Из золотых полей - Александра Рипли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нэйт и Стэндиш были одеты безукоризненно: на обоих были модные укороченные сюртуки, брюки в мелкую полоску и ослепительно-белые рубашки. Прежде чем договариваться о встрече с принцем, Стэндиш прочел имена портных на коробках с новой одеждой Нэйта. Но, несмотря ни на что, Нэйт остался Нэйтом. Он отказался напомадить волосы, сказав, что помада слишком похожа на табачную смолу. Чесс оделась в одно из своих новых платьев с пышными рукавами, коротким треном, широким белым воротником и тугими белыми манжетами. Оно было темно-красного цвета и сшито из индийского ситца, что разительно отличало его от нарядов пастельных тонов, сшитых из органди[48], которые можно было увидеть на всех дамах лондонского света. Ее перчатки и маленькая шляпка были белого цвета и ничем не украшены, что тоже было непривычно. Она выглядела элегантной, серьезной и непохожей на других.
— Моя дорогая миссис Ричардсон, откройте мне, прошу вас, кто создал этот прелестный туалет, — сказала принцесса Александра и приставила к уху свою слуховую трубку.
— Его зовут Лютер Уитсел, мадам. Меня все о нем спрашивают, но вы первая, кому я назвала его имя.
Александра приложила палец к губам.
— Я не скажу его ни одной живой душе. Напишите мне, пожалуйста, его адрес. Моя фрейлина принесет вам перо и бумагу.
После того как принцу преподнесли сигареты, атмосфера на приеме сделалась совсем непринужденной. Принц пожелал непременно пожать Нэйту руку и хлопнуть его по спине.
— Стало быть, это вам Стэндиш обязан тем, что над ним уже два года все потешаются. Поздравляю вас, мистер Ричардсон, с этого малого не мешало немного сбить спесь.
Его королевское высочество подмигнул Стэндишу.
— Мне нравится ваш друг, Мефистофель. Представьте его ко двору во вторник, чтобы я мог и дальше с ним встречаться. Обратитесь к Посонби, он все устроит.
И принц снова сосредоточил внимание на Нэйте.
— Скажите, Ричардсон, вы любите стрелять?
— Только в дичь и в своих врагов, сэр.
— Это мне нравится. Жаль, я не могу сказать того же самого про себя: охота на врагов запрещена круглый год. А много ли в ваших краях фазанов?
— Немного. В основном мы охотимся на куропаток.
— У куропаток превосходное мясо. Я к нему неравнодушен.
Взгляд принца переместился на молодую женщину, стоящую невдалеке.
— Рад был с вами познакомиться, Ричардсон.
Нэйт понял, что аудиенция окончена, и отошел в сторону «чтобы дать ему возможность поохотиться», как он выразился позднее, описывая эту сцену Стэндишу и Чесс.
— Что вы думаете о нашем будущем короле?
— На первый взгляд он обычный славный малый, каких много. Но я бы не стал рисковать, проверяя, так это или нет.
— Вы весьма проницательны, Нэйт.
Стэндиш знал то, чего Нэйт и Чесс знать не могли. Во время их часового пребывания в Марлборо-хаус им выпала редкая возможность наблюдать принца Уэльского в ближнем кругу, включающем только его семью и друзей. Здесь было не более двадцати пяти человек, в том числе три дочери принца и его жена, принцесса Александра, с мешочком для рукоделия на коленях, да сверх того еще два щенка, которые выпрашивали объедки, оставшиеся после чаепития.
— Я смогу хвастаться беседой с принцем всю мою остальную жизнь, — сказала Чесс, — но я рада, что все уже окончилось. Знаешь, Рэндал, я решила не ходить на официальный прием.
— Какой официальный прием? — спросил Нэйт.
Когда Чесс объяснила, он весело рассмеялся, потом сказал:
— Боже, благослови Америку. Ты правильно сделаешь, что не пойдешь.
Лорд Рэндал кашлянул.
— Боюсь, что у вас, Нэйт, нет такого выбора. Во вторник вы должны быть представлены ко двору.
— Что? — Чесс не верила своим ушам. — Чтобы Нэйтен согласился нацепить шелковые панталоны до колен? Да никогда в жизни! — и она залилась смехом.
— А почему бы и нет? — сказал Нэйт. — Одними штанами больше, одними меньше. Я все равно уже накупил кучу парадных одежек. А на хозяев здешних табачных фирм это может произвести впечатление.
Он повернулся к Стэндишу.
— Рэндал, вы нам родня, может, поможете советом, а то я во всех этих ваших ухищрениях форменный сосунок — в Манчестере я это ясно понял. Я был бы очень рад, если бы вы мне растолковали, что надо делать, а чего не надо. Кстати, вы что-нибудь знаете о здешних табачных фирмах?
— Не знаю, но охотно узнаю. Но прежде всего я должен сказать вам, что дневной прием при дворе с присутствием одних мужчин, на который вы приглашены во вторник, нельзя пропускать ни при каких обстоятельствах. Е.К.В. сказал, что желает, чтобы на нем вы были представлены ко двору. Его желание — закон.
Нэйт нахмурился.
— Мне не нравится, когда мне указывают, что делать.
— Это никому не нравится. Но нам всем подчас приходится делать то, что нам неприятно.
Нэйт ухмыльнулся.
— Кажется, я ухватил суть дела. А где мне взять эти придворные штаны?
— Завтра я вас туда отвезу. Сам я всегда беру придворное платье напрокат, ведь оно используется не так уж часто. Если это может послужить вам утешением, я обязан сопровождать вас, а я презираю эти чертовы дневные приемы.
«Как спелись», — недовольно подумала Чесс. Это неправильно. Ее муж и ее любовник не должны быть друзьями.
* * *Предсказание Стэндиша оправдалось: вечернее представление в ресторане «Савоя» было необычайно эффектным. Каждая из театральных див явилась на обед в окружении своей собственной внушительной свиты и во всеоружии красоты и ослепительных нарядов.
Сара Бернар была в платье, так густо расшитом самоцветами, что, снятое, оно могло бы не висеть, а стоять.
В отличие от Бернар наряд Элеоноры Дузе был украшен не драгоценными камнями, а белыми оранжерейными камелиями. Юбка ее белого шифонового платья была вся усыпана цветами, и к широкому, плотно охватывающему шею бриллиантовому колье была прикреплена камелия. Она рисовалась своим успехом в пьесе Дюма-сына «Дама с камелиями».
Нелли Мельба, которой на следующей неделе предстояло петь в премьере «Травиаты», приняла вызов. Ее роль в опере была той же, что и у Дузе в пьесе. На ней было белое кисейное платье с четырехфутовым шлейфом; на платье жемчугом были вышиты белые цветы. Шлейф несли два пажа, одетые в белый атлас. Украшения Мельбы тоже были из жемчуга. Восемь ниток безупречных жемчужин обвивали ее шею и свешивались до талии, охваченной жемчужным поясом. В руке она держала огромный веер из страусовых перьев. Когда менеджер «Савоя» вел ее мимо столика, за которым сидела Дузе, одно из воздушных перьев вдруг каким-то образом отделилось от остальных и, кружась, поплыло по воздуху. Все взоры устремились к нему, когда оно на мгновение зависло над головой Дузе. Актриса не видела его. Когда оно наконец опустилось на пол за ее стулом, весь зал вздохнул с облегчением.