Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона - Виктор Безотосный

25 сентября (7 октября) французский полководец наконец‑то решился атаковать Блюхера. Он покинул Дрезден и с гвардией и с корпусом Макдональда на следующий день прибыл в Вурцен. Он надеялся на встречном курсе разгромить Силезскую армию у Дюбена, затем выйти к Эльбе, захватить переправы у Виттенберга и Рослау, что открывало ему прямой путь на Берлин. 27 сентября (9 октября) мобильный кулак Наполеона из пяти корпусов и гвардии (до 130 тыс. человек) обрушился на Дюбен. Но очень скоро выяснилось, что этот удар наносился по пустому месту. Оказалось, что Блюхер, организовав переправы через р. Мульду, в последний момент из‑под носа Наполеона увел свою армию в западном направлении и 29 сентября (11 октября) таким окружным путем прибыл в Галле, достигнув р. Заала. Причем Силезская армия, значительно удлинив свой маневр (по сути, обходной), теперь могла наступать на Лейпциг с северо‑запада (для соединения с Богемской армией), угрожая полностью перерезать прямой путь отступления в империю. Французы под Дюбеном даже чуть не захватили врасплох Главную квартиру Силезской армии, оставшуюся без прикрытия, правда им досталась в добычу лишь часть обозов, а затем они вышли к Эльбе. Прямая дорога на Берлин была свободна (от Виттемберга до Берлина – 90 верст), хотя Наполеон не знал, что союзники фактически отдали ему свою операционную линию – оставшиеся части прикрытия (прусский корпус генерала Ф.Б.Э. Тауэнцина) вряд ли создали бы серьезную помеху в случае движения его армии в этом направлении.

Но главное заключалось в другом. Блюхер ушел, не оставив следов. Наполеон не знал, куда он направился, так же как не имел никаких сведений о Северной армии. Из‑за недостатка кавалерии он не получал достоверных данных и не имел возможности сделать правильные предположения. Противоречивые сообщения из войск долго не могли прояснить ситуацию – где находился противник? Его блестящий маневр на внутренних линиях провалился. Под Дюбеном он потерял два драгоценных дня в раздумьях и ожидании нужной информации. Надо сказать, французский император весьма смутно представлял ситуацию и не понимал намерения противника. Все же больше Наполеон склонялся двинуться на Берлин, поскольку предполагал, что Северная и Силезская армии, скорее всего, бросятся прикрывать это направление и ради спасения прусской столицы дадут сражение. Так бы ранее поступили все военачальники феодальной Европы. Его части уже перешли Эльбу, он отдал приказания подготовить мосты на р. Мульде в случае отхода Мюрата от Лейпцига в сторону Дюбена, распорядился о подготовке новой операционной линии (через Магдебург на Гамбург). Но все это имело бы смысл, если Силезская и Северная армия перешли бы на правый берег Эльбы для защиты Берлина.

О том, что союзники в тот момент решали, как поступить в данной ситуации, свидетельствует фрагментарная запись в дневнике от 1 (13) октября русского полковника А.А. Лехнера, находившегося в Главной квартире Северной армии: «В большой нерешительности по поводу дальнейших действий. Берлину угрожает опасность быть взятым французами, а у нас нет надежды упредить неприятеля» (515) . В сложившейся обстановке необходимо отдать должное Блюхеру, которого многие авторы и по сей день характеризуют как хорошего рубаку, но лишенного стратегического дарования. Его армия совершила самый сложный и опасный маневр, поставив в тупик самого Наполеона. Прусский военачальник пошел на огромный риск, оставив все свои коммуникации открытыми и доступными противнику. Мало того, он проявил большую твердость в исполнении своего замысла, смог убедить в своей правоте соседа, главнокомандующего Северной армии Карла‑Юхана, который как раз мыслил в устаревших рамках стратегии и уже велел отвести войска за Эльбу и идти на защиту Берлина. Шведский наследный принц мог сделать то, чего так жаждал Наполеон. Вот как позднее в частном письме описывал борьбу мнений двух главнокомандующих в этот драматический момент начальник штаба Силезской армии генерал А.В. Гнейзенау: «Затем началась наша борьба с наследным принцем шведским. Он не хотел идти на неприятеля. Последний предпринял обманное движение на Берлин, и кронпринц позволил ввести себя в заблуждение. Он хотел отступить обратно за Эльбу и послал нам приказ соединиться с ним и также отойти за Эльбу. Он официально заявил, что будто бы император Александр поставил нас под его команду. Это была ложь. Мы не поверили и не послушались. Более того, мы еще ближе продвинулись от Галле к Лейпцигу. Наконец, он решился последовать за нами и тем самым избег позора, который неминуемо бы пал на его голову, если бы он оставался верен своим намерениям» (516) . Хотя Блюхер и ошибался в частностях, его решение в этой ситуации было абсолютно правильным. Он думал не только о себе, а действовал в рамках главной стратегической идеи (разгром армии Наполеона) и этому подчинил все действия Силезской армии. Союзники уже все равно не успевали бы защитить Берлин, их силы оказались бы разъединенными и могли стать легкой добычей для французов. Главное же – Наполеон вынужден был играть уже не в свою игру, как раз ему пришлось догонять союзников и пытаться перевернуть ситуацию в свою пользу.

