикну я… но разве кто поможет,Чтоб моя душа не умерла?Только змеи сбрасывают кожи,Мы меняем души, не тела.

Кто этот путник? Ахматова отвечала однозначно: Смерть. Современный комментатор также однозначен: Христос. А можно найти еще одну параллель — Заратустра. И еще можно добавить, что, согласно магическим концепциям, лев и орел в животном мире соответствовали Солнцу в мире природном… Гумилёв намеренно неоднозначен, намеренно уходит от простой расшифровки. „Путник“ — и то, и другое, и третье, и еще нечто, и еще, и еще. Ряд этот принципиально нескончаем, его можно длить и длить».

Так что читатель в стихах Гумилёва может найти глубины необычайные.

Закончить слово о поэте хочется несколькими стихотворениями из тех, которые называются шедеврами:

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взглядИ руки особенно тонки, колени обняв.Послушай: далёко, далёко, на озере ЧадИзысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,И шкуру его украшает волшебный узор,С которым равняться осмелится только луна,Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,И бег его плавен, как радостный птичий полет.Я знаю, что много чудесного видит земля,Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных странПро черную деву, про страсть молодого вождя,Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад,Изысканный бродит жираф.

Слово

В оный день, когда над миром новымБог склонял лицо Свое, тогдаСолнце останавливали словом,Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,Звезды жались в ужасе к луне,Если, точно розовое пламя,Слово проплывало в вышине

А для низкой жизни были числа,Как домашний, подъяремный скот,Потому что все оттенки смыслаУмное число передает.

Патриарх седой, себе под рукуПокоривший и добро, и зло,Не решаясь обратиться к звуку,Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянноТолько слово средь земных тревогИ в Евангелии от ИоаннаСказано, что Слово — это Бог.

Мы ему поставили пределомСкудные пределы естества.И, как пчелы в улье опустелом,Дурно пахнут мертвые слова.

Шестое чувство