Изнанка - Ян Войк

Кожа, одежда и сама плоть отваливались от тела Ивана чёрными тлеющими ошмётками. Глаза перестали что-либо различать. Судороги боли проходили от макушки до самых пяток, заставляя его крючиться и дрожать. Но Поводырь полз вперёд. Обгоревшей до кости рукой он нащупал ещё одну ступеньку и взобрался на неё.

Язык и даже дёсны у него обуглились и последнее, что он смог произнести:

– Прости меня…

– Уходи!!! Не смей меня трогать! Не смей!!!

Иван понимал, что это конец. Он уже не мог говорить – язык, щёки и горло выгорели, обсыпавшись хлопьями чёрной сажи. Он не мог видеть – глаза лопнули и выкипели от нестерпимого жара. Он не мог даже двигаться – на обугленных костях попросту не осталось мышц.

И всё-таки он полз. Вопреки всем законам и правилам, он усилием воли тащил вперёд почерневший скелет, заставляя его перебираться с одной ступеньки на другую. Два года он искал своего сына, и сейчас, когда оставалось пройти всего пару метров, не имели значения ни мышцы, ни глаза, ни боль… Всё это несущественно. Он лишился глаз, но по-прежнему видел Максима, стоящего на вершине лестницы со вскинутыми вверх руками. Видел не глазами и даже не сердцем, и оно уже стало куском обгоревшего мяса, прилипшего к почерневшим рёбрам. Видел той частью своего Я, что зовётся душой, и перед которой оказался бессилен даже испепеляющий беспощадный огонь. Именно душа сейчас стремилась вперёд и тащила следом за собой по больничным ступеням кучку обугленных костей.

– Нет! Нет! Не-е-ет!!! – верещал Пожиратель, а костяная рука, на которой не осталось ни единого кусочка живой плоти, тянулась к нему.

Кости ног едва слышно хрустнули и рассыпались. Потеряв опору, Иван упал грудью на ступени, от удара его обнажённые рёбра тоже начали разваливаться, обращаясь в прах. Но он успел вытянуть вперёд руку, ухватил сына за полу синего больничного халата и притянул к себе.

– Нет! Уходи! Убирайся! Ты мне не нужен!!!

Кости ног, таза, позвоночника и даже грудной клетки уже рассыпались, у Ивана оставались только две руки, плечи и обугленный череп, вполне достаточно, чтобы обнять сына, что он и сделал. Мальчик конвульсивно дернулся, выгнулся всем телом, зажмурил глаза и, наконец, обмяк…

А когда в следующее мгновение Максим открыл глаза, они уже были светло-серыми, такими же, как у его отца. Тьма ушла, а вместе с ней ушли страх, обида и злоба.

– Папа, – прошептал он. И в голосе его были только удивление и радость.

– Я пришёл за тобой, – ответил Иван. Он не мог произнести этих слов, но почему-то не сомневался, что сын его услышит…

– Макс… – голос был чужой свистящий, шепелявящий. Звуки выходили изо рта совсем не так, как должны были, они скорее выпадали оттуда разрозненно и бессвязно.

– Заткнись и не дёргайся! – услышал он напряжённый голос Морошки. – Я ещё не закончила.

– Я здесь, папа, – а это уже Максим, откуда-то справа, но совсем рядом.

Иван открыл глаза. Тут же пришла боль от потревоженных незаживших ран. А свет беспощадно хлестанул по глазам, высекая слёзы. Прошло никак не меньше десяти-пятнадцати секунд, прежде чем он сумел сфокусировать взгляд и понять, где же находится.

Он лежал на диване в той самой гостиной с огромным книжным шкафом во всю стену и тюлевыми занавесками, что прикрывали балкон с рядами цветов на подоконнике. Квартира на Севастопольском проспекте, откуда они уходили на нижний план. Значит, они уже вернулись…

– Максим, – снова позвал он.

– Да, папа, – кто-то взял его за правую руку. Иван это почувствовал и вздрогнул, а потом попытался повернуться.

– Я же сказала, не дергайся, – снова зашипела Морошка. Её бледное лицо всплыло прямо над ним. Губы вытянуты в ниточку, глаза чуть прищурены, на скулах играют желваки. Было видно, что она сосредоточилась над чем-то очень важным, скользя руками вдоль его тела и едва касаясь пальцами. Там, где она касалась, Иван чувствовал тепло медленно растекающееся во все стороны.

«Она меня лечит, – сообразил Поводырь. – Наращивает новые кости и плоть взамен сгоревших».

И всё-таки он, не послушав её предупреждения, чуть повернул голову вправо. Новая вспышка боли. Зато он увидел Максима. Мальчик сидел на корточках у дивана и держал отца за руку.

– Макс… – опять повторил Иван, ничего другого сейчас просто не приходило в голову.

Мальчик только кивнул ему в ответ и чуть крепче сжал ладонь. Он, не мигая, смотрел на отца и взгляд этот совершенно не понравился Ивану. Воспоминания двухлетней давности подсказывали Поводырю совсем другое. Он привык видеть в глазах сына радость или печаль, иногда обиду, иногда задумчивость, иногда даже злость, но только не пустоту, как сейчас…

Нечто подобное ему приходилось встречать на войне, когда восемнадцатилетние мальчишки, лишь пару месяцев назад впервые взявшие в руки автомат, отходили после первого боя. Неважно, что это было, ночной обстрел блокпоста или засада, в которую угодила колонна, но взгляд у парней, переживших это впервые, всегда был одинаковый. Испуганный и одновременно отчаянно решительный, растерянный и в то же время готовый ко всему, усталый и вместе с тем беспокойный. Но при всём при том глаза их оставались бездонно пустыми. Весь этот противоречивый набор эмоций болтался в бездне, которую молодые ребята вдруг обнаруживали внутри себя, выжив в своём первом бою.

Однако всё что Иван видел до этого, не шло ни в какое сравнение с глазами его двенадцатилетнего сына. Взгляд у Максима был в сотни раз жёстче, печальнее, больнее.

«Глаза ребёнка, который прошёл через ад и вернулся обратно…»

– Прости меня, пап. Я не хотел, чтобы всё так было. Я… – он сбился, не зная, какие слова подобрать.

– Всё в порядке. Это был не ты. Я знаю.

– Нет. Это был я. Только мне было очень страшно.

– Ничего. Теперь всё будет хорошо, – чтобы как-то поддержать его, Иван сам попробовал сжать руку сыну, но тут же скривился от боли.

– Лежи спокойно, чтоб тебе пусто было! – опять подала голос Морошка. – Немного уже осталось.

Максим снова кивнул ему. Вот только глаза мальчика говорили о другом. Он был уверен, что хорошо уже никогда не будет. Иван перевёл взгляд в сторону и увидел Андрея, который сидел в кресле.

Милавин сгорбился, упёр локти в колени и безразлично смотрел прямо перед собой.

– Эй, – хрипло позвал его Поводырь.

Он не прореагировал.

– Андрей.

Только теперь Милавин вздрогнул и посмотрел на напарника.

– Что с Сашкой?

– Её здесь нет, – ответ был сухим и безжизненным.

Иван не знал, что сказать, но вместо него нашлась Волчья Невеста.

– Конечно, её здесь нет. Тебе же сказано было: ныне она живет за твой счёт и без тебя не сможет. Не следовало оставлять её здесь.

– Да, я знаю, – тихо откликнулся Андрей и опять уставился прямо перед собой.

– Спасибо тебе за Макса, – сказал Иван. – Без тебя я бы не справился. Я никогда этого не забуду.

Милавин несколько раз коротко кивнул, не глядя на собеседника.

– Если уж на то пошло, то это без меня вы бы не сдюжили, – усмехнулась Морошка. – Только благодарности, я так разумею, что вовек не дождусь.

– Ты своё получишь, я не сомневаюсь, – грубо отрезал Поводырь.

Но Волчья Невеста и не думала обижаться.

– Милый мой, – голос её звучал наигранно ласково и нежно, – это Изнанка. Здесь каждый рано или поздно получает то, что заслуживает.

– И он? – Иван взглядом указал на Милавина.

– И он тоже. Только сам ещё этого не понял… Ну, вроде всё…

Морошка в последний раз провела кончиками пальцев ему по лицу, будто стирала пот.

– Пробуй подняться.

Для начала Иван осторожно пошевелил пальцами рук и ног. Боли не было. В это не верилось, ведь ещё минуту назад малейшее движение заставляло его шипеть сквозь зубы и кривиться. Теперь совсем другое дело. Он подтянул правую руку, облокотился на неё и сел на диване. Макс помогал ему, всё ещё поддерживая за левое запястье. Поводырь оглядел собственное тело. Он полулежал нагишом, широко раскинув ноги в стороны. Кожа его была бледной, покрытой мурашками от холодного сквозняка, но при этом совершенно целой. Ни ожогов, ни шрамов, ни каких-либо других следов он не увидел. Что не говори, а Морошка своё дело знала.

Иван спустил ноги на пол, посидел так пару секунд, с удовольствием ощущая, как короткий ворс ковра щекочет стопы. Потом собрался с духом, оттолкнулся руками от дивана и встал во весь рост. Его чуть повело в сторону, однако Максим по-прежнему был рядом и поддержал отца.

– Давай-ка, я сам, – Поводырь мягко, но настойчиво высвободил запястье из его рук. Мальчик отступил чуть в сторону, готовый в любую секунду снова броситься на помощь.

Иван боязливо, напрягая все до единой мышцы, чуть поднял ногу, переставил вперёд и перенёс на неё вес тела. Всё прошло гладко. Следующий его шаг был уже более уверенным. А потом ещё, и ещё один.

– Отлично! – он развернулся лицом к Морошке, повёл плечами, несколько раз взмахнул руками. – Просто замечательно. Большое спасибо.