Что было бы, если все же французский полководец решился бы идти на Берлин? Это вопрос представляет только чисто академический интерес. Если бы он двинул на Берлин войска, имеющиеся в его прямом распоряжении на тот момент, вероятно, без особых трудностей захватил город, временно поставил под контроль пространство между Эльбой и Одером, ему даже удалось бы, возможно, деблокировать французские гарнизоны крепостей на севере Пруссии и Польши, включая Данциг. Но у союзников еще оставались бы ненарушенными коммуникации через Силезию и Австрию. А вот цену за движение на Берлин он заплатил бы очень дорогую. Наполеон в этом случае оставлял бы союзникам не только Саксонию, но и всю Германию, кроме севера – и то это был бы вопрос времени. Ясно, что союзники или расправились бы с корпусами Мюрата, или оттеснили бы их за Эльбу. Имея операционную линию через Гамбург, значительно удлинявшую их коммуникации, французы рисковали бы в любой момент потерять связь с империей. А союзники как раз вышли бы к границам Франции, и как бы развивались последующие события, конечно, трудно предсказать. Но, зная сегодня случившиеся, можно уверенно сказать, что империя без своего императора, вероятно, не оказала бы серьезного сопротивления силам коалиции. Слишком много в этой конструкции было завязано на самой личности французского императора, большинство государственных механизмов могло слаженно крутиться, лишь получая импульсы от ее создателя. Без его присутствия на французской земле вся государственная машина начала бы работать вхолостую, стала давать сбои и рухнула бы. Думаю, что Наполеон это отлично сознавал и меньше всего хотел допустить.

Французский император тогда находился в Дюбене, это чуть больше 30 верст от Лейпцига или Виттенберга. В принципе, он в любой момент мог быстро развернуть и направить свою группировку или на Берлин, или на Лейпциг. 30 сентября (12 октября), получив сведения от Мюрата о том, что Богемская армия начала сосредоточение у Лейпцига, Наполеон все же принял решение все главные силы перебросить на помощь Мюрату. Но он еще не имел представления о том, где находились и что намеревались делать Силезская и Северная армии. Поэтому лишь на следующий день три корпуса и кавалерия, задействованные на Эльбе, были отозваны под Лейпциг. Демонстрация (угроза) Берлину создавала надежду, что хотя бы две армии союзников устремятся к этому пункту, а значит, под Лейпцигом будут отсутствовать. Сам же французский полководец прибыл к Лейпцигу со своей гвардией в полдень 2(14) октября и смог достаточно быстро сосредоточить у города до 200 тыс. своих войск, – фактически все, что он был в состоянии собрать, за исключением 30 тыс. солдат маршала Гувиона Сен‑Сира, блокированных в Дрездене.

Ко 2(14) октября из союзных армий к Лейпцигу подошли лишь передовые части Богемской армии. К 3(15) октября Шварценберг сумел перед городом сосредоточить основные силы своей армии. Остальные армии накануне сражения находились на марше: Силезская армия в 10 верстах в Шкейдице, Северная (двигалась очень медленно) – в 30–40 верстах возле Галле и Цербига, Польская – в 50 верстах под Вальдгеймом. Всего же численность всех войск коалиции, которые могли собраться у этого города, в потенциале составляла около 320–360 тыс. солдат. Этот день оказался богатым на события. 2(14) октября на подступах к Лейпцигу, под Вахау и Либертвольквицем, произошел ожесточенный кавалерийский бой авангардов – 6000 русских и прусских кавалеристов генерала П.П. Палена (затем подкрепленных 2000 австрийцев) против примерно 6000 сабель Мюрата. Эта жаркая кавалерийская схватка, происходившая с переменным успехом, стала прелюдией к самому большому военному столкновению в Европе в ХIХ столетии, в котором участвовало более полумиллиона человек.