Отступник - Робин Янг

Роберт покачал головой, но без внутренней убежденности. Слова епископа прозвучали в унисон его тревоге, нараставшей в нем на протяжении последних месяцев, когда он видел, как стремление короля поймать Уильяма Уоллеса перерастает в одержимость и как внимательно Эдуард изучает сообщения, многие из которых приходят от самих шотландцев, видевших преступника то в одном, то в другом месте.

– В глазах многих, – продолжал Ламбертон, – Джон Баллиол по-прежнему имеет больше прав на престол. Не забывайте, что, пока он жив, вы говорите о его низвержении. А это не простая задача. Если вы завтра возложите корону себе на голову, за вами последуют очень немногие. Даже те люди, что раньше поддерживали вас, теперь видят в вас предателя. Для того чтобы в вас признали короля, а мы добились единства, которое позволит нам вернуть себе страну, нужно, чтобы за вас встала вся Шотландия. А ради этого нам нужно заручиться поддержкой единственного человека, который обладает самой большой властью во всем королевстве. И этот человек – не Уильям Уоллес. Это – Джон Комин.

Роберт, не веря своим ушам, в оцепенении смотрел на епископа.

– Это и есть ваш план? – Он коротко рассмеялся хриплым, лающим смехом. – План сенешаля?

– В качестве хранителя Джон Комин наделен правом говорить от имени народа страны. Более того, за прошедшие годы он привлек к себе многих последователей и заручился поддержкой армии Галлоуэя. Будучи лордом Баденохом, он имеет многочисленных вассалов. А ведь есть еще его родственники – Темные Комины и Комины Килбрида. Но самое главное, своими победами при Лохмабене и Рослине он вселил надежду на победу.

– Победу? – огрызнулся Роберт. – Его жадность стала причиной гибели сотен шотландцев!

– А от чьих рук они приняли смерть? – парировал Ламбертон и внезапно встал. В глазах его горело обвинение. – Вот это и увидят люди, если вы предстанете перед ними сейчас, Роберт: ваше участие в нашем поражении. Признаюсь вам, мне и самому трудно не заметить этого. В одиночку, так же, как и Уоллес, вы стали разъединяющей силой. Комин же, напротив, превратился в цемент, скрепляющий собой все королевство.

– Не могу поверить, что Джеймс согласился с вами.

– Мне пришлось очень постараться, чтобы убедить его, – признал Ламбертон. – Но в конце концов он понял, что я прав.

Роберта захлестнула ярость. Гнев на сенешаля за то, что тот согласился с этими доводами, на Ламбертона – за то, что он выдвинул их, и даже на крошечную часть самого себя, которая понимала, что епископ говорит правду. Но принять ее он не мог.

– Джеймс убедил меня сдаться на милость Эдуарда. Это из‑за него я оказался в таком положении!

– Он поступил правильно. В то время он верил, что король Джон вернется. Мы все верили в это. И капитуляция перед Эдуардом стала для вас единственным способом защитить свои интересы. Если бы вы продолжали сражаться против короля на стороне повстанцев, то сейчас пытались бы выкупить свои конфискованные земли или отправились бы в ссылку. Вместо этого вы счастливо избегли преследования и теперь пребываете в уникальном положении, позволяющем вам влиять на формирование нового правительства. Вы обладаете властью в покоренной Шотландии.

Роберт в упор взглянул на епископа.

– Все это время вы боролись за реставрацию Баллиола, ваше преосвященство. Вы возглавили делегацию в Париж. Почему же теперь вы помогаете мне занять его место?

– Потому что теперь я знаю, что Джону Баллиолу больше не суждено сидеть на троне Шотландии. И мне также известно, что сенешаль и Роберт Вишарт на протяжении вот уже многих лет оказывают вам поддержку в борьбе за престол. Я доверяю их мнению.

– Есть и другие претенденты, – пробормотал Роберт. – Включая Джона Комина.

– Но их права на трон выглядят далеко не так убедительно, как ваши. Ваш дед стал бы королем, избранным народом, если бы Эдуард не отдал предпочтение Баллиолу. Многие считали, что у лорда Аннандейла было намного больше прав занять трон. Полагаю, будет вполне справедливо, если на престол взойдет его потомок. Нужно сделать мир таким, каким он должен быть. Начать с чистого листа. И мы способны этого добиться. Но для начала необходимо укрепить вашу репутацию среди народа королевства.

Роберт перевел взгляд на букет с засохшими цветами. Лепестки стали коричневыми и хрупкими, скрюченными, словно дохлые пауки. А перед его внутренним взором появился круглый зал в Пиблзе, где он сам стоял напротив Джона Комина в окружении толпы мужчин. Он увидел ненависть на лице Комина, ненависть, отравившую многие поколения, которые не давали ей угаснуть; ненависть, которая наконец вызрела в них до открытого противостояния. Он увидел лезвие кинжала, прижатого к его горлу, руку Комина, обхватившую его за шею; увидел, как их сторонники обнажают клинки, готовые броситься друг на друга.

– Вы говорите о необходимости объединиться, ваше преосвященство. Но вы же были в Пиблзе. Вы своими глазами видели то, что случилось в последний раз, когда нас с Комином избрали хранителями. – Роберт покачал головой. – У нас ничего не получится.

– Должно получиться, Роберт. Никто из нас не в состоянии сражаться с королем Эдуардом в одиночку. Потребуется влияние Джона Комина и законность вашего права на трон, чтобы объединить страну и сломить его волю.

Роберт отвернулся от епископа в полном смятении чувств и мыслей. С одной стороны, ему отчаянно хотелось сделать хоть что-нибудь – разорвать цепи лояльности монарху, которого он презирал и ненавидел всей душой, выпрямиться во весь рост и взять то, что отняли у его семьи. И, похоже, именно это и предлагает ему Ламбертон. Но какой ценой?

Они с Уоллесом не всегда находили общий язык, но Роберт уважал его: его неизменное стремление видеть Шотландию свободной, его целеустремленность и верность людям, которые пошли за ним, его неутомимую ярость на поле брани. Джон Комин был совершенно другим человеком. Он был его кровным врагом. И Ламбертон просил его забыть о десятилетиях ненависти, простить все зло, что причинили Комины его семье, а сами они – семье Коминов. Проще говоря, довериться ему. Заключить сделку с дьяволом или погибнуть.

Роберт принял нелегкое решение.

– Как вы сами только что сказали, король Эдуард наделил меня властью. Более того, ему понадобится наместник в Шотландии, когда сам он уйдет отсюда. – Он повернулся к Ламбертону. – Я еще не окончательно потерял надежду. Но если вы правы и я более не могу рассчитывать на то, что Уоллес соберет новую армию, тогда я воспользуюсь своим положением, дабы укрепить свое влияние в Шотландии. Позже, возможно, мне удастся убедить его назначить меня единственным хранителем. Да, на это уйдет больше времени, но уже с позиции власти мне будет легче бороться за трон